***
День был сер, уныл и трезв до чёрно-белости; грязный, без белой пушистости, снег лежал вперемешку со слякотью на дорогах уже несколько дней и становился всё грязнее с каждой проезжающей машиной.
Инженер в последний раз шёл на работу сложить, забрать вещи: скоро НИИ снесут. Всякие пустые банки-склянки были тяжелы и занимали много места, ездить туда-сюда не хотелось; ему бы взять только самых важных порошков и растворов, покончить с этим поскорее, чтобы не раздирать сердце до крови, не брать даже книг – только полистать немножко, щупая шершавость, даже не вчитываясь, просто смотря в знакомый шрифт и выцветшие иллюстрации.
Ему бы, может, уйти налегке, забрав только халат и белую шапочку. Ему бы, может, остаться здесь до той поры, пока не приедет экскаватор. Пока не приедет Игорь Катамаранов на экскаваторе.
Ну почему, зачем так вышло, что сносить его родной, вросший в его сущность институт едет Игорь – поменьше родной, но всё же?
***
«Проявив халатность, Игорь Натальевич Катамаранов перепутал улицы и снёс здание мэрии. Ведётся следствие», – типичными интонациями выговорил диктор, сжав незаконный демонтаж главного здания города в два предложения.
А тут, по мнению Игоря, никакой халатности не было – был только любовный холодный расчёт, убедительно-хитро прикрытый пьянством, как будто он всю жизнь пил только ради этого. Была только неистовая, ярая нежность к этому человечку, не расставшемуся со своей детской красногалстучной ответственностью – хотя та ответственность была не ради грамот и похвал, а ради высшей справедливости, и не важно, что эта птица летает там, куда не ступит ни один смертный.
У Инженера, ей-богу, такие забавные зрачки, когда он испугается; такие розовые щёки, когда его с толку собьёшь, засмущаешь своей похабной без похабщины наглостью; он так мило заикается, когда мысли мчатся во много раз быстрее слов; а о вкусе его губ он мог только мечтать, но ему представлялся медовый чай с ирисками. Он давно не пил чаю, но такой он бы выпил до дна и был бы рад обжечь им язык и горло да завернуться в клетчатый плед Кешиных объятий.
Этим днём Игорь всего лишь схватил за хвост птицу справедливости и оставил её перо под ковриком иннокентьевской двери.