Примечание
Ох как же он сожалел о потере своей первой по-настоящему родной семьи.
Не было подлинной близости между Дагуром и его сестрой. Это слишком очевидно. Она была менее остервенелой, эмоционально нестабильной и кровожадной. Была сильной и по-своему мудрой, но отнюдь не казалась хорошей собеседницей. Когда они собирались вместе, ужины всегда проходили в полной тишине. Хедер никогда и раньше не была болтливой, однако она стала более отстранённой и погружённой в себя именно после смерти матери. Дагур тоже изменился в ту роковую ночь, но к лучшему. Они оба были в полной растерянности, а затем, после кончины ещё и отца, их как наследников наделили полномочиями правителей. Однако Дагур и Хедер продолжали быть далеки от по-настоящему семейных отношений. В любом случае, они относились друг к другу как обычные знакомые. Ни меньше, ни больше.
Быть признанным членом семьи Дагура — того, кто отвергал многих людей, когда они задевали его хоть раз в своей жизни, — это самая высокая честь, которую берсерк мог только оказать.
Почему? Почему случилось так, что Иккинг стал именно тем, кто не был в состоянии понять всю серьёзность и искренность этого предложения? Хэддоку было дано всё доверие, достоинство и привязанность, которое Дагур был в состоянии выразить по отношению к парню. Берсерк был намерен наладить крепкий, дружный союз между их племенами. Однако Иккинг безо всяких сожалений ударил его протянутую руку, будто бы мужчина был не более значительным и не менее ничтожным, чем Ужасное Чудовище.
Почему?
Это обжигало изнутри, создавало невыносимую горечь, о существовании которой Дагур раньше даже и не подозревал. Но она была реальной. И даже более ощутимой, чем ненависть мужчины в сторону своего отца, но всё же восхищение Иккингом не сходило. Он хотел показать Хэддоку… что тот ошибается. Хотел вернуть его.
Они могут оставаться братьями, разве нет?
Почему?!
Почему Иккинг так предан чёртовой Ночной Фурии? Это же ужасный зверь, что он может предложить викингу такого, чего не может Дагур? Мужчина в состоянии обещать Хэддоку отношения, о которых тот только смеет мечтать. Зачем топтать на самом восходе что-то столь прекрасное?
Должно быть что-то не так с Иккингом.
Шествуя вокруг своего несчастного дракона, он вёл себя так, будто это был наиболее гуманный образ жизни, а политические взгляды являлись ничем иным, как сгустками пыли, что рассеивались вокруг его затуманенного разума! Да как он смеет? Дагур был в ярости. Хэддок, возможно, даже более сумасшедший, чем сам берсерк!
Потрачено множество ночей, проведённых в размышлениях об Иккинге. В размышлениях о том, чего они должны совместно достигнуть. В размышлениях о вещах, которые они должны завоевать и преодолеть. Не раз Дагура обдавало знойное покалывание. Он уже вдоволь наплакался в своём одиночестве. Берсерк был великим и злым принцем, а Иккинг, в свою очередь, был совершенно иным маленьким принцем с другого архипелага, который посмел отвергнуть его предложение.
Что Дагур сделал не так?
Мужчина чувствовал, что увядает, сгнивает изнутри. Его повышенное внимание к Иккингу перерастало в зависимость.
Дагур должен заполучить его.
И он это сделает.