Мир, в котором живёт Чанёль, идеален. Он альфа из состоятельной семьи, обеспечивающей ему его спокойное и счастливое будущее в достатке. У него есть, на первый взгляд, всё: собственный дом и машина, вкусная еда и модная одежда, служанки и личные повара, благодаря которым он может позабыть о хозяйственных делах навечно. Есть всё то, о чём мечтает каждый. Альфы ценятся в любой компании как более выносливый вид человека. Они умные и решительные, зачастую ничего не боящиеся и идущие напролом. Даже пол играет ему на руку, и Пак привык к тому, что все смотрят на него с восхищением.
Мир, в котором живёт Чанёль, идеален. Однако даже в нём есть недостаток — это боязнь довериться кому-либо, открыть свою душу и рассказать о своих проблемах. Когда-то давно вокруг него были толпы, сотни, тысячи людей. Но всего один год его жизни смог показать то, что все эти миллиарды личностей — никто. Пустышки, которым нужно от него только одно — деньги, и они готовы идти на любые жертвы, чтобы заполучить их. Даже доходить до убийств. Никому нет дела до его трудностей, никто не хочет помочь в трудную минуту. Они пользуются его слабостями, чтобы манипулировать. И в какой-то момент Чанёль сказал себе: «стоп». Приказал больше не общаться с такими и жить в одиночестве со своими подчинёнными и личной охраной. Закрыть в себе все чувства и не идти на поводу у глупого сердца, которым он, к сожалению, не умеет правильно любить, поддерживать и воспринимать жестокий мир.
Натыкаясь на одни и те же грабли, ему с каждым разом всё сложнее принимать это светлое, как все говорят, чувство. Куча книг рассказывает, что любовь — это то, что должен испытать каждый. Чанёль может с уверенностью заявить, что такой опыт он бы с удовольствием вычеркнул из своей жизни. Он ни к чему хорошему его не привёл. Показал лишь, что альфа слишком ранимый и чувствительный, принимающий всё близко к сердцу.
Если бы его кто-то научил контролировать себя и свои эмоции в детстве, может, всё было бы по-другому.
Однако в последнее время созданная десятью годами оборона одиночества начала рушиться. Отец предложил довольно интересную идею, которую альфа поддержал. Или просто был вынужден поддержать. Для того, чтобы его компания привлекала новых инвесторов, да и вообще для поднятия акций, он, как директор, довольно скудно смотрится на фоне белой стены без какого-либо партнёра в личной жизни. Отчего Пак-старший и предложил ему поискать такого или такую, желательно, омегу, что возвысит его перед остальными.
Почему омегу? Потому что альфа, привязавший к себе бету, выглядит не так величественно и статно, как альфа, который покорил низший слой общества, будто завёл собачку, что теперь бегает за ним хвостом и поднимает уши от одного только взгляда на себя, преданно хлопая глазками. Беты — сильные личности, и их добиться очень проблематично, а вот таких ничтожных омег — как два пальца об асфальт.
Так сказал отец, и Чанёль просто не может ему противоречить, хоть и считает иначе.
Со стороны задумка звучит глупо и несуразно. Смешно. Пак иногда ухмылялся абсурдности их с отцом плана, особенно тому, что в свою жизнь придётся впустить кого-то. Кого-то, кто его даже любить-то не будет, а всего лишь жить, но даже такой факт заставляет нервно передёргивать плечами и ёжиться от бегущих мурашек. Он ужасно волнуется. Для директора крупной компании он по неправильному сильно не любит людей и общение с ними. Лучше бы альфа в тот день предложил отцу другой путь, настаивая на своём, но идти на попятную нельзя.
Да и вряд ли бы отец согласился на что-то иное.
— Бён Бэкхён, — тычет Чанёль пальцем в фотографию, кладя перед отцом папку. Старший альфа хмурится и пододвигает её к себе ближе, раскрывая. Его выражение лица полно недовольства и сомнения сразу же, как только мужчина слышит имя. — Омега, двадцать три года. Сирота с подросткового возраста, без образования, жилья и каких-либо данных о себе за последние лет восемь. Перестал окончательно ходить в школу в четырнадцать. Это всё, что о нём известно, — с небольшой фотографии на мужчину смотрит криво улыбающийся омега, только перешедший в первый класс средней школы. — По словам людей в ночных клубах и барах, то в одном он довольно часто светится, — заканчивает, вспомнив ещё одну тонкость, Чанёль. Он вынимает небольшую фотографию омеги, сделанную случайно пьяным бетой, и отдаёт отцу.
Она смазанная и толком на ней ничего не видно. Только барный стол и стул с тонкой ножкой, на котором сидит омега. Он опирается одной рукой о стойку, а другой держит бокал, задумчиво рассматривая его содержимое. Красное вино красиво переливается на свету, отблёскивая из-за ярких двигающихся ламп. Бэкхён слегка закусил нижнюю губу, и это вкупе с его довольно расслабленной позой придаёт пикантности получившемуся снимку.
У него каштановые волосы в лёгком беспорядке, одежда на несколько размеров больше и уже порядком заношенная, но всё ещё держащая приличный вид. Тонкие руки с такими же аккуратными пальцами, что сжимают хрустальную ножку, и округлые бёдра, которые подчёркиваются тем, что парень закинул ногу на ногу. Обтягивающие джинсы добивают окончательно, идеально сидя на нём словно вторая кожа. Хоть он и выглядит как какая-нибудь последняя шлюха, но что-то милое проскальзывает в его нахмуренных бровях и сосредоточенном взгляде.
— И ты хочешь, чтобы это отродье играло роль твоего партнёра?
Отец кривится, проводя пальцами по уголкам фотографии, всматриваясь в предложенный Чанёлем вариант. Конечно, омега выглядит неплохо, но сомнения всё равно проскальзывают в голове, тем более что он, в частности к таким личностям, относится не слишком хорошо. А тут этот человек выглядит настолько открыто и развязно, что в горле встаёт ком. Ему нужны хорошие статьи про своего сына, а не кучи ярких заголовков, унижающих их семью из-за какого-то проходимца.
— Плюсов здесь больше, чем минусов. К примеру, информацию на него трудно добыть, — разгибает палец альфа, тут же находясь с ответом. Он ведь пришёл сюда не с бухты-барахты наткнувшись на самого первого, а после тщательного отбора. — Нет родственников, что сразу же снимает розыски и другие проблемы от них. Выглядит симпатично, а значит, что если его ещё причесать и одеть, то сможет статно выглядеть рядом со мной. Ну и обычно такие люди уже позабыли о славной жизни, так что он точно кинется ко мне в объятия. Естественно, что ни о какой близости между нами не может идти и речи, — добавляет в конце, прекрасно зная, что отец ему не позволит этого никогда в жизни. Не только из-за его прошлой пассии, но и из-за статуса.
Честно говоря, и сам Чанёль не теплится с ним сближаться.
Дверь в широкий кабинет открывается, словно становясь сигналом для минуты раздумья. Внутрь входит женщина, тут же замирая, едва успевает ступить на дорогущий ковёр в кабинете. Она нервно сжимает подол нежно-жёлтого платья, так идеально сидящего на ней, и заметно волнуется, поджимая губы. Пак-старший кивает, и омега проходит внутрь, садясь напротив Чанёля, аккуратно складывая руки на коленях. С интересом смотрит на документ, куда смотрят оба альфы, и тяжело вздыхает, понимая, что эту дурацкую идею они так и не забыли. А ведь она им тысячу раз пыталась сказать, что так поступать нельзя. Это не то что противозаконно и ущемляет права парня, но и с точки зрения морали ужасно плохо.
Правда, её в этом доме никто никогда не слушал. Так что исход события был предрешён.
— Ты хочешь что-то сказать? — замечает её печальный взгляд мужчина, грубо выплёвывая предложение. Женщина отрицательно вертит головой, слегка пугаясь его тона. Она не имеет права и слова против вставить, проглатывая своё мнение, вставшее тяжёлым комом в горле.
— Так что? Из всех омег, что я пересмотрел, этот идеально вписывается в нашу идею, — не замечая поведения отца, встревает Чанёль, вновь обращая внимание всех присутствующих на некого Бён Бэкхёна. Отец кладёт его фотографию из бара на стол и вздыхает, сцепляя руки в замок и прикрывая глаза. Ему нужно подумать, но времени всё меньше и меньше до званого вечера, где должны уже по традиции собраться все их партнёры. — Как тебе? — обращается к матери, склонившей голову и рассматривающей шёлковую ткань платья. Она резко выпрямляется и судорожно бегает глазами по столу, но замечает протянутую руку сына с фотографией.
Осторожно берет её из родных ладоней и долго смотрит, цепляя каждую деталь. Она знает, что у Чанёля хороший вкус, и это ещё раз подтверждается красотой найденного омеги. Только вот его задумчивое и слегка печальное лицо щемит сердце в догадках, почему он выглядит так. Как ужасно, что она в этой семье не имеет никакой ценности и не может сейчас взять и ударить по столу, останавливая своих самых любимых людей от этого глупого поступка.
— Он симпатичный, — криво улыбается она и отдаёт фотографию обратно. — Думаю, что все будут вас обсуждать как самую красивую пару.
Пак-старший смеряет её долгим и холодным взглядом, явно обдумывая сказанные женой слова, а после расцепляет руки и берёт ручку с листочком, записывая какие-то свои внезапные мысли. Чанёль преданно ждёт, косясь на две фотографии с разницей в десять лет. Мужчина следует примеру сына и, в конце концов, сдаётся, одобряя выбор. Всё же приведённые аргументы довольно сильные. Второго такого сыскать будет непросто, а тут подвернулся на их счастье. Теперь компания не только Пака-младшего, но и старшего приобретёт неплохую прибыль. Он даже жадно потирает руки, мечтательно представляя их успех. Это просто игра на публику, и в дальнейшем он точно найдёт достойную пассию своему сыну, что уже по-настоящему будет его второй половинкой.
☆☆☆
Мир, в котором живёт Бэкхён, не идеален. Здесь нет летающих машин, сверхвысоких технологий и всех тех мечт, о которых грезили десятки тысячелетий назад, когда только-только изобрели интернет. В этом мире живут альфы, беты и омеги. Новые разновидности полов людей, крайне отличающиеся от прошлых как названиями, так и физиологией. Первые занимают около двадцати пяти процентов населения, вторые — семьдесят, а омеги… Омеги занимают оставшиеся жалкие пять процентов.
Мир, в котором живёт Бэкхён, не идеален. Ведь здесь унижают омег, оскорбляют их, считают сосудами для рождения детей. Презираемые вокруг, они не могут найти нормальную работу, обзавестись настоящими друзьями, построить полноценную семью, потому что вокруг чёртовы стереотипники, не видящие дальше своего носа и мнения всего мира. Они привыкли придерживаться того образа, которое уже давно построило общество, и не хотят принимать то, что омеги тоже люди и тоже имеют права.
Мир, в котором живет Бэкхён, не идеален.
Ведь Бэкхён — омега.
И ему такое положение никогда не нравилось. Терпеть издевательства в школе, тычки пальцами и мерзкий хохот, похабные слова и разные виды приставаний от нелепых поглаживаний по волосам до избиения или что хуже — изнасилования. Все женщины, боровшиеся в прошлом за свои права и отстоявшие их, не думали, что когда-то в будущем мир эволюционирует и теперь слабым полом будут считать абсолютно других людей. Просто потому, что у них есть течка, есть сбивающий с ног запах, есть округлые черты тела и нежная кожа. Есть всё то, чего нет у похотливых животных вокруг.
Из-за этого Бёну очень часто кажется, что их мир стоит на месте уже тысячу лет, если не больше. Нет никакого прогресса, никаких изменений и законов, усмиряющих альф и бет, которые при слове «омега» начинают трястись и пускать слюни. Будто собаки Павлова они тянут свои руки, стоит только вдохнуть манящий запах, так резко отличающийся от их. Ему кажется, что нет уже нормальных людей, живущих со своим мнением и взглядами, или если сказать коротко — с мозгами.
Удар под колени, в бок, и Бэкхён падает на пол, шипя. Отдаёт ужасной пульсирующей болью в виске. Тяжёлая ладонь ложится на голову и хватает за каштановые пряди, грубо заставляя его вновь подняться на ноги. Двое амбалов хватают под локти, и Бён безвольно висит на них, чувствуя металлический привкус во рту от лопнувшей случайно губы. Кровь тонкой дорожкой течёт по подбородку, застывая где-то под ним.
И как он смог такое допустить?
Альфа вальяжно восседает на кожаном диване клуба, перекинув ногу на ногу, и курит дорогущую сигару, от запаха которой хотелось блевать. Он тушит её о руку ближайшего охранника, и тот ни капли не удивляется, оставаясь стоять с абсолютно невозмутимым выражением лица. Мужчина одёргивает пиджак, явно купленный в каком-нибудь престижном магазине, и подходит ближе, сжимая подбородок омеги и насильно поднимая его голову, заглядывая в глаза.
— Отпустите, — дрожащим голосом молит Бэкхён, еле держась на ногах.
Голову заполоняют разные варианты того, что может сейчас случиться. Скорее, единственный — это неминуемая смерть. Его убьют, четвертуют или, может, продадут на чёрный рынок, чтобы вернуть сумму, которую он стащил у этого альфы неделю назад. Мысль о том, что здравый смысл говорил не делать этого, сейчас добивает и съедает изнутри. Он не привык молить или просить о пощаде, но в данный момент это единственный выход, который с малой вероятностью может сработать. К чёрту гордость, ему бы остаться живым и не изнасилованным этим мудаком напротив.
— Отпустить? Тебя? Не-ет, — весело тянет он и садится обратно, доставая ещё одну сигарету. В комнате стоит удушающая жара, и по его лицу медленно текут капли пота. Противно. К этому всему ещё и прибавляется мерзкий запах табака. Бэкхён чувствует подступающий к горлу ком. — Ты больше никогда не будешь свободным, Бэкхён. Ты доигрался. Думал, что можешь так обхитрить любого альфу? Можешь. Но не меня. Эта игра закончилась.
— Вы не понимаете! — искренне восклицает омега, пытаясь хоть как-то достучаться до непоколебимого альфы.
— Я и не хочу понимать! — рявкает он, что стены содрогаются, как и сам Бэкхён, испуганно вскидывая голову.
Он делает шаг назад, но сильные руки охранников не дают и шевельнуться, утягивая его на прежнее место. Ещё один удар с локтя в бок, и Бён задыхается. Боль пронзает всё тело, предыдущие места ударов, словно сговорившись, начинают гудеть. Слёзы душат, как и ароматы этих альф. Он сглатывает и смотрит на свои дрожащие пальцы.
Есть только один шанс.
Всё или ничего.
Сжимает кулаки и глядит горящими глазами на этого жирного мудака, который снимает с себя свой белый пиджак и начинает расстёгивать верхние пуговицы на рубашке. Сейчас Бэкхён готов поверить во всех существующих Богов, во все сверхъестественные силы, потому что вероятность его спасения своими же силами очень близка к нулю. Нужно торопиться. Пряжка альфы звянькает, и двое охранников с силой толкают его прямо к довольному мужчине, отпуская руки. Бэкхён запинается о собственные ноги и в испуге смотрит в его ухмыляющееся лицо.
Пора.
Левый локоть бьёт по ребрам одного, а кулак правой устремляется в нос второго. Слышится хруст и отчаянный вопль. Этот старый извращенец получает тонкими пальцами по глазам, тут же оседая и взвывая. Бэкхён, не сомневаясь ни секунды, разворачивается и буквально сносит дверь всем телом, еле как отбиваясь от ещё двух альф, стоявших за ней, оставляя у них в руках свою джинсовку. Позади шум и гам, слышится лязганье оружий, и сердце Бёна ухает вниз.
Омега на всех парах бежит по лестнице, скользя ладонями по гладким перилам, стараясь не оглядываться. Затылком чувствует, что за ним несётся целая орава людей в костюмах. Парень с горем пополам протискивается сквозь кучу танцующих людей, визжащих, когда следом пробегают вооруженные бойцы. Голова кружится, а ноги слабеют, но Бён берёт себя в руки, выпадая из входных дверей и едва не угождая лицом в асфальт, сгибаясь в три погибели. Он мчит за угол, слыша позади себя громкий топот и противный голос этого богача:
— Схватить его!
Первый выстрел заставляет сердце биться с такой скоростью, что вот-вот проломит грудную клетку. Страх окутывает с головы до пят, и парень уже не разбирает, куда бежит, желая лишь выжить и скрыться в каком-нибудь закоулке. Глаза блестят от подступающих слёз, когда пуля пролетает совсем рядом, вписываясь в дорожный знак и пробивая его насквозь. Он огибает столб с ним, цепляясь одной рукой и едва не поскальзываясь на какой-то жиже, похожей на собачье дерьмо.
За что ему всё это?
Он бежит на последнем издыхании, коря себя за то, что не любит заниматься физкультурой, да и вообще не пошёл на какие-нибудь специальные курсы самообороны, применяя методы, взятые с простых роликов в Интернете. Бегать от пуль — это ужасная и не приводящая ни к чему хорошему идея. Всё равно что бежать от мчащейся на тебя со скоростью света машины. Дыхание спирает, и он позволяет себе остановиться за ближайшим углом, слыша, что топот отдалился.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Голова идёт кругом, а перед глазами всё плывёт. Сердце бьётся как сумасшедшее, заходится в огненном ритме, отстукивая во всех частях тела. Он не понимает, что сейчас его переполняет — адреналин или липкий страх, что сжимает свою руку у него на горле и давит. Давит. Давит. Сделав ещё один глубокий вдох, парень шагает в сторону, проходя к углу и осторожно выглядывая.
Всё вокруг подозрительно затихло.
Его запах, поди, сейчас сильный и острый от переживаемых эмоций, а куче альф его найти будет — как пальцами щёлкнуть. Это понимание угнетает. Омегу найдут даже за тридевять земель, ведь нюх альф уж очень чуткий. А тут этих альф целая толпа, и они явно находятся по всему городу. Если бы у него было средство скрыть свой аромат, то он бы непременно воспользовался этим.
Вновь прислонившись спиной к стене, Бэкхён продолжает приводить дыхание в норму, прикрыв глаза. Видит мелькающие разноцветные кружки, живот сводит где-то справа, проламывает, а горло першит. Окончательно добивает противный писк в ушах. Давление подскочило, все звуки смешались и стали звучать где-то на периферии сознания. Состояние на твердую единицу из ста. Его до этого хорошо побили, и как у него взялись силы на кулаки и бег — непонятно.
— А вот и ты, — в самое ухо, и Бэкхён испуганно делает вдох, ощущая сильный запах этого жирдяя. Открывает глаза и видит его сальную кожу и стекающий пот, нахальную улыбку, которую так и чешется стереть с этой противной рожи. В горле опять собирается противный ком, а сердце ухает вниз, отстукивая уже где-то в холодном чёрном асфальте.
— Нет, — шепчет он и даже прикрывает веки, надеясь, что, открыв их, он увидит перед собой пустоту. Надеясь, что это просто его больное воображение.
— Да, — рычит в ответ альфа и хватает его за тонкое запястье, грубо отдёргивая от стены. На плечи ложатся тяжёлые руки двух амбалов, которым он недавно залепил, а к виску — холодное дуло пистолета, от пуль которых он так удачно сбегал. — А ты довольно прыткий. Ну ничего, — ведёт рукой по его щеке, смотря настолько отвратительно и злобно, что Бэкхён в самом деле пугается его дальнейших слов, — я и трупов неплохо трахаю.
Бён забывает, как дышать, приоткрывая рот и пытаясь глотнуть хоть каплю воздуха. Но не идёт. Его всего начинает трясти от осознания того, что сейчас всё закончится. Он много раз пытался свести счёты с жизнью, но стоя со смертью лицом к лицу понимает, что готов хоть ещё лет пятьдесят прожить так, как живёт сейчас. Щелчок затвора, и все мысли вылетают из головы разом. Он слабеет в руках двух мужчин, зажмуривая глаза. Из такой ситуации ему точно не сбежать.
Это конец.
Доигрался.
— Убери оружие, — звучит сбоку, и мужчина переводит взгляд вправо, с диким отвращением облизывая губы. — Я тебе сказал убрать оружие, — повторяет Чанёль, наведя прицел на него. Его брови нахмурены, а руки напряжены. Всё выглядит как дешёвый фильм про киллеров и их разборки во дворах какого-нибудь богатенького района. А Бэкхён — та самая жертва, которую по счастливой случайности сейчас спасают.
— О, Пак, — дьявольская улыбка расползается на его блестящем от выступившего пота лице, и он рукой приказывает убрать дуло от виска парнишки. — Так это один из твоих прихвостней? — кивает на омегу, что всё не хочет открывать глаза, в панике слушая их разговор. — Решил играть по-чёрному? Думал, я не узнаю о твоих хитрых махинациях? Списать такую крупную сумму денег… Да такое только слепой не заметит. Хотя, мне кажется, что он даже прозреет в такой ситуации, — чуть ли не рычит Ли, и его охрана наводит прицелы на Чанёля. От лязганья оружия Бэкхёну становится плохо. Боже, он в эту минуту переживает такой страх, что будет вспоминать его всю жизнь.
Если она сейчас, правда, не кончится.
— Ты, кажется, не боишься ничего, да? — сквозь зубы выплёвывает Пак и делает шаг вперёд. — Не думай, что я сейчас не в себе и не понимаю, что делаю, — с ближайшего здания сверкает линза наведённой снайперской винтовки. Ли кидает туда взгляд и сплёвывает, засовывая руки в карманы и вальяжно идя к альфе навстречу. — Не заставляй снести тебе голову.
— И кто же этот парнишка? — щурит глаза и ехидно улыбается одним уголком губ. Что-что, а защищающий этого бомжа с улицы Пак — редкое явление, точнее, просто невозможное, как казалось ему раньше.
— Мой омега.
Вся ситуация выходит из-под контроля. Ли ведь теперь может разболтать всем на свете, что он этого омегу подобрал с улицы, а Паку такого точно не надо. Он судорожно перебирает возможные идеи, как сгладить эту неувязку в будущем. Правильнее всего — это сказать что-то сейчас и лучше всего лгать. Ему нужен этот Бён позарез. Дать Ли забрать его — это обречь себя на ещё годы поиска соответствующего человека. Нельзя упускать добычу, когда она уже висит на крючке.
Бэкхён от таких слов резко распахивает глаза и выдыхает, нервно усмехаясь. Омега? Чей? Его? Ему хочется рассмеяться и втащить обоим за то, что они обращаются с ним как с каким-то товаром на прилавке. Не хватает только чека и гарантии на возврат. Всё внутри сжимается и начинает полыхать диким огнём от одной только мысли о том, что ситуация сейчас крайне безвыходная, и он с этим ничего не может поделать.
— Твой омега? — Ли громко смеётся, а за ним и вся банда качков, что замолкает сразу же, как прикрывает рот их босс. — Я попробую допустить такой вариант. Но в любом случае, он мой, Пак. Знаешь, сколько он мне должен? Не заставляй меня снести голову тебе, — акцентирует внимание на чужой фразе и глубоко вдыхает.
— И сколько же? — спокойно спрашивает альфа, рассматривая теперь Бэкхёна с головы до пят. Его разбитую губу, застывшую дорожку крови на подбородке, да и вообще полностью помятый вид. На фотографии он ещё ребенок, а на той из клуба — слишком нечётко выделен. Сейчас же Пак может увидеть своего лживого партнера полностью. И сказать честно, он даже удивлён, что тот настолько красивый. — Сколько он тебе задолжал? — повторяет свой вопрос, переводя взгляд на мужчину.
— Пятнадцать миллионов.
— Долларов?
— Вон.
— Да, — тянет, — с долларами было бы сложнее, — замолкает, начиная искать что-то в своих карманах. Это длится, кажется, целую вечность. Тишина давит на Бэкхёна, у которого всё внутри норовит взорваться от такой несправедливости. — Хорошо, — произносит он так внезапно, что даже двое мужиков позади Бёна чуть вздрагивают. — Я забираю его, а свои жалкие деньги получишь обратно, — от этих слов мышцы на лице Ли дёргаются, выдавая всю его агрессивную настроенность. — Что-то не так? Ты хочешь сказать что-то против этого? — провоцирует Пак тихим голосом. Говорит медленно и очень низким басом.
Лицо мужчины выражает самые яркие краски ненависти, но он понимает, что сейчас, именно сейчас, не может никак ему ответить и пойти против этого мерзотного Пака. Хоть тот и сказал, что выплатит всю сумму, но это означает лишь то, что он будет привязан к этому альфе и в любой момент может оказаться должным ему эти деньги обратно. Он сплёвывает на тёмный асфальт и резко разворачивается, удаляясь за угол здания.
Щелчок пальцев, и двое амбалов выпускают из рук Бэкхёна, грубо отталкивая его вперед. Парень запинается о свои ноги и шипит, опять едва не угождая лицом в этот проклятый асфальт.
Голова до сих пор слегка кружится, и он опирается на колени, пытаясь вернуть раздвоенное изображение обратно к одному-единственному верному. Сердце всё так и продолжает громыхать, отдавая в висках, никак не может успокоиться и перестать волноваться. Только вот волнуется ли он сейчас или это от ярости, Бэкхёну до конца неизвестно.
Он выпрямляется и смотрит на альфу, что глядит вслед Ли, сунув руки в карманы узких чёрных брюк. Цепляет взглядом дорогущие часы, идеально уложенную причёску светлых волос и горько усмехается, вытягивая руку вперёд и тыча в него пальцем. Чанёль замечает краем глаза его действия и обращает внимание, удивлённо вскидывая бровь.
— Это ваши альфьи причуды, да? Похотливые животные, думал, что купил меня? — выдает громко омега, не сдерживая дергающиеся уголки губ. Он будто выпускает иглы и смотрит с таким отвращением и ненавистью, что становится немного не по себе. — Не-ет, — лихорадочно тянет, — пошел ты на хуй, понял? — произносит по слогам, с каждым всё повышая голос, и смеётся в конце. Но как-то неуверенно и со страхом. — Мне плевать, что ты перевёл ему кучу денег, мне плевать, что ты уже себе нафантазировал. Ты ёбнутый альфа, такой же, как и все остальные!
Чанёль кривится от его слов, стараясь пропускать их мимо ушей, однако получается плохо. Его поведение сбивает с толку. Всё опять идёт не по плану, который они так тщательно продумали с отцом. Началось всё с бара, из которого Бён вылетел, преследуемый кучей людей, а заканчивается вот такой приятной встречей, где тот должен был кинуться своему спасителю в объятия. Однако Бэкхён кидается в него разве что противными словечками и своей явной агрессией.
— Чего молчишь? Конечно, вам же от нас только это и нужно, правда? — всплёскивает руками от негодования. — Только блядский секс и вязка, от которой голова кругом, не так ли? Кидаетесь омегами как товаром, совсем наплевав на наше мнение. Я разве просил тебя о чём-то сейчас? Разве просил тебя выплачивать за меня эту грёбаную сумму? Ты ещё и возомнил себя моим альфой, как противно это звучит, — он сжимает пряди волос, делая два шага назад.
— Закройся, — говорит, как отрубает, Чанёль, сжимая челюсти. Однако Бэкхён его не слышит.
— Лучше бы я сдох, чем видеть, в какой я заднице сейчас.
Пак не выдерживает и настигает его в пару шагов, хватая за предплечье и разворачивая, прижимая к себе спиной. Применяет удушающий прием, чувствуя, как сильно впивается ему в кожу пальцами Бён. Он кряхтит и дёргается в его руках, стараясь отбиваться ногами.
— Ты можешь считать меня кем угодно. Уродом, сволочью, скотиной, сукой той же, которая испортила тебе жизнь, — шепчет в его аккуратное ушко. Бэкхён скрипит зубами и вертит головой, стараясь отвязаться от такой ужасной близости. Его запах окутывает с головы до ног, такой противный, липкий, приторный, что ложится на язык, а горло сводит от количества сахара и желания выпить огромный стакан воды. — Но у тебя нет выбора. Всё было предопределено заранее, и ты будешь делать то, что я скажу, понял? Даже если я захочу тебя выебать, то ты согласишься, иначе, — он приподнимает его голову, чтобы парень увидел снайпера на крыше, которого он любезно показывал богачу, — он доведёт дело Ли до конца.
Пак отпускает его, и омега падает на четвереньки, судорожно делая глубокие вдохи.
— Все вы одинаковые бляди, — чертыхается он и приподнимается, чтобы сесть, но не получается. Рука противно соскальзывает по дряхлому асфальту, царапая ладонь. Утыкается лбом в холодный бетон, часто дыша. Чанёль приседает рядом, хватая его за волосы на затылке и заставляя закинуть голову, чтобы взглянуть в его глаза.
— То же самое могу сказать и про тебя.
— Пошел ты, понял? — плюёт ему в лицо, и Чанёль отпускает его волосы, стирая со щеки слюну, кривясь. Да что он себе позволяет? Неведомая ярость окутывает альфу с ног до головы, и он хочет его пнуть да посильнее, чтобы тот не вёл себя так. Встаёт и замахивается, но останавливается мыском ботинка в нескольких миллиметрах, чертыхаясь. — Что? — ухмыляется Бэкхён, заваливаясь на спину, понимая, что не в силах подняться. — Смелости не хватило?
В ответ на это Пак смотрит на него долгим и нечитаемым взглядом сверху вниз. Подходит вплотную и разглядывает его нахальное лицо, всё в грязи и крови от лопнувшей губы, что снова начала кровоточить. Но даже так он, по-божески, красив, лежащий на этом тёмном асфальте, раскинув руки, и Чанёль ничего не может с этим поделать. Он тяжко вздыхает и отходит на шаг назад.
— В машину его, — командует строгим голосом, что пригвождает Бёна к земле насовсем. И опять этот удушающий приторный запах, от которого ему хочется выплюнуть все свои внутренности. Он такой не подходящий этому мудаку, что скулы сводит. Бэкхёна тут же хватают за руки, скручивают их за спиной, связывая плотной верёвкой, а после поднимают на ноги. Толкают грубо в спину в сторону раскрытой двери задних сидений и заваливают на кожаные сидения, не заботясь о том, что парень ударяется головой о дверь.
— Ненавижу, — сквозь зубы шипит Бён, брыкаясь, чтобы освободить руки, но всё тщетно.
— Поверь, ты мне тоже уже не слишком нравишься, — отвечает Пак, садясь рядом с ним и пристёгиваясь. На передние сидения плюхаются двое незнакомых людей, один из которых заводит машину. Чанёль достаёт из отделения на спинке небольшую тряпочку и маленький флакончик. Бён замечает эти хитрые действия и падает прямо на него, выбивая эту склянку из рук.
— Сука, решил меня утихомирить? — Чанёль гневно делает вдох и поднимает выпавшую перекись водорода, начиная жалеть, что вообще ему эта глупая мысль пришла в голову. — Я не дамся вам, поняли? — окидывает взглядом всех в машине и вновь пихает альфу локтем с такой силой, что Пак шипит от тупой боли. Он хватает его за плечо и прижимает с силой к двери, прикладывая небольшой кусок ткани на его губу, всё не прекращающей лить ярко-красную кровь, стекающую по подбородку. — Ах ты, падла! — верещит Бён и ещё больше начинает извиваться в его руках, пока не ощущает знакомый аромат.
— Придурок, — фыркает Чанёль и отодвигается, развязав его руки.
— Босс, может, не надо? — басит водитель.
— Дальше машины всё равно не уйдёт. Не надо было связывать их, я же не просил, — произносит он спокойно и немного отстранённо.
Бэкхён отодвигает смоченный в перекиси кусок тряпки и смотрит на собственную кровь, тяжело выдыхая. Прикладывает её к разбитым костяшкам и косо глядит на Пака, что откинулся и листает в своём телефоне новости. Атмосфера такая, будто ничего криминального не происходит. Будто всё идёт своим чередом и в рамках дозволенного. Это дико злит Бёна, и он рвётся вперёд, окольцовывая руками шею впереди сидящего альфы и прижимая его к спинке сидения.
— Откройте ёбаную машину или я его задушу, — для наглядности сильнее стискивает его, не понимая, почему никто не дёргается, а автомобиль продолжает спокойно ехать дальше.
— Сехун, прекращай цирк устраивать, — кидает водитель, после чего альфа резко тянет за руки омегу на себя, слыша громкий стук его головы о сидение. Бэкхён испуганно отодвигается и едва дышит от сильного удара, прислоняя руку ко лбу. Перед глазами едет ещё хлеще, и последнее, что он видит — всё такое же бесстрастное и холодное лицо Чанёля, так и не обратившего на него никакого внимания.