Примечание
— Вот, молодая госпожа, — пролепетал Сюаньюй, пропуская Яньли в выделенные ему покои в отдаленной и откровенно более бедной части Башни Золотого Карпа. Прежде чем закрыть двери, мальчишка внимательно огляделся, выискивая непонятную Яньли угрозу.
Несмотря на дневное время, ставни были закрыты наглухо, внутри тяжело пахло сладкими благовониями, свечной гарью и расплавленным воском. Казалось, Сюаньюй вообще не проветривает комнату, Яньли насилу поборола себя, чтобы не зажать нос рукой.
— Как, говоришь, к тебе попали эти письма? — спросила она, разглядывая царящий вокруг беспорядок: обрывки талисманов, поломанные ароматические палочки, восковые шарики с налипшими на них волосками. Доверия к мальчишке у нее все еще не было, но эта картина немного смягчила сердце.
Оторванный от матери отцом, которого он до этого никогда не видел, поселенный, нет, скорее брошенный в дальней части резиденции Ордена, как не оправдавший надежд отпрыск. К нему, судя по всему, не заглядывали даже слуги… Несчастный ребенок.
— Господин Цзинь… Брат Гуанъяо, — исправился Сюаньюй. Он говорил и одновременно копался в сваленном на низком столике мусоре — иначе эту кучу вещей Яньли назвать затруднялась. — попросил меня выкинуть бумаги. Назвал их истекшей бухгалтерией… Но, молодая госпожа, разве бухгалтерские книги заполняют кровью?
Она на это лишь хмыкнула. Мальчишка желал — горел поговорить хоть с кем-нибудь, мешать Яньли не стала.
— Сначала я думал, это остатки талисманов с последней Ночной охоты. А потом наткнулся на имя молодой госпожи и… Главы Цзян.
Сюаньюй шумно выдохнул, вытаскивая на свет ворох измятых листов, пробежав по ним взглядом, он вытянул один и протянул его Яньли.
— Извините, что она так выглядит, боюсь, что за мной следят, если брат Гуанъяо узнает, что я не выбросил бумаги…
Мальчишка выглядел полубезумным, стоя среди гор бесполезных изломанных вещей, пламя свечей жутко отражалось в лихорадочно горящих глазах.
— Я никому не скажу, — пообещала Яньли, разглаживая листок с обращением «Цзян Чэн, мелкий ты паршивец…»
— Ага, — просто согласился Сюаньюй, вдруг как-то сдувшийся и поникший, словно до этого он был одержим, а сейчас дух покинул тело.
— Отдохни, поспи. Хочешь, я пришлю доверенных служанок, прибывших со мной из Пристани Лотоса, они приведут тут все в порядок, — мягко уговаривала она, отступая к двери, письмо жгло ладони, хотелось быстрее оказаться в своих покоях и прочитать. Еще один кусочек А-Сяня… Мальчишку, хоть и жалко, но брат важнее в стократ.
— Молодая госпожа, — встрепенулся Сюаньюй, Яньли прикусила внутреннюю сторону щеки от досады, ей почти удалось ускользнуть, пока юноша пребывал в странном оцепенении. — У меня есть кое-что еще. Я не смог открыть, но, может, господа заклинатели преуспеют?
Голубую коробочку с узором облаков, напоминающих узор клана Гусу Лань, Сюаньюй нашел быстро. Скорее, даже не искал, а точно знал, где она лежит в окружающем хаосе. Внутри что-то легко ударилось о стенки, стоило Яньли тряхнуть коробочку. Словно еще какие-то бумаги…
— Спасибо, Сюаньюй, — поблагодарила она, вываливаясь, наконец, из удушливой полутьмы на свежий воздух под солнечный свет. Мальчишка не удостоил ее даже кивком, снова окунувшись в транс.
Да все равно.
***
Как Яньли и обещала, она увезла А-Лина и А-Сюаня в Пристань Лотоса сразу, как только муж немного оправился и мог выдержать долгий путь в тряской повозке.
Брат встречал их в полном облачении главы Ордена, хотя солнце палило нещадно. Он уже знал, что Яньли везет кое-что — она не упоминала, что именно, разве что упомянула имя Вэй Усяня, и пребывал в нетерпеливым напряжении. А-Лин, испугавшись вспышек Цзядяня, даже не поздоровался с дядюшкой, пробежал мимо направляясь к гостевым комнатам, ожидая застать там своего друга — Лань Юаня. Цзян Чэн мотнул головой в качестве приветствия.
— Ханьгуан-цзюнь тоже здесь? — поинтересовалась Яньли, поддерживая мужа, пусть в этом и не было нужды.
— А где ему еще быть, — фыркнул брат, — скоро совсем сюда переселится, и останется в Гусу Лань только один Нефрит, так же как и в Пристани Лотоса… — он осекся и рвано выдохнул.
Яньли сжала его запястье, повисшее во влажном воздухе: «как и в Пристани Лотоса остался один герой» мешало свободно вдохнуть.
— А выгнать ты его не можешь?
Ее муж иногда был до ужасного нетактичен и слеп…
— А-Сюань, тебе лучше пойти в приготовленные покои и прилечь, — с улыбкой приказала Яньли.
Ей нужно было поговорить с братом, они нуждались в том, чтобы объединить свое горе в одно, а затем разделить, сделав его легче.
А-Сюань посмотрел недоуменно на нее, обескураженный резкостью в ласковом голосе, но покорно кивнул.
— Я… Хорошо. Найду Цзинь Лина.
— Он в гостевых покоях Ханьгуан-цзюня, — крикнул ему в спину Цзян Чэн. — Что ты привезла?
Яньли вынула из рукава шуршащий ворох писем.
— Весточку от А-Сяня, А-Чэн.
Взметнувшаяся во взгляде брата боль ударила по ней втройне.
Они заперлись в комнате, принадлежащей А-Сяню, устроились на его старой кровати, она немного рассохлась от времени и скрипела при малейшем движении. Два вырезанных на изголовье человечка обнимались, неподвластные времени и страданиям, нашедшие утешение друг в друге. Яньли на миг ощутила присутствие А-Сяня рядом, словно он сидит за их спинами и сейчас обхватит за шею, прижимаясь и лепеча всякие глупости…
— Покрывало пришлось заказать новое, — проворчал Цзян Чэн, пробегая глазами по первому письму, — то жуки пожрали, но это точно такое же. Нет, цзезце, ты только послушай: «Я ранил Цзян Чэна, и мне очень жаль». А мне, думаешь, не жаль было? Да лучше бы я кишки выпустил вэньскому ублюдку, все равно мертвый…
— А-Чэн, — укорила Яньли, — А-Сянь защищал этих людей. И молодого господина Вэня тоже.
— А я?! — Цзян Чэн неосознанно сжал тонкую бумагу, порвав в нескольких местах. — Почему, цзецзе?.. Разве я не хотел защитить брата? Почему все так обернулось?
Она аккуратно забрала из судорожно сведенных пальцев А-Чэна письмо и облегченно выдохнула, поняв, что ни один иероглиф не повредился.
— Я думаю об этом каждый день. Каждый чертов день! Просыпаюсь — а в голове только одна мысль «а что, если»! — Цзян Чэн совсем не заметил ее действий, сидел, уставившись на целующихся человечков, и кричал, казалось на них, а не на себя. — Как же бесишь, Вэй Усянь! Где еще одно письмо?
Яньли без слов протянула все, адресованное А-Чэну она заблаговременно оставила напоследок.
— Этот ребенок… Лань Ванцзи такой же отвратительный отец, как и Вэй Усянь — оба закапывают его во что-нибудь… Кролики, цзецзе, Ханьгуан-цзюнь обкладывает мальчика кроликами, — бормотал он. Каждый лист брат просматривал несколько раз, цепляясь так, словно это были отвороты одежд Вэй Усяня. Словно тот еще жив.
Яньли понимала, что чувствует брат — кучу всего: вину, раскаяние, сдавливающее горло облегчение от того, что даже там — на Погребальных Холмах, Вэй Усянь помнил о них. Всегда любил их, несмотря ни на что.
— Этот придурок реально думал, что Лань Ванцзи ненавидит его? Тот человек, которого я пинками выгоняю из Храма Предков каждый вечер — ненавидит? — Цзян Чэн хрипло и невесело рассмеялся. — А знаешь, цзецзе, я помню, как орал на него, чтобы не раздражал Лань Ванцзи… А он не раздражал. Да если бы я знал, то еще тогда, на почтовой станции, сдал бы этого неугомонного на руки Ханьгуан-цзюню, пусть бы забрал в свой Гусу и вылечил.
— Я и Вэнь Цин?
— Тебе нравилась дева Вэнь, не отрицай это, А-Чэн.
Цзян Чэн отбросил третье письмо, будто то горело в его руках. Крепко сжал кулаки, поливая фиолетовыми холодными искрами Цзыдяня колени. А у Яньли вдруг заколотилось сердце от чудовищного осознания, раньше она не предавала это значения, посчитав неважным — важен только А-Сянь. Но ее родной брат потерял не только Вэй Усяня, но и симпатичную ему девушку. Она сохранила свою семью целой, Цзян Чэн — потерял одну из возможностей ее создания. Яньли обняла брата, прижав его голову к груди, совсем как тогда, когда он был еще маленьким ворчливым ребенком. Слов не требовалось, да их и не было — боль украла их все себе.
Четвертое письмо они читали вдвоем, оно светлым лучиком просияло в кромешной тьме, А-Чэн только покачал головой на восторженные оды брата в честь Лань Ванцзи.
— Мы будем показывать это Ханьгуан-цзюню? — спросил он. Его взгляд снова уцепился за имя Вэнь Цин и стал немного стеклянным.
— Ты глава Ордена, тебе и решать, — улыбнулась Яньли, немного разряжая атмосферу. — Хотя, думаю, для Ханьгуан-цзюня А-Сянь приготовил особый подарок.
Она так и не смогла открыть загадочную голубую коробочку. Но ее золотое ядро было слабо, может, как и сказал Сюаньюй, сильный заклинатель сможет добраться до содержимого. А если нет — то значит и не надо.
Пятое письмо Цзян Чэн смял безо всякой жалости, хорошо хоть не испепелил мгновенно, Яньли не желала потерять ни частички А-Сяня.
— Он знал, что умрет, — безжизненным голосом повторил последние строчки Цзян Чэн. — Чтобы я не сделал, он бы ушел. Он всегда бросает меня. Почему, цзецзе? Ради Лань Ванцзи. Ради Вэней. Ради…
— Прочти последнее, — мягко подтолкнула Яньли. — Он просит прощения. Он любит тебя.
— Да сдались мне его извинения и любовь, раз его самого нет!
Цзян Чэна всего колотило, пока он читал письмо для себя. Яньли помнила его наизусть.
— «Цзян Чэн, мелкий ты паршивец, не смей винить себя, когда меня не станет. Лучше женись на деве Вэнь, а то пропадешь в одиночестве.
Во всем виноват я один. Ты же не выбирал за меня, как поступить, так что не плачь без нужды».
— Кто тут плачет, придурок, — огрызнулся брат, утирая плечом красные глаза.
— «И кстати, ты станешь самым сильным в Пристани Лотоса после моей смерти! И хорошо бы тебе достичь бессмертия, ведь когда я вернусь, то обязательно найду тебя и посмотрю, хорошо ли ты обращаешься со своим новым золотым ядром!»
— Лучше бы тебе вернуться поскорее. Пошли к Лань Ванцзи. Не хочу плакать один.
Яньли понимающе улыбнулась. Она видела, как по чуть-чуть отпускает ее брата. Письма А-Сяня, написанные для себя самого, как горькое лекарство, лечили ее и А-Чэна сейчас. Да, горе их было велико, время не притупило его, так же как и скорбь по родителям, но читая строчки, в которые А-Сянь вкладывал свои чувства… Становилось немного легче дышать.
И он пообещал вернуться.
***
Лань Ванцзи они обнаружили в беседке на берегу в компании А-Лина и А-Юаня. Ханьгуан-цзюнь играл на гуцине нежную мелодию, а дети дремали, уложив маленькие головки мужчине на колени. На воде покачивались лотосы, их запах всегда приносил спокойствие Цзян Чэну — дом. Так пах его дом, его семья.
Он сделал знак рукой служанке, дабы та забрала малышей.
В голове у него до сих пор шумела кровь. Он потерял родителей, ядро, Вэй Усяня, Вэнь Цин. Ядро ему восстановила Баошань-саньжэнь. А кто вернет все остальное? Обратит время вспять?
— Ханьгуан-цзюнь, не ожидал увидеть вас за пределами Храма Предков, — за колкостями Цзян Чэн скрывал свою растерянность.
Было сложно поверить в чувства Лань Ванцзи, пусть он их наблюдал каждый раз. Как человек с таким невыразительным лицом может любить?
— Дети, — проронил Лань Ванцзи, смахивая цинь в мешочек цянькунь. — Дева Цзян.
Яньли поклонилась в ответ и положила перед Вторым Нефритом коробочку.
— Это нашли в вещах А-Сяня. Открыть никто не смог, — Цзян Чэн тоже, как ни старался, — Попробуйте вы.
И тут Цзян Чэн с удовлетворением увидел, как разбилась бесстрастная маска Ханьгуан-цзюня. Осыпалась мелкими осколками. В пыль.
— Вэй Ин?..
Элегантные движения стали неуклюжими, деревянными. Он несколько раз тянул руку к вещице, но каждый раз одергивал пальцы.
— Нам уйти, Ханьгуан-цзюнь? — участливо поинтересовалась сестра.
Цзян Чэн на это демонстративно опустился на подушку на против Лань Ванцзи. Что бы не оставил его бесстыдный брат этому праведнику, Цзян Чэн обязан был увидеть это своими глазами. В конце концов — это его брат!
А может, Лань Ванцзи тоже не откроет.
Но он открыл. Только коснулся и крышка с щелчком отпрыгнула, как на невидимой пружинке. Внутри на бумаге, куда более дорогой, белой, были рисунки. Сплошь Лань Ванцзи. Лань Ванцзи, сражающийся с Вэнями во время кампании Выстрел в Солнце; Лань Ванцзи на коне перед большой охотой на горе Байфэн; Лань Ванцзи в трактире в Илине; Лань Ванцзи с А-Юанем, прилипшим к его ноге.
Лань Ванцзи в свадебном красном.
У Цзян Чэна заалело лицо, по привычке на язык запросился крик «Вэй Усянь!»
Услышать его было некому.
Лань Ванцзи, казалось, вообще не дышал, пока перебирал рисунки. Лицо стало еще бледнее, хотя куда еще. На последний, в свадебном, он и вовсе уставился и с палочку благовоний смотрел, не моргая. Цзян Чэн устал ждать.
— Вэй Ин… — совсем уж жалобно протянул Лань Ванцзи. Он не плакал, как Цзян Чэн, но его боль была так же осязаема. — Если бы я…
— Если бы мы все, — исправила Яньли. — Там еще один лист.
Лань Ванцзи покорно кивнул.
— «Будешь моим другом, Лань Чжань?»
От одной единственной фразы Цзян Чэну сделалось дурно. Лань Ванцзи, видимо, тоже. Он, не церемонясь, сжег лист в ладони. Сестра ахнула, попыталась ухватить пепел в тщетной надежде. Цзян Чэн криво усмехнулся:
— Не уважите посмертную просьбу моего брата, Ханьгуан-цзюнь?
Тот собрал рисунки в ровную стопочку и убрал обратно в коробку. Крышка легко встала на место. Так же, как и маска холодности и отстраненности на лицо Лань Ванцзи.
— Я не могу, глава Цзян. Мое сердце признало Вэй Ина, Вэй Усяня, как спутника на тропе самосовершенствования. И просто дружбу уже не приемлет.
— Думаю, А-Сянь будет рад такому ответу гораздо больше, когда вернется, — сестра улыбнулась как-то по-особому хитро и достала еще одну бумагу.
Письмена на ней были начертаны кровью.