Забудь о датах — помни о людях

Завывающий ветер своим свистом, просачиваясь через совсем чуть-чуть открытые окна, не позволял никому в квартире расслабиться в тишине. Да и не следовало: на дворе почти Новый Год. Огата куда-то ушёл рано утром, Шираиши валялся на огромном раскладном диване с кроссвордами и карандашом до полудня, усиленно шевеля извилинами, а Кироранке, как обычно, работал за троих, с самого утра (проснувшись не то от хлопка двери после уходящего Огаты, не то от очередного плохого сна) месил тесто для своих любимых блюд татарской кухни, резал овощи и колбасу, в общем, на кухне всё кипело и шкворчало.

Через какое-то время Шурик всё-таки вылез из-под одеяла и пришёл на кухню смотреть, как его любимый мужчина хозяйствует, и, конечно, чтобы не было скучно. 

– Группа бойцов, ведущая наблюдение или охраняющая военный объект... четыре буквы... Кирюша?

– Пост.

– Сословный орган управления в Российской Империи, раз-два-три-девять букв, третья "г"?

– Так, – тут задумался даже Киро, – посмотри в шкафу собрание российской истории. Мне, наверное, всё уже отбило, только и помню, как эчпочмаки лепить. 

– Неправда, даже для эчпочмаков нужно умение. – Шираиши всё-таки взглянул в сторону шкафа, надеясь, что знание передастся ему по воздуху. Этого, конечно, не произошло. 

Кироранке зачерпнул немного азу ложкой, пробуя, хорошо ли посолено. Сомнений у него в этом не было, но на всякий случай он повернулся к Шираиши, предлагая попробовать и ему. Тот не церемонился и со звуком "ам" съел всё, что было на ложке. 

– Не знаю, какой реакции ты ожидаешь, потому что у тебя всегда всё вкусно. 

– Надеюсь, Олежа тоже оценит, не всё ж время ему на сигаретах сидеть, – Киро посчитал свою шутку просто уморительной, засмеявшись так громко, что никто из них не услышал, как закрылась входная дверь. Как нетрудно догадаться, это был Огата, порозовевший от мороза и слегка злой. Он проследовал на кухню и поставил на стол авоську, заполненную...

– Камчатский краб, – констатировал Огата, проходя дальше к окну, открывая его пошире и закуривая. 

– Вау, ты кого-то убил? – Шираиши принялся выкладывать содержимое авоськи на стол, рассматривая каждую упаковку. 

– Нет. Ну. Почти. – Хякуноске пожал плечами, выпустив дым вперемешку с паром от дыхания в окно. – Под Новый Год все как-то посговорчивее становятся. 

Кроме краба Огата добыл, как выяснилось, целый шоколадный торт, чему все очень обрадовались, так как из сладостей последнее время на столе был только чак-чак, который, конечно, невероятно вкусный, спасибо большое, Кирюша, но Кирюша задолбался его делать и в целом хотелось чего-то новенького. Также были маринованные грибы, целая свиная рулька и шампанское с этикеткой и маркировкой  целиком на французском. О способе добычи этой бутылки Шираиши спросить постеснялся.

– Как белые люди хоть отпразднуем. Не то, чтобы мне было прям весело, но вы порадуйтесь, – Огата щелчком отправил бычок в свободное падение в снег, не прекращавший идти со вчерашнего дня. 

– Почему ты так рано ушёл? Помог бы... – Кироранке окинул взглядом кухню: азу почти готово, духовка для эчпочмаков разогрета, салаты в холодильнике, – ...поддержать новогоднее настроение. 

– Уйди я позже, не видать нам нормального алкоголя как своих ушей.

– Что ж, это аргумент. 

– А ты, видимо, начал всё это кромсать точно в тот момент, когда я ушёл. 

– Недалеко от истины, на самом деле. А что время терять? Но и тебе спасибо, добытчик ты наш. – Киро протянул руку к Огате и потрепал его по волосам. Последний, скорчив лицо, дал понять, что допускает такую вольность в последний раз, а в следующий кое-кто не досчитается пальцев или ещё чего поважнее. Кироранке в ответ хохотнул, Шираиши тихонько прыснул, Огата же их веселья не разделил. Киро повернулся обратно к кухонному столу, возвращаясь к лепке эчпочмаков. Защипывая тесто, он вдруг, не оборачиваясь, сказал:

– Знаете что? Давайте организуем себе салют. Давно не запускал салютов.

На затылок Кироранке резко уставились две пары глаз. 

– По-моему, нам всем известна причина, по которой ты "давно не запускал салютов", Киро.

– Да, я так за тебя испугался в тот раз... – Шираиши растерянно почесал макушку карандашом, переведя взгляд на пол. 

– Всё будет нормально, – татарин говорил, продолжая лепить эчпочмаки, – Я узнал, что здесь главный источник проблем не сами фейерверки, а неожиданность залпов. Поэтому, если я этим займусь, ничего страшного не произойдёт. И... я купил беруши.

– Ты и так глухая тетеря. – Огата закатил глаза, но по его тону Кироранке понял, что убедил его.

– Не ворчи, дедуля.

– Мой обрез нацелен на твои яйца.

– А где мы возьмём салюты? – для разрежения обстановки непринуждённо спросил Шираиши, зажав карандаш между верхней губой и носом. Повисла неловкая тишина: все шевелили извилинами на предмет идей по добыче ещё одного неотъемлемого атрибута праздников. Шурик в задумчивости наклонил голову, отчего карандаш упал на пол и закатился под стол. Шираиши чертыхнулся и полез вызволять его.

Огата передёрнул плечами, мол, я не знаю, где брать эти фейерверки, ебитесь как хотите, и снова закурил, на этот раз протянув ещё одну сигарету Кироранке. 

– В крайнем случае, – не дождавшись никаких дельных предложений, Шираиши подал голос из-под стола, – посмотрим на те, что другие будут запуска-АЙ БЛЯТЬ, – это он, вылезая, ударился макушкой об угол столешницы. Поскуливая, он сел обратно на табуретку, скрестив ноги. – Может, у Сани будут фейерверки. Примажемся. Но надо сгонять спросить.

Огата издал тяжелейший из вздохов, размышляя, так ли необходимо встречаться с этим отбитым автомехаником. 

– Я никуда больше не пойду, максимум к себе домой. Только если очень хорошо попросите.

– А пойдём все вместе, – Киро мощно выдохнул дым, уже прикончив сигарету в три затяжки. Огата вспомнил, почему перестал ему их стрелять. – Только эчпочмаки доделаю и погнали. Олеж, заскочим в твой ларёк. Собирайтесь.

*

Вокруг ели, которую лелеяли всем двором, носились дети с ёлочными игрушками и мишурой в руках. Периодически они в этой мишуре и гирляндах путались, спотыкались и падали, но не придавали этому большого значения и, хохоча, продолжали свои попытки нарядить ёлочку-красавицу. Дерево, растущее в углу детской площадки, было отлично видно из окон окружавших её домов, поэтому жители экономили на собственных ёлках, довольствуясь общественной. Шираиши не уставал от вида широких еловых лап и мощного ствола, любуясь этим великолепием круглый год. Он потратил время, требовавшееся на раскочегаривание мотора чепырки Кироранке, именно на это: созерцание единения молодого поколения с природой. Огата, поёживаясь, исподлобья кидал взгляды на детей, в основном смотря в сторону окошечек в подвалы домов, в тепло которых попрятались кошачьи морды, что Хякуноске периодически подкармливал, почти каждый раз вступая в конфликты с местными бабульками, уже облюбовавших здешних божьих тварей.

Наконец Кироранке дал отмашку, что можно ехать, и вишнёвая девятка тронулась.

– Не обращайте внимания на этот звук, как раз едем его устранять... – между делом бросил Киро, когда чепырка подлетела на очередном ухабе. Пассажиры понимающе закивали. 

Первой остановкой в маршруте был ларёк во владении Огаты, где он реализовывал табачную продукцию, кондомы, ещё чего-то по мелочи, а также прикрывал свои дела на чёрном рынке. Девятка подъехала прямо к окошку, чтобы Огата потратил меньше времени на дорогу из машины до, собственно, внутренностей ларька. 

– Два "Беломорканала", пожалуйста.  – с очаровательной улыбкой попросил Киро, протягивая в окошко купюры. 

– Не устану повторять, что ты куришь полное дерьмо, – Огата одной рукой пересчитал деньги, другой молниеносно достал из глубин ларька пачки сигарет и положил их на прилавок, – Хватит пялиться на этих коней. Ты проиграл их в честной битве.

– Здесь не все, – Кироранке нахмурился, в глазах застыл первобытный ужас: он имел в виду фарфоровые статуэтки лошадок, что некогда спокойно стояли в серванте в его квартире и радовали всем глаз, ровно до момента, когда Огата победил его в карты и в качестве желания потребовал всех этих коняшек в свою собственность, и через некоторое время вся обширная коллекция переехала в ларёк. Киро на пару с Шуриком регулярно компостировали Хякуноске мозги по поводу судьбы фарфоровых коней – в два горла требовали ничего с ними не делать, вопреки угрозам Огаты, который нашёл в фигурках копытных отличный способ манипулирования, однако, конечно, границы пока не переходил, ограничиваясь лишь припугиваниями, что именно он сделает с коняшками. И вот, пожалуйста: в коллекции отсутствовали некоторые экземпляры, что и вызвало у Киро реакцию, известную как ушедшее в пятки сердце. 

– Успокойся. Дыши. Была поставка. Места не хватало. Часть твоих, то есть, конечно, уже моих коней я перевёз к себе. – тоном, которым разговаривают с маленькими детьми (хотя таким талантом он никогда не мог похвастаться), произнёс Огата. Киро сщурился, промолчав. Зато не промолчал Шираиши. 

– Ха-ха, то есть, Олежа КОНЕЙ ДВИНУЛ!

Свист ветра сымитыровал "фьють". Огата закрыл ларёк и хотел было сесть в тёплую машину, но вдруг замер, уставившись на другую сторону дороги. 

– Это ли не наша любимая бабка Иенага! – довольно громко, так, чтобы названная бабка точно услышала, крикнул Хякуноске. В первую очередь его интересовала не столько сама Иенага, столько содержимое её тачки, которую она со скрипом везла куда-то для непонятных целей. Шираиши примкнул лицом к окну девятки, чтобы получше рассмотреть, что там происходит: тачка была наполнена чем-то загадочным и накрыта холщовой тканью, из-под которой всё же выглядывало нечто... тёмное и непонятное. Зная Иенагу, он с большой достоверностью предположил, что содержимое тачки точно имеет органическое происхождение, но, так как Шурик не имел привычки сильно лезть в чужие дела, развивать мысль он не стал. Огата перешёл на ту сторону дороги, чтобы пообщаться с Иенагой, и из машины ничего не было слышно. Они беседовали пару минут, в течение которых Огате пришлось поднять руки вверх по вежливой просьбе этой милейшей бабульки, выглядящей по определённым причинам не старше его самого. Все находящиеся в этой локации знали эти причины, но, так как у всех здесь есть свои секреты, тайны чужих также не разбалтывались просто так. Они разбалтывались при наличии чего-либо взамен. Огата с Иенагой распрощались и она была такова. Хякуноске наконец вернулся в машину.

– Что там у неё? – нетерпеливо спросил Шурик. 

– Как что. Останки.

Никто из них не ожидал другого ответа, но очень на таковой надеялся. 

*

Покорёженная вывеска, обозначающая автомастерскую-пункт назначения, подмигивала дешёвым неоном. Вишнёвая девятка лихо зарулила внутрь, в какое-никакое тепло гаража, преодолев неработающий вечно поднятый шлагбаум, ежесекундно грозящий шмякнуться на любой проезжающий под ним транспорт.

В мастерской всё было как обычно: Сугимото возился с чьей-то "копейкой", гулко ругаясь на неё, чтобы брань не долетела до ушей Асирпы, что сидела за разложенными на столе тетрадками и учебниками и постигала азы алгебры для средней школы. В этом ей помогал из ниоткуда взявшийся в этой части города Който, периодически попивавший чай, закусывая его баранками и поправляя девочку, когда она путала знаки и забывала о мнимых корнях, а также иногда срываясь на лекцию-тираду о том, какой его бывший начальник великий человек и как он бы щёлкал эти многочлены как орешки. Асирпа индифферентно кивала, не отвлекаясь от задач и пытаясь не думать о том, что именно этот распрекрасный начальник Който был тем, кто посадил её отца в тюрьму. 

– Мда-а-а-а, – на всю машину протянул Шираиши, почёсывая щетину, – Недурная компания собралась. 

При виде Който оба Кироранке и Огата слегка напряглись, но не подали виду (Шурик всё равно заметил). Отоношин некогда был бравым служителем закона, приверженец справедливости, защитник слабых и угнетённых, но потом всё пошло совсем не по плану и теперь он зарабатывал продажей разнообразных запрещённых веществ, используя все оставшиеся с предыдущей работы связи. Ни Киро, ни Огата его никакими услугами не пользовались, не потому, что продукт был какой-то не такой, а по причине лёгкой неприязни к продавцу, тянущейся как раз к тем временам, когда по улицам славного Нижневартовска нельзя было пройти пару кварталов, чтобы не наткнуться на очередную разборку с участием милиционеров, других воров в законе и уже упомянутых Огаты, Кироранке и Вилка, что ныне куковал в местах не столь отдалённых. Предыдущим двоим названным невероятным образом повезло избежать такой участи, но пример боевого товарища их ничему не научил. Противостояли им как раз Който, обожаемый начальник Цуруми и его правая рука Цукишима; никто из этих троих не пользовался народной любовью. Даже Хякуноске, чей ларёк они какое-то время держали под своим крылом, оборвал с ними связи. 

Огата медленно выдохнул, вспоминая собственные советы, которые он давал Киро, и потёр переносицу.

Киро вышел из машины, громко хлопнув дверью, отчего содрогнулся весь гараж, и направился к столу у стены – одно из немногих хорошо освещённых в мастерской мест благодаря настенному плафону. Асирпа заметно просияла, увидев Кироранке.

– С наступающим, Ася, – татарин нежно потрепал девочку по голове, – Что за мозговой штурм перед праздником?

– Это для Эноноки. Она отстаёт и попросила меня ей помочь. А я тоже не очень разобралась. Вот и повторяю.

– Молодец, всё ради товарищей. Если что – обращайся. А Саня?..

– О, он сейчас занят, хозяин той машины умудрился разворотить ей днище...

Който явно не устраивало, как его присутствие абсолютно проигнорировали, тем более такое, по его мнению, днище общества, как Кироранке. Он уже было хотел напомнить о себе, как тут на всю мастерскую раздалось "АХ ТЫ СУКА". Рефлекторно все повернулись к источнику звука: Огата с сигаретой во рту и поднесённой к ней зажигалкой второй рукой держал массивный гаечный ключ, который, судя по всему, в него запустил высунувшийся из-под автомобиля Сугимото. Хитрый план Хякуноске по элегантному сваливанию с места развития событий удался – конечно, он знал, что здесь курить нельзя – и Огата летящей походкой удалился смолить на улицу, кинув ключ в руки Шираиши и бросив "без меня разберётесь". 

Сугимото, увидев, что нарушать технику безопасности больше никто не собирается, моментально нырнул обратно под автомобиль. Киро, ещё раз похвалив Асирпу напоследок, направился прямо к торчащим из-под "копейки" ногам. Рядом с ним возник Шираиши, поигрывающий с гаечным ключом, и поинтересовался:

– Саня, не подскажешь, где бы нам в это время года достать салюта?

Ноги, до этого ерзавшие туда-сюда, замерли. Сугимото выкатился из-под днища со слегка скривившимся лицом, и негромко произнёс: 

– Я бы с вами поделился, но пообещал Асирпе зрелищное шоу, ну, в качестве подарка. И всё не мог их найти. В общем, мне подвернулся этот долбан, – стрельнул взглядом в сторону письменного стола, – что-то у него там отвалилось, я всё сделал, а он возьми да начни мне рассказывать, что, мол, «клиент» смог отдать только натурой, а натура у нас теперь, оказывается, фура левых петард и хлопушек, которые, оказывается, отлично реализуются в это время года. И предложил мне тоже «натурой». Не знаю, что он вам заломит за них. 

– Ничего, друг, мы что-нибудь придумаем. – Шираиши похлопал Сугимото по плечу, протягивая тому другой рукой заблудший гаечный ключ. 

– Как такие страсти в бизнесе прошли мимо нас? – Кироранке почесал бороду, под "нас" подразумевая себя и Огату, хотя, принимая во внимание  бешеный жаворонковский распорядок дня Огаты, тот был в курсе не менее чем трёх четвертей происходящего в городе, просто как обычно предпочитал держать язык за зубами. 

– Кое-кто просто не оккупировал кухню с семи утра. 

– Ты жалуешься, что ли?

– Нет, у него же не будет такого великолепного новогоднего стола, как у нас. – Шурик пожал плечами. – Пойдем надыбаем салют.

При приближении к столу этой великолепной двойки Който выпрямлялся всё больше и больше. Не успел никто из них открыть рот, Отоношин начал разговор сам:

– Здравствуйте, граждане декриминализованные. 

Кироранке и Шираиши быстро переглянулись, поняв, что нормально переговоры провести не удастся.

– Ой, совсем забыл, у меня дела. – Шурик изобразил дурачка, пытаясь покинуть беседу, но Киро мягко остановил его, приобняв за плечо. 

– Кхм, да, товарищ Карпенко, – он кашлянул; Който взвился, – мы находимся в острейшей нужде новогоднего счастья, и, по нашим сведениям, у тебя его предостаточно, так что, возможно, мы могли бы договориться о бартере?

– Да-а-а? – Който закинул ногу на ногу и горделиво откинулся назад, – И что же ты мне предлагаешь?

– У-у-у, он торгуется, Киро. Фейерверки наверняка ворованные какие-нибудь. – неприлично громко прошептал Шираиши, вполоборота повернувшись к уху Кироранке. 

– Уж кто бы говорил, Шираиши Йошитаке. – отрезал Отоношин, жирно намекая на криминальное прошлое Шурика. Тот совершенно не растерялся, уже поднимая украшенную наколками руку с оттопыренным средним пальцем:

– Не собираюсь оправдываться перед мусором.

– У вас двоих самые криминальные рожи, которые я только видел. Но что-то одного не хватает. Куда смылся этот драный одноглазый кошак?

– НУ ТАК ВОТ, – прежде, чем конфликт развился бы дальше, Киро встал между ними лицом к Който, – У тебя же целая фура салютов, так? Но что-то я не помню, чтобы у тебя были необходимые для её вождения водительские права, – он постепенно нависал над Карпенко, – по невероятному совпадению, у меня такие права есть. Намёк ясен?

Из-за широченных плеч Кироранке высунулась бритая голова, согласно кивая с угрожающим лицом. Който сначала покраснел, потом побледнел, потом опять покраснел, и в конце концов сделал глубокий вдох-выдох и, глядя в глаза Киро, произнёс: 

– Даже в ментуре методы были поприятнее. По рукам.

***

– Да проще реально было украсть, тем более у этого... – Огата растерялся в подборе подходящего эпитета. С его точки зрения, сейчас они маленьким кортежем чесали куда-то за город только потому, что, стоило ему оставить Киро с Шираиши одних, они договорились о варианте с самым большим количеством лишних телодвижений. Он слегка дулся на Кироранке, который объяснил своё решение тем, что «сейчас уже времена не те». Да времена «теми» никогда и не были.

Шираиши, сидящий на переднем сидении чёрной «Волги» Огаты, развлекал себя, попеременно смотря то в окно на пролетающий мимо лес, то вперёд, на зад фуры с фейерверками с Кироранке за рулём. 

– У тебя тут есть кассеты "Кино"?

– Только "Наутилус". За "Кино" тебе в машину спереди. 

Из фуры действительно еле слышно доносились напевы Виктора Робертовича. Шираиши горестно вздохнул. 

– Ну, поставь "Наутилуса", а то скучно ехать. 

– Поставь сам. Кассеты в бардачке.

Думая, какой Огата великолепный собеседник, Шираиши засунул кассету в магнитолу и тыкнул в пару кнопок. Динамики разразились песней.

Какое-то время они ехали молча, слушая музыку. 

– Бутусов гений. – наконец резюмировал Огата. – Кажется, мы на месте.

Фура, заехав в карман на шоссе, остановилась, "Волга" скользнула за ней. Из фуры выпрыгнул Киро и подошел к авто, оперевшись рукой о крышу и постучав по стеклу водительского места костяшками пальцев. Огата опустил стекло. 

– Он просил загнать прям совсем в глушь. Отсюда немного. Подождите меня.

Из салона раздалось дружное "ой бля-я", но ждать пришлось действительно не так долго. Киро, вернувшись, плюхнулся на заднее сидение, на место рядом с ним прямо по салону просочился Шираиши, оставив Огату наедине с его Бутусовым.

Обратно в город ехали в чуть более приподнятом настроении – в багажнике лежали коробки тяжким трудом добытых фейерверков. Оба пассажира, перед этим обменявшись парочкой плохих анекдотов, прикорнули друг у друга на плечах. Хякуноске, сделав музыку потише, курил в приоткрытое на тонкую щель окно.

У дома были уже совсем затемно. Выйдя из машины, Огата окинул взглядом опустевший тихий двор и горящие окна домов, в некоторых из которых мерцали гирлянды. Он открыл заднюю дверь, отчего из салона чуть не вывалился Киро. Хякуноске подумал, что ему жаль прерывать такой внезапно крепкий сон товарища. 

– Подъём. – он потряс Кироранке за плечо. Тот не отреагировал. Огата недовольно выпустил воздух из носа и потянулся вглубь машины, где вокруг руки Киро намертво обвился Шираиши, тоже сладко сопевший. Его Огата тряс поактивнее, надеясь, что копошение Шурика разбудит и татарина. Наконец, оба зашевелились.

– Бу-у, что ты нас не разбудил сразу, – Киро стал протирать глаза.

– Вы молчали всю дорогу, как будто я отказался бы от такого подарка судьбы. 

– Классический Олег. – Шираиши, улыбаясь, выполз из салона на мороз и начал потягиваться и растягиваться.

– Выметайся, – Огата обратился к Киро, тоже не верившему, что он так крепко уснул, – Я уже вынес коробки.

Кироранке вылез из автомобиля, с облегчённым скрипом ставшем сантиметров на семь выше. Киро с наслаждением вдохнул морозный воздух и, выдохнув, следил за густым облаком пара, пока то не снесло порывом ветра. Он с улыбкой повернулся к Огате, который в тот момент закрывал багажник:

– Красивый вечер.

Огата поднял взгляд от ключа в замке и встретил прищуренный взгляд улыбающегося Киро, как обычно, совершенно обезоруживающий. Уголок губ Хякуноске непроизвольно дёрнулся вверх, образуя полуусмешку.

– Вечер как вечер.

– Ха! Ну, хоть так. А то с утра хмурый ходишь, – Киро в три шага оказался у лежащих на прикатанном машинами снегу ярко разрисованных коробок и, присев, поднял сразу обе, поставив одну на другую. 

– Эй-эй, не надорви спину, старик. – это Огата уже ждал у открытой двери подъезда, которую придерживал Шираиши, параллельно высунув язык и ловя им снежинки.

Квартира встретила их уютным теплом, задерживающимся ещё лучше благодаря коврам на подавляющем большинстве стен, и еле уловимым запахом выпечки с мясом. Кироранке сгрузил коробки на пол прямо в прихожей, чуть не сбив ими Шираиши, который в последний момент увернулся. Огата, опять нахмурившись, вдруг не раздеваясь быстрым шагом направился на кухню.

– Что ты понёсся как сайгак? – Шираиши вытянул шею в коридор для лучшего обзора.

Ответом ему было молчание.

– Господи, что там, – Шираиши почти картинно схватился за сердце и выпучил глаза, что Киро нашёл очень забавным и прыснул.

Огата вернулся в прихожую и, снимая с себя куртку, заговорил:

– На самом деле не всё так плохо. Никто не озаботился разложением продуктов в холодильник. Так что краб уполз. – Киро и Шираиши резко повернулись к Огате. – Шучу. Краб на месте. Просто уже не первой свежести.

– Тоже мне, проблема, это же краб, деликатес, – Кироранке довольно прикрыл глаза, – Надо и его уже начать готовить, как думаешь?

– Не успеем. Но здесь и так куча еды.

– Эх, значит, довольствуемся едой, приготовленной самыми заботливыми руками в этом доме.

– Сам себя не похвалишь — никто не похвалит. – Хякуноске усмехнулся, пригладив волосы, слегка пушащиеся после шапки. 

Ответственным за сервировку стола назначили Шираиши, который был признан чемпионом (правда, только потому, что был единственным игроком) по игре в тетрис — приставку ему на день рождения привёз из столицы Огата. Расчёт был на то, что навыков Шираиши должно хватить на расставление тарелок, не сочетавшихся ни стилем, ни цветом от слова совсем, так, чтобы можно было ещё их немного раздвинуть и поставить блюдо с горячим. Задачей Кироранке в этом круговороте еды в отдельно взятой квартире была непосредственно красивая раскладка нарезок и салатов в тех самых тарелках. Хякуноске оперативно освободил место на кухне, перенеся на балкон бутылку шампанского, торт и краба теперь уже второй свежести, где, как он задумал, всё это быстро придёт в кондицию, и вернулся на кухню, где Киро порхал над столом, втыкая ложки и вилки в миски. Из комнаты доносились трели предновогодних телевизионных передач, под которые Кироранке легко пританцовывал и – Огата напряг уши – даже подпевал.

– Всё готово. Шурик! – Киро громогласно позвал своего товарища по постели. – Можешь расставлять.

Возложенные надежды Шираиши оправдал с лихвой – даже если бы метафорическому яблоку нашлось место на столе, куда упасть, сам стол бы уже не выдержал. За свои старания Йошитаке был нежно чмокнут Кироранке в щёку.

– Ну-ка, что там по ТВ... – Киро развалился на диване, щёлкая каналы пультом. 

– Что угодно, главное, чтобы не "Лебединое озеро", – мрачно заметил Огата.

– Надеюсь, больше таких принудительных культурных просвещений не будет. А если и будут... – татарин кинул взгляд на настенные часы, показывавшие, что до полуночи осталось немногим больше двадцати минут, – то оставим их в году уходящем. 

– Какие мудрые слова! Давайте выпьем, чтобы все несчастья остались в уходящем году. – Шираиши уже разлил по бокалам шампанское, за это время успевшее охладиться на балконе прямо-таки экстремально.

Под такой незамысловатый первый тост бокалы осушили залпом, в унисон поморщившись от холода напитка.

– Возвращаясь к балету, – Огата пригладил волосы, – Вживую он лучше.

– Ты посмотри на него. Москвич. Тьфу. – подтрунивал Йошитаке, опять заполняя бокалы.

– Пока не увидишь сам — не поймёшь, – Хякуноске пожал плечами.

– Ну тогда свози нас на балет в Большой театр.

– В качестве новогоднего подарка? – Огата фыркнул, – Посмотрим. 

– Главное не натолкнуться там на твоего отца, да? – раздался гулкий голос со стороны дивана. 

– Ёбаный твой рот, блять, Киро.

Кироранке захохотал, хлопая рукой по подлокотнику.

– Моя любимая реакция во всём мире, честно, – татарин утёр пальцем выступившие слезинки. – Лучше было только когда мне пришлось буквально из воздуха сотворять новый телевизор...

– А-а-а, это когда на "Поле чудес" засветился его братан и Олег всадил в экран всю обойму? Да-да-да, помню-помню, – подхватил Шираиши, подавшись вперёд через угол стола к Огате, у которого уже багровели уши, – Я тоже хочу на "Поле чудес". Туда вообще реально попасть?

– Понятия не имею, – Хякуноске почти успешно не подавал виду, что не слишком рад нахождению Шираиши в его личном пространстве. В какой-то момент тот поймал намёк и плюхнулся обратно на табуретку, поднимая бокал:

– Выпьем за близких нам людей. Не важно, родня или нет, – он тепло глянул на Кироранке.

– Мне лень вставать, сладкий, но тост прекрасный, – Киро тоже поднял бокал и одним глотком выпил всё его содержимое.

Хякуноске фыркнул, но игристое пригубил.

– Оле-е-ег, это и про тебя тоже, ты нам очень нравишься и мы рады твоей компании, – совершенно довольный жизнью, с порозовевшими щеками, Шираиши опять полуприлёг на стол, подперев голову рукой.

– Похоже, шампанское сильно даёт в голову, особенно молодым организмам, – Кироранке с задумчивым видом почесал бороду, поднимая взгляд с капель в его бокале на Огату, – Серьёзно, без тебя меня бы здесь не было. 

– Хватит уже жевать сопли, тащи свой зад за стол и будем праздновать, – проворчал Хякуноске и допил содержимое своего бокала. 

Кироранке с кряхтением потянулся, разминая спину. Хруст его суставов удивительным образом совпал с началом звона курантов, звучащем из телевизора. Татарин поторопился занять место за столом; садясь на табуретку, он взял свободную руку Шираиши в свою, отчего тот совсем обомлел и перетёк со стола на плечо Кироранке. Огата разлил шампанское, которого еле хватило на последний раунд, и убрал пустую бутылку со стола.

– Ничего, на балконе что-то ещё лежит. – Киро махнул рукой в сторону упомянутого балкона.

Под улюлюканье часы пробили двенадцать, и троица чокнулась бокалами, знаменуя наступление нового года. 

Телевидение продолжило вещать политические аллюзии, замаскированные новогодними костюмами на актёрах, танцующих и поющих на сцене очередного не то клуба, не то очень плохого дома культуры. Никому до этого не было дела. Кироранке уже заткнул уши берушами, чтобы не слышать грохот салютов; Шираиши прикрытыми глазами смотрел в окно, как раз на фейерверки, и сжимал руку Киро. Огата вышел курить на балкон в первый раз в новом году, так что он тоже не остался без шоу.

Пока стихали залпы, все налегли на эчпочмаки с салатами. Силами одного только Киро, который и сам не помнил, ел ли он сегодня, отчего его аппетит становился в высшей степени зверским, стол был бы пуст в мгновение ока. Однако он был добрым хозяином и щедрым товарищем, и планировал, чтобы даже привередливый в еде Огата попробовал всё. Это стало гораздо более реальным, так как тот, задетый за живое упоминанием отца и оттого более захмелевший, стал заедать меланхолию. Первыми под горячую руку попались быстро подвинутые татарином под её траекторию — о да — эчпочмаки. Хякуноске откусил эчпочмак и видимо расслабился, опустив плечи и выдохнув. Кажется, Киро одним выстрелом убил двух зайцев, ай да Киро, ай да повелитель холодных сердец. Вдруг его тыкнули в бок.

– Я принесу с балкона, что там осталось, – вопросительно-утвердительно прошептал Шираиши. Кироранке кивнул, и Шурик коброй рванул на холодный балкон и очень быстро вернулся за стол, звеня бутылками. 

– Бр-р, – он поёжился и осмотрел то, что принёс, – Вино и водка.

– Вино я приносил, – заговорил Огата, накладывая себе гуляш, – Чтобы не пили водку.

– Тогда мы будем пить вино, а ты — водку. – сказал Киро.

– Просто хочу напомнить, что мы собирались сами запускать салют, и, душа моя, я не хочу, чтобы ты себе ещё что-то отстрелил.

– В смысле "ещё"? – Шираиши удивлённо зазвенел бутылками.

– Слушай, одно шампанское — это не серьёзно, – Киро предпочёл сосредоточиться на Хякуноске, который только что повседневно назвал его так интимно, тем самым заставив обратить всё внимание на себя. Тот воспользовался этим моментом, чтобы укоризненно наставить на татарина вилку:

– Если тебе приспичило нажраться и уйти в запой, я тебя останавливать не буду, полномочия сиделки давно не мои. Но потенциально портить при этом пацану праздник? Которого ты, как заявляешь, так любишь? Ну вперёд.

"Пацан" перевёл взгляд с оскалившегося Огаты на застигнутого врасплох Киро. Последний кашлянул и примирительным жестом ладони отодвинул от себя поблёскивающие зубцы вилки. 

– Ты прав. Пойдём запускать фейерверки.

Ога­та хмык­нул. За пос­ледние нес­коль­ко лет они с Ки­ро ста­ли спе­ци­алис­та­ми по вправ­ле­нию друг дру­гу моз­гов са­мыми раз­но­об­разны­ми спо­соба­ми, но те­перь Хя­кунос­ке по­нимал, что та­кие вза­им­ные се­ан­сы те­рапии под­хо­дят к кон­цу. Он по­ложил вил­ку, ос­во­бодив­шей­ся ру­кой приг­ла­дил во­лосы и встал из-за сто­ла:

— Бу­тыл­ки я кон­фискую. Под­го­ню что-то по­луч­ше. Ну, что си­дите? Пош­ли. — слег­ка спот­кнув­шись на пер­вом ша­ге, Ога­та нап­ра­вил­ся в при­хожую. Ос­тавшим­ся на кух­не не ос­та­валось ни­чего, кро­ме как пос­ле­довать за ним.

Од­ним из по­пуляр­ных и, са­мое важ­ное, бли­жай­шим к до­му Ки­роран­ке мест для за­пус­ка са­лютов в го­роде бы­ла ста­рая фут­боль­ная пло­щад­ка. Ког­да тро­ица доб­ра­лась до по­битой жизнью и по­годой конс­трук­ции, там уже не бы­ло ни ду­ши; толь­ко тут и там ва­лялись нем­но­гочис­ленные ис­поль­зо­ван­ные ко­роб­ки фей­ер­верков и кон­фетти из хло­пушек, раз­но­симое по пло­щад­ке вет­ром. Ога­та рас­пи­нал пус­тые кар­тонные ко­роб­ки к ог­ражде­нию, ос­во­бож­дая центр пло­щад­ки под собс­твен­ные нуж­ды. Ки­ро пос­та­вил по­том и сле­зами до­бытый фей­ер­верк на при­топ­танный снег и на­чал кол­до­вать над ним. В па­ре де­сят­ков мет­рах от не­го в ожи­дании шоу Ога­та уже за­курил, а Ши­ра­иши ко­вырял нос­ком бо­тин­ка снег, под ко­торым что-то зас­тря­ло. На­конец пос­лы­шалось ши­пение го­ряще­го фи­тиля и то­пот бе­гуще­го к ним Ки­ро.

— Бе­руши? — спро­сил Хя­кунос­ке.

— ЧТО? — Ки­роран­ке при­ложил ла­донь к уху, зак­ры­тому шап­кой.

— По­нят­но.

Все ус­та­вились на фи­тиль.

Он до­горел, но ни­чего не про­ис­хо­дило.

— А я сра­зу ска­зал, что они па­лёные, — Ши­ра­иши со зна­ни­ем де­ла по­чесал ще­тину.

Ки­ро хо­тел бы­ло пой­ти про­верить, но Ога­та с ка­ким-то злым ли­цом ос­та­новил его, выс­та­вив ру­ку, а вто­рой дос­тал из недр кур­тки пис­то­лет и шмаль­нул в ко­роб­ку па­ру раз. Ко­роб­ка та­кого об­ра­щения с со­бой не по­тер­пе­ла и взор­ва­лась воз­му­щени­ем, вы­разив­шемся в нор­маль­ной ра­боте фей­ер­верка: взле­тели ог­ненные ис­кры, взор­ва­лись все­ми цве­тами спек­тра и угас­ли, не ус­пев упасть на зем­лю.

Ра­дос­тный Ки­роран­ке по­ложил ру­ки на по­ясы Ши­ра­иши и Ога­ты, сгрёб в ку­чу и со всей сво­ей бо­гатыр­ской си­лой сжал в объ­яти­ях от нап­лы­ва неж­ных чувств, да­же нем­но­го при­под­няв в воз­дух.

— Я вас не слы­шу, но с Но­вым го­дом! Я люб­лю вас, то­вари­щи.

— Я те­бя то­же, — прок­ряхтел Ши­ра­иши.

— Он не слы­шит, — Ога­те приш­лось от­ки­нуть го­лову на­зад, что­бы из­бе­жать уг­ро­зы удушья от мед­вежь­их объ­ятий та­тари­на.

На­конец Ки­ро за­кон­чил вы­раже­ние чувств и опус­тил их на зем­лю. Ога­та от­ряхнул­ся и про­каш­лялся, пос­ле че­го ска­зал:

— От­лично от­праздно­вали. Я по­шёл.

— Ку­да это ты по­шёл? — Ки­ро как раз в этот мо­мент вы­тащил бе­руши.

— До­мой.

— Ты ду­рак? Но­чуй у нас.

— Ты сам ду­рак. Где мне лечь?

Вмес­то от­ве­та Ки­ро за­гадоч­но улыб­нулся. Ога­та при­щурил­ся, на­чиная до­гады­вать­ся, во что его втя­гива­ют.

— Ки­ро, не смей, у ме­ня пуш­ка.

— Да мы оба зна­ем, что ты её да­же не дос­та­нешь. Не бу­зи.

Хя­кунос­ке с шу­мом втя­нул но­сом воз­дух, что­бы что-то от­ве­тить, но, ви­димо, ему бы­ло не от­вертеть­ся.

Рас­клад­ной ди­ван в квар­ти­ре Ки­ро был как раз по раз­ме­ру для не­го од­но­го, у­ют­но тес­но­ват для не­го и Ши­ра­иши и со­вер­шенно не при­годен для при­нятия го­ризон­таль­но­го по­ложе­ния, ког­да его до­потоп­ные пру­жины наг­ру­зили вдо­бавок ки­лог­рамма­ми Ога­ты. Стра­дал оп­ре­делён­но не один ди­ван, но и, собс­твен­но, Ога­та, ко­торо­го, не спра­шивая, по­ложи­ли по­сере­дине и за­жали с двух сто­рон. Пе­ред тем, как лечь, в не­го так­же не спра­шивая вли­ли эн­ное ко­личес­тво ви­на, по ком­мента­рию Ки­ро, чтоб луч­ше спа­лось. Та­тарин то­же ус­пел хлеб­нуть, преж­де чем улечь­ся и тем са­мым ут­рамбо­вать поч­ти пе­ре­ос­мыслив­ше­го жизнь Ога­ту и уже сон­но­го Шу­рика. Тол­ка­лись но­гами и пы­тались улечь­ся так, что­бы бы­ло удоб­но всем, би­тый час; на­чала зак­ра­дывать­ся мысль, что та­кие вык­ру­тасы не­воз­можны с точ­ки зре­ния фи­зики. Но, нес­мотря на на­уч­ную не­обос­но­ван­ность, че­рез ка­кое-то вре­мя ко­поше­ние за­тих­ло и в квар­ти­ре не­надол­го во­цари­лась ти­шина, на­руша­емая лишь ос­та­точ­ным тя­жёлым ды­хани­ем.

— Так скуч­но ле­жать. Да­вай­те по­гово­рим. — Ши­ра­иши очень ста­рал­ся не дви­гать­ся.

— Я те­бе по­гово­рю, — про­бур­чал Хя­кунос­ке.

— А вы зна­ли, что ин­ду­сы ас­со­ци­иро­вали ло­шадей с кос­мо­сом? — под ши­пение ос­таль­ных Ки­ро за­кинул ру­ки за го­лову.

— Зна­ли. — отоз­ва­лись двое.

— А что ло­шади за­поми­на­ют, кто им враг, а кто друг? А, Олег?

— Уго­монись, твою мать, не вер­ну я этих фар­фо­ровых ко­ней.

— Сто­ило по­пытать­ся… Эй, Шу­рик. Шу­рик?

Ши­ра­иши ка­ким-то об­ра­зом ус­пел зас­нуть сном мла­ден­ца. Ки­ро вздох­нул и про­тянул ру­ку, что­бы пот­ре­пать то­го по бри­той ма­куш­ке.

— Нам то­же на­до бы. — он улёг­ся на бок ли­цом к Ога­те.

— Ага. Спо­кой­ной но­чи.

— С Но­вым го­дом.

— С Но­вым го­дом.

Все очень на­де­ялись, что ни­каких пос­ледс­твий на­ут­ро пер­во­го ян­ва­ря не слу­чит­ся, что­бы вой­ти в но­вый год от­дохнув­ши­ми, све­жими и, что са­мое глав­ное, жи­выми.