Лучи солнца

Выходные — это такое время, когда ученики отдыхают, а учителям приходится работать вдвое больше. В их случае — втрое. На фоне всей этой шумихи с Лигой Злодеев, Убийцей героев и ещё чёрт знает чем, готовым обрушиться на их головы в любую секунду, речи о том, чтобы расслабиться, не идёт вовсе. Директор Незу не даёт им ни дня отдыха, Всемогущий тоже не делает ситуацию лучше, постоянно предлагая внеплановые собрания, чтобы сбить предполагаемого предателя со следа. Всё это очень сумбурно и суетно, но Айзава не жалуется. Вслух, по крайней мере. К своей работе он всегда подходил ответственно, а в такой ситуации ныть и лениться может только полный идиот. Поэтому из них не отлынивает никто, разве что Немури иногда шутит о том, как тяжело ей просыпаться в пять утра, чтобы успеть накраситься. В педсоставе Юуэй нет тех, кто не понимал бы всей серьёзности ситуации.

Даже Хизаши более чем собран. Его бьющая через край энергия, направленная в русло командной работы, вдруг приняла форму неудержимой решимости, а не просто привычной гиперактивности. Он отменил несколько дневных эфиров и пропустил уже два еженедельных подкаста для тех, кто собирается работать в сфере героизма. Айзава расстроен по этому поводу больше, чем он ожидал. Конечно, он использовал их в основном для составления планов уроков, но… Об этом «но» думать нужно точно не тогда, когда всё современное общество находится под угрозой. Никого не волнует его тупая подростковая влюблённость, когда на кону жизни.

Тем не менее Мик верен себе. Шоту всегда это в нём удивляло — он не утратил ни капли своего оптимизма даже тогда, когда сам Всемогущий находится на грани нервного срыва. Он всё так же, как и раньше, способен сплотить вокруг себя коллег. Даже саму идею о том, что среди них возможен предатель, предложил именно он. Его неугомонность была, пожалуй, одной из главных причин, почему у многих из них ещё не опустились руки. По крайней мере, для Айзавы это заявление точно было верным.

А ещё, несмотря на всё происходящее, у Хизаши каким-то образом хватало времени и сил ещё и на другие вещи. Он почти не отменял уроки, старался не пропускать эфиры, жертвовал подкастами только в случае крайней необходимости. У него даже оставалось время для Айзавы, который, напротив, был готов заснуть на ходу ещё чаще, чем обычно.

Как и раньше, Шота обнаруживал Хизаши около своего дома. Каждое утро перед работой, в 6 утра, словно по часам, он уже стоял на пороге и из-за всех сил колотил в дверь. Подумать только — таскаться сюда каждый раз с другого конца города, жертвуя драгоценным часом сна, чтобы разбудить Айзаву и вместе доехать до академии, несмотря на то, что в одиночку он добрался бы вдвое быстрее.

Шоту всё устраивает. Иногда ему кажется, что без Хизаши он бы уже давно сошёл с ума. Лично бы явился в Лигу Злодеев и спросил, где у них тут заявка на вступление, а в качестве причины указал бы то, что не способен существовать среди героев-жаворонков, которые назначают собрания на часы, когда он обычно ложится спать. Только почему-то, когда с тебя одеяло стаскивает лучший друг, просыпаться становится чуть легче.

Они никогда не идут до станции молча. Мик без умолку тараторит обо всём на свете: о том, что Бакуго выкинул на вчерашнем английском; о том, что никто, кроме Яойорозу не воспринимает его уроки всерьёз; о том, как он своей причудой сломал четыре микрофона на этой неделе; о погоде, о кино, о литературе… Айзава чаще всего слушает, но слушает искренне и заинтересованно. Хизаши не чувствует, что болтает в пустоту, а Шота не мычит что-то в ответ из вежливости. Просто вот такое у них общение, где Мик делится энергией, последними слухами, своими мыслями, а Айзава купается в этом, как в лучах солнца. Настоящее солнце он, кстати, ненавидит. 

Айзава вообще ненавидит в других людях почти всё, что, казалось бы, должно раздражать его и в Хизаши. Ему не нравятся шум и громкие люди, он не большой ценитель музыки, он не любит тратить день попусту на бессмысленные разговоры и пустые прогулки. Единственная радиопрограмма, которую он когда-либо слушал, принадлежит Мику. Он ненавидит толпы, в то время как Хизаши (ну и Немури тоже, конечно) — заядлый тусовщик. Он любит тишину, спокойствие и когда всё в его жизни на своих местах. Мик же — воплощение хаоса. А ещё Айзава любит кошек, Мик же — вылитая собака. Такой же суетливый, неугомонный, не поддающийся никакому контролю, предпочитающий носиться туда-сюда, вместо того чтобы спокойно спать весь день в кресле. А ещё до невозможности верный, умный и преданный. Готовый каждое утро ездить на другой конец города к человеку, ни разу не сказавшему ему за это спасибо. 

— Мик, — впервые за два часа дороги подаёт голос Айзава. Они ездят вместе уже не первый год, но почему-то только сейчас он решает, что готов спросить это вслух. — У тебя разве других дел нет, кроме того, чтобы приезжать сюда каждое утро? 

Хизаши резко запинается. Вид у него потрясённый.

— Тебе не нравится, что я приезжаю?

Шота тяжело вздыхает. Уже не в первый раз такое — людям кажется грубостью абсолютно всё, что он говорит.

— Нет. Если бы мне не нравилось, я бы не приходил сюда каждый день несколько лет подряд, — в глазах Мика тут же читается облегчение. Как будто вероятность того, что их прогулки вдруг прекратятся, действительно его испугала. Айзава этого не ожидал. Таких эмоций от Хизаши вообще ожидать было бы нелепо, очень уж сложно его выбить из колеи. Неужели ему настолько нравятся проводить вместе время?

— Я просто имел в виду, что ты тратишь кучу времени, а мог бы выспаться или проверить итоговый тест, оценки за который ты сдать не можешь уже месяц. Я… Угх, просто ты уверен, что это стоит твоего времени?

Секунду Мик молчит, а потом вдруг смеётся. В его голосе всё ещё слышно облегчение, и Айзаве от этого некомфортно. 

— Ты спрашиваешь, стоишь ли ты моего времени, Шота?

Этот вопрос словно удар под дых. Именно это Айзава и имел в виду, но вслух бы никогда не сказал. Почему спустя все эти годы популярный, жизнерадостный Мик тратит свои свободные часы на такой сгусток негатива и апатии? Их дружба какая-то странная. Шоте всегда казалось, что он нуждается в Мике куда сильнее, чем тот нуждается в нём, но сейчас, глядя на то, как тот дорожит их общими моментами, он начинает сомневаться. Уходить от вопроса вдруг расхотелось.

— Да, Хизаши, я именно это и спрашиваю.

Лицо Мика нечитаемо. У него такой вид, как будто Айзава спросил несусветную глупость. Шота ожидает в ответ что-то вроде «Ты совсем глупый что ли?», но вместо этого Мик выпаливает на одном дыхании:

— Я трачу на тебя своё время, потому что вы с Немури — самые близкие мне люди, — говорит он как-то поспешно и громче нужного. Верный признак того, что волнуется. — Потому что после произошедшего в тренировочном лагере я даже не могу быть уверен, не вижу ли я тебя сейчас в последний раз.

Айзава молчит. Опять. Он не умеет вести разговоры о чувствах, он не разбирается в них. Даже тот факт, что утро, проведённое вне работы (а значит, и без Хизаши) превращается для него в пытку, он принял не так давно. Мик не смеет поступать с ним так: вываливать подобное как ведро воды на голову, не дав и шанса опомниться.

— Я никуда не денусь, — находится он наконец. Собственный голос звучит неожиданно тихо. Видели бы его сейчас ученики: идёт, опустив глаза, не может найти слов.

— Обещаешь? — Мик снова улыбается, но не обычной своей улыбкой во весь рот, а лишь уголками губ, осторожно, почти смущённо. Только сейчас Айзава замечает, что Мику этот разговор даётся ничуть не легче, словно все его харизма и красноречие вдруг куда-то пропали. 

— Если ты обещаешь приезжать каждое утро, — Айзава тоже улыбается. Не скалится, а лишь слегка кривит губы. Такое бывает очень редко, и почти всегда причиной является Хизаши. 

Мик смотрит на него непозволительно долго. Таким взглядом, что все мысли, которые Шота пятнадцать лет учился держать под контролем, вдруг дают о себе знать. Мик красивый. У него проницательный взгляд, и свет очень мило лежит на его волосах, Айзаве нравится, когда тот улыбается так робко и заискивающе. Ему нравится, что это из-за него.

Вместо ответа Мик вдруг находит его руку — всего на пару мгновений, но это значит больше, чем может показаться. Пальцы у него тёплые, словно солнце коснулось и их тоже. У Айзавы руки всегда холодные, и вообще он постоянно мёрзнет. Рядом с Хизаши почему-то теплее. И сегодня после работы он об этом ему скажет.

***

Совещание тянется целую вечность, но вот домой они добираются быстрее обычного. По крайней мере, так кажется Айзаве.       То, что произошло сегодня утром, нельзя игнорировать, и они должны это обсудить. Шота понимает, что на самом деле причина не совсем в произошедшем, а просто в том, что он устал держать всё в себе, но не ухватиться за этот повод он не может. Это кажется правильным, но, если честно, перспектива выйти один на один против Все за одного предстает ему сейчас менее пугающей, чем это.

Дверь захлопывается, и Мик ведёт его в гостиную. Айзава редко бывает в его квартире, потому что сам Хизаши появляется тут только по ночам. Очевидно, в сутках Сущего Мика в два раза больше часов, чем в сутках обычного человека, потому что почти все выходные он проводит либо на своих трёх работах, либо на вечеринках, либо в студии звукозаписи. Из-за этого и обстановка тут очень минималистичная. Ещё один факт, который Шота о нём знает, а другие — нет. Почти кто угодно решил бы, что у такого человека как Мик, дома дикий бардак, но Айзаве хорошо известно, что нет. Таких вещей вообще очень много, и настоящий Хизаши Ямада отличается от того, каким он кажется на первый взгляд, так же разительно, как и сам Айзава отличается от того, каким его видят ученики. Если бы Шоту попросили, он бы смог написать целую книгу на тему «Факты о Сущем Мике, которые никто не знает». Эти маленькие общие секреты почему-то очень греют ему сердце.

Мик предлагает чай, но Шота отказывается. Хизаши суетится больше обычного, что выдаёт его волнение с головой. Удивительно, как хорошо можно знать человека и при этом несколько лет не осознавать очевидного. Буквально на днях Немури говорила ему то же самое, и сейчас в полной мере становится понятно, что это правда.

— Так ты хотел поговорить? — Мик нервно смеётся. У него сейчас такое же выражение лица, как когда он не спал почти четыре дня и был готов грохнуться в обморок в любой момент.

Айзава кивает.

— Хизаши, послушай… — Мика сейчас, кажется, удар хватит, и Шота его понимает, хоть внешне и старается этого не показывать. — Я никогда не хотел навязываться тебе, но…

— Ты не навязываешься! — Мик нервно вскидывает руки, и тут же спохватывается. — Прости! Продолжай. 

Шота глубоко вздыхает.

— …я никогда не говорил тебе этого, потому что не хотел разрушить нашу дружбу, которой я очень дорожу, но…       

— Я ТОЖЕ! — у Айзавы побаливают уши. Мик из тех людей, которые начинают очень много болтать, когда смущаются или волнуются, а его причуда делает это качество оружием массового поражения. — Я думал, что это так глупо и… ОЙ, ПРОСТИ! То есть, прости… Да?

У Айзавы начинает дёргаться веко. Не так уж просто говорить то, что носил в себе полтора десятилетия, когда человек не может нормально выслушать. Какая-то часть его мозга считает, что это даже мило, но у другой начинается приступ тревожности от одного взгляда на то, как Мик нервно крутит в руках угол подушки. 

— …и я говорю о том, что ты не обязан отвечать на мои чувства или вообще отвечать хоть что-то, но я…

— Конечно я обязан! Хм, прости.

— …я хотел сказать, что ты для меня очень много значишь и… 

— ТЫ ДЛЯ МЕНЯ ТОЖЕ!

Айзава готов ему вмазать. Именно по этой причине он не сказал всё ещё в школе: потому что Хизаши вообще не изменился и остался всё таким же невыносимым. Но в этом и причина, верно? Мик — такой же, какой был, именно поэтому и Айзава спустя столько времени чувствует абсолютно то же самое. В следующую секунду они открывают рот одновременно, и Мик снова начинает бормотать что-то на громкости, которую человеческий слух выдержать не способен, и у Шоты сдают нервы. Применять причуду в такой ситуации кажется неправильным, хоть перспектива и кажется очень привлекательной, и поэтому Айзава не находит способа добиться сходного эффекта лучше, чем это.

Он резко дёргает Мика на себя за края куртки, и тот мгновенно замолкает.

— Я люблю тебя, — наконец договаривает Шота, и Мик внезапно перестаёт выглядеть так, словно находится на грани смерти, а на лице его снова появляется та улыбка, которая была утром, но Айзаве этого мало. Иррациональный страх, что Мик его не понял, заставляет его продолжить. — Не как друга.  Люблю. Понял?

Хизаши моргает несколько секунд, и вдруг лицо его расслабляется.

— Понял, — вид у него безумно довольный. И не скажешь, что секунду назад он был готов грохнуться в обморок. — Знаешь, я пятнадцать лет тебе не мог сказать то же самое. 

От удивления Шота ослабляет хватку.

— Я тоже…

Мик нервно смеётся. 

— Я считал, что ты сочтёшь всё это неуместным, и мы перестанем общаться.

Айзава смеётся тоже.

— И я.  

— Знаешь, когда мы только пришли домой, я боялся, что ты хочешь сказать, что ты хочешь перестать быть друзьями.

— Ну, технически, я это и предложил. Только… в хорошем смысле. 

Они смотрят друг на друга и улыбаются. Все всегда говорят, что улыбка у Айзавы жуткая, но вот Мик, кажется, ничего против не имеет. Ощущается это всё словно его величайшая тайна перестала быть таковой, и теперь он не знает, что делать. Логичный вариант, правда, у него только один, и именно им он и пользуется. 

Губы у Мика тонкие и сухие — от волнения, наверное. Его усы и щетина Айзавы как-то странно щекочут лица друг друга, и они оба не могут понять хорошо это или плохо. Просто необычно, наверное. Он откидывается на диван, и Шота вдруг оказывается сверху. Ого, значит Мику нравится так? Шота чувствует себя немного потерянным, потому что на фоне всех вещей, которые он знает о Хизаши, внезапно появляется целый список того, о чём он понятия не имеет. О чём именно Мик думал все эти годы? Какого поведения он ожидает? Айзава не привык не иметь чёткого плана действий, и поначалу это пугает, но только первые несколько секунд. В конце концов, разве это плохо? Говорят, узнавать новое друг о друге не поздно никогда.