— Звёзды указали на тебя, Ганс.
Юноша вздрогнул, когда к нему все обернулись, особенно тяжело было от обречённого взгляда отца. Неподъёмная тишина давила на затылок. Но он не мог всех подвести, поэтому гордо кивнул, сжимая кулаки — так не видно дрожи в руках.
Было страшно.
Конечно, было очень страшно, даже сводило живот, но раз он мог всех спасти, то стоило принять свою судьбу. Всё просто: нужно лишь стать жертвой для Зверя. В обмен на это Зверь обязан был защитить их от захватчиков. Но Ганс не мог до конца понять, что это значило.
Приняв жертву, Зверь обязался даровать свою защиту тем, кто призвал его. Что будет при этом с самой жертвой, ни один старейшина ответить Гансу не мог, и он смирился. У него оставалось очень мало времени. Ритуал проведут завтра.
— Всё хорошо, отец. Я понимаю, — на самом деле Гансу с трудом давались эти слова, потому что он боялся представить, что станет с отцом, когда тот его лишится. Казалось, ещё недавно они вместе хоронили папу — как и половину города, его унесла тяжёлая болезнь.
Ганс в последний раз прошёлся по знакомым улицам, с удовольствием наелся слив — ему отдали бесплатно. Он старался не обращать внимания на то, как изменился город, готовясь к осаде. Она могла бы стать последней для всех, если бы звёзды не указали на подходящую жертву. Точнее спасителя. Не к каждому на зов мог прийти Зверь.
Наедине с отцом они говорили недолго, ведь прощаться им предстояло утром. Ганс выпил отвар из его рук и к своему ужасу проспал до обеда. Времени совсем не оставалось — войско захватчиков вскоре будет здесь. Ганс не злился ни на отца, ни на старейшин за то, что усыпили, наверняка они опасались, что жертва сбежит. Но он принял свою судьбу.
С чем он не мог смириться, так это с тем, что ему предстояло выйти к Зверю обнажённым. При всех. Стражи у ворот, лучники, отец... на щеках полыхал румянцем гнев, но Ганс не осмелился спорить: стоял раздетым бездвижно, пока для ритуала наносили на тело узоры. Молчал, когда на нём застегнули ошейник и кандалы. Молчал, когда пристегнули цепь и заставили встать на колени, а потом чуть ли не лечь на камень. Молчал, когда зазвучали непонятные ритуальные фразы.
Но не сдержал вздоха, когда перед глазами заклубилась тьма. Просто грозовое облако зависло над землёй, с треском разрываясь, и из него выступили лапы. Словно из стали, с когтями, тёмные и опасные. Как смог, Ганс приподнял голову, удерживаемый цепью, разглядывая Зверя — тот вышел на четырёх лапах.
Он был массивным, огромным, опасный хвост с зазубринами покачивался, готовый нанести удар, узкая тёмная морда повернулась в сторону Ганса, и он затаил дыхание. Глаза у Зверя горели.
Когда Зверь шагнул к нему и принялся обнюхивать шею, ворчать в затылок, Ганс не сдержал дрожи — его изучали словно добычу, словно званый ужин. А потом сверкнули когти.
Звякнули цепи, прорываясь, давая возможность подняться, и Ганс неуклюже встал на затёкшие ноги. Зверь внимательно осмотрел его, потом повернул морду к горизонту — там уже виднелся дым вражеского войска.
Зверь прикрыл глаза, и на мгновение Гансу показалось, что в них мелькнуло понимание. Стало даже неловко за столь банальную ситуацию. Но его судьба уже решена. Зверь вытянулся, по его телу прошла дрожь и короткая вспышка: из шерсти стали сильнее выступать пластины, прикрывая уязвимые места, появились костяные наросты на спине. В глазах полыхнула кровавая усмешка, и Ганс поёжился. Зверь склонил голову, вновь изучая его взглядом. Недовольно взрыкнул и поскрёб когтём по стальному ошейнику и скованным рукам, а потом подтолкнул к приоткрытым воротам — пора было оборонять город.
— Зверь хотел, чтобы цепи сняли, — Ганс протянул руки к старейшине, и тот с сомнением отпер замки и убрал тяжесть с горла. — И дайте мне одежду, — мужчина колебался, но Ганс не собирался сдаваться и ждать голышом проигрыша или победы. Поэтому к лучникам на стену он поднимался гордо и с прикрытым штанами задом. Узоры с тела исчезли после ритуала, и он заметил это лишь когда одевался.
Зверь затаился среди камней и даже со стены стал почти незаметен. Он давал возможность врагам подойти ближе, чем на стенах вызвал опасливое волнение. Станет ли защищать? Поможет ли победить? Но все сомнения отступили, когда Зверь метнулся смертоносной стрелой в самую гущу чужого войска. Казалось, даже отсюда слышны хруст и крики.
Первые ряды стали обстреливать лучники со стен, а Зверь бушевал позади. Магические вспышки, режущий хвост, острейшие когти — он нёсся, сея смерть, и даже количество противников не было ему помехой. Это была даже не битва — резня. Ганс наблюдал за Зверем с благоговейным трепетом, вцепившись в ограду на стене. И он был отдан ему? Этому безжалостному чудовищу? Ганс сглотнул подступающую муть, а после услышал утробный, прошивающий тело рёв.
Зверь стоял, поднявшись на задние лапы, а сверху он зажимал оторванную голову предводителя. Вот и всё. Почти уничтоженное, обезглавленное войско. Ганс выдохнул и отступил от стены, спускаясь вниз. Теперь его очередь.
Когда старейшины вышли встречать Зверя, он швырнул им под ноги голову. Ганс сглотнул, отводя от неё взгляд, и несмело сделал несколько шагов вперёд. От Зверя несло кровью, шерсть пропиталась ей, когти до сих пор были влажными. Зверь оскалился и снова опустился на четыре лапы, тело его изменилось, лишняя защита исчезла. Он мотнул головой, словно приглашая, и Ганс, оскальзываясь, забрался ему на спину. Только успел ухватиться покрепче, как Зверь рванул вперёд.
Так далеко Ганс никогда не путешествовал. Пейзаж расплывался перед глазами от скорости бега, поэтому он прильнул к телу, вцепился непослушными пальцами крепче. Когда же этот сумасшедший забег закончился, Ганс почти свалился на землю, выстанывая — напряжённое тело сводило. Зверь дал ему время, потом сверкнул взглядом и исчез среди деревьев. Ганс же уставился на вход в пещеру среди камней. Удобное, незаметное убежище. Не зная, что делать, он уселся у входа, растирая пальцы и затёкшие конечности.
верь вернулся посвежевший, с мокрой шерсткой, без следов крови. А ещё он тащил в пасти тушку оленя. Ганс сглотнул, прикидывая, кто из них двоих станет для Зверя сегодняшним ужином. Может статься, что оба.
Однако не произошло ничего страшного.
Зверь разжег костёр, освежевал тушку, умело пользуясь когтями как лезвиями, зажарил мясо, явно стараясь для человека. Ганс так удивился, что ел послушно и много — неожиданно прорезался аппетит. Потом Зверь дал ему напиться из принесённого котелка, а ночью не только завернул в чью-то шкуру, спасая от сырости и холода, но и накрыл своей лапой сверху.
Ганс не мог бы сказать, сколько это продолжалось: Зверь кормил его, водил к озеру, даже позволял играться с ним в воде, брызгаясь, гулял по лесу, всегда сопровождая, дарил вкусные ягоды.
— Ты откармливаешь меня на убой? — как-то в шутку спросил его Ганс, зная, что Зверь не сможет ответить словами. Но не спросить не мог, пусть и так.
Ответный взгляд Зверя горел осуждением и насмешкой, а потом тот расфырчался и боднул его в бок. И Ганс впервые несмело его погладил.
Шли дни, и он учился прикасаться к Зверю чаще. Наблюдал за ним, восхищался смертельной грацией, скрывал дрожь от хищного рыка. А потом Зверь запах ярче, так одуряюще, что сдерживаться стало невыносимо.
— Позволь, — губы не слушались, но Ганс продолжал просить. Пальцы несмело коснулись чужого бока, нежно зарывшись в шерстку, пригладили пластинки. Он провёл ладонью к животу Зверя и взмолился вновь: — Прошу, позволь мне... — хрипло выдал он, борясь со своим желанием. Да, он давно уже не мог думать ни о чём, кроме Зверя. Иногда казалось, что так было с самой их встречи.
Аромат Зверя стал гуще, пряные нотки будоражили, под ладонью раздался тихий рокот, и Ганс решился, наконец-то ведя рукой ниже. Пригладить шерстку, надавить на кубики мышц, двинуть рукой за чужую спину и...
Оплеуха была такой сильной, что Ганс не устоял на ногах. В голове зазвенело, а ещё он ощутил, как обожгло щёку — на ней осталось три полоски от когтей.
Зверь зарычал, и Гансу показалось, что в первый момент тот дёрнулся к нему, но понять это было сложно — перед глазами плыло. А потом Зверь скрылся.
Ганс отлежался на шкурах, приходя в себя, потом осторожно умылся водой и вышел из укрытия. Зверя не было.
Вдохнув-выдохнув, Ганс решил, что ему стоит извиниться за своё поведение. Возможно, люди вообще были противны Зверю, и тот из последних сил держался, чтобы не перекусить наглецу шею. За это стоило поблагодарить, а не купаться в обиде, которая обжигала. А ещё неудовлетворённое желание теплилось внутри, и Ганс не знал, что с ним делать.
Поэтому Ганс наловил рыбы. Проверил ловушки и притащил тушку зайца — всё это было Зверю на один укус, но он старался. Кажется, впервые с момента, как оказался в чужом логове, готовил сам.
Рыбка золотилась на палках у костра, ароматные травы разжигали голод, запёкшийся заяц был прикрыт в горшочке. Зверь как всегда появился незаметно, но рядом с человеком специально зашуршал хвостом по земле, обозначая своё присутствие. Ганс примирительно улыбнулся ему и тут же перевёл взгляд обратно на костёр.
— Это тебе. Я старался сделать вкусно и... прости меня, — каждое последующее слово давалось Гансу с трудом. — Я виноват перед тобой. Не подумал, что тебе могут быть неприятны прикосновения человека и что моё желание... — он не успел договорить, как оказался сметён в ворох листвы. Мощное тело накрыло его, пасть распахнулась, и Зверь глубоко, жадно вдохнул воздух рядом с его шеей. Потом обнюхал ниже, спустился к паху, и у Ганса перехватило дыхание. Тело реагировало само, вновь распаляясь, руки потянулись к устрашающей морде. Пальцы ухватили за длинное ухо, приласкали, почесали за ним и скользнули под узкую челюсть.
— Чувствуешь, да? — улыбка вышла обречённой. — Я вот заметил, как раскрылся твой аромат в последние дни и просто не смог устоять. Я и до этого думал о тебе... желал. А тут не смог с собою справиться, — Ганс сел и подтянул к себе застывшего Зверя. — Если тебе противно, лучше сразу перегрызи мне глотку. А если нет... позволь мне? — он почти невесомо провёл по приоткрытой пасти, положил ладонь на шею, прощупал защитные пластинки и пригладил шерстку. В ответ Зверь заурчал и рывком подхватил его на руки, унося в пещеру. Про ужин так и не вспомнил.
Ганс вновь оказался на спине, но на этот раз Зверь тёрся мордой о его шею, вылизывал, фырчал за ухо. И пока когти не добрались до одежды, Ганс сам потянул её. И теперь его руки вели по телу Зверя. Он надавил ему на плечи, заставляя всю эту огромную, смертоносную тушу подчиниться движению и лечь на спину. Аромат Зверя снова кружил голову, и Ганс глухо застонал, зарываясь носом в его шерсть на животе.
Там, рядом с пластинами и наростами, было три пары сосков. Он их все с удовольствием прощупал, потёр и даже покусал, наслаждаясь рокотом под ладонями. Зверь его больше не отталкивал, а хвост его метался по полу, изгибаясь на каждом укусе. Ему нравилось, Ганс это чувствовал, и голова кружилась от радости.
Он уткнулся лбом в раздвинутые бёдра, улыбаясь, переводя дыхание. Всё было словно во сне. Он мог касаться Зверя, ему было позволено. Ганс на пробу погладил шерстку в паху, переместился на пластины, приласкав и их — он не представлял, как именно их раскрыть или доставить тут Зверю удовольствие, поэтому нырнул пальцами под хвост. У самого основания тот был чувствителен, особенно сейчас, не скрытый защитой и грубыми наростами. Такой нежный, такой уязвимый — Ганс не устоял и прижался к нему губами.
— Р-ра-аур! — громогласно выдал Зверь и откинул голову назад, длинный шероховатый язык вывалился у него из пасти, а когти впились в камни. Ганс ощутил удовлетворение — он смог заставить Зверя желать!
Язык скользнул выше, собирая капли смазки, густой аромат пьянил. А может, это было оттого, что Ганс впервые пробовал омегу. Он прижался ртом, глотая смазку, пальцами в кольце поглаживая хвост. Тело Зверя под ним выгибалось, тот скулил, и от ощущения власти над ним Ганса распирало.
Пластины приоткрылись сами, и наружу выскользнул нежный, островатый член.
Ганс громко сглотнул.
Не смотреть на него было невозможно. Розовый, словно цветок, блестящий от смазки, с нежными ворсинками у основания, подрагивающий, красивый — Ганс потянулся приласкать эти ворсинки губами. Сверху Зверь громко, надрывно рокотал, а его горящие глаза следили за каждым движением.
Ганс медленно, заявляя своё право и глядя в эти глаза, ощупал под хвостом, измазал пальцы в смазке и толкнулся ими в омегу. Внутри Зверь тоже был удивительный.
Ребристый, влажный и очень горячий — лишь представив, как всё это ощутит целиком, Ганс глухо застонал, прижимаясь щекой к шерстке. Сверху с изогнувшегося члена вязко капала смазка. Ганс слизнул её и почти заурчал как его Зверь.
А потом хвост Зверя изогнулся и скользнул сзади, проезжаясь под членом, заставляя выгнуться от удовольствия и рвано выдохнуть. Хорошо было. Приятно. И одобрительное урчание Зверя пробрало до мурашек — Ганс подался ближе, языком и губами собирая смазку с необычного члена. Действительно нежный. А пряность на языке была очень вкусной, ни на что не похожей.
Теперь взгляд Ганса расплывался, он ласкал медленно, и если бы не хвост, то ещё надолго растянул бы удовольствие. Но хвост плотно обхватил за бока, притянул вплотную, и Ганс, приподнявшись, уже сам проехался членом у основания хвоста. Растёр смазку, подразнил короткими движениями, а потом сделал глубокий вдох и медленно качнул бёдрами.
Всё тело пронзило вспышкой, чужой жар расплавил, выбил из горла нечеловеческий вибрирующий стон — и для Ганса это было впервые. И это было так!..
Он больше не сдерживался. Пока ещё неумело, но со всей своей пылкой страстью задвигался, проезжаясь членом по каждой ребристости внутри, по каждой выпуклости. Ошалелый взгляд метался по Зверю, вспышками выхватывая его удовольствие. Вот снова вывалился язык, вот крепче вбились в камни когти, вот хвост неудержимо хлестнул по бедру. Вот снова непобедимый Зверь хрипло, низко заскулил, словно молил о пощаде. Ганса от этого вело, подстёгивало и скручивало — он сам готов был скулить, просить, но вместо этого толкался жёстче, хватаясь за сильные бёдра, зарываясь пальцами в шерстку.
Удовольствие опалило Ганса неожиданно. Просто Зверь сжался, все рёбрышки ритмично сдавили, и Ганс с рычанием излился, долго, сильно. Омега всё не отпускал его, и он не сразу понял, что Зверь хочет продолжение.
Когда узел сцепил их, Ганс выгнулся до хруста, кончая снова, и только после позволил себе обессиленно упасть на чужое тело. Крепкое, мягкое, смертоносное. Нежный омежий член извивался у него под животом, пачкая семенем — Зверь тоже кончил уже не в первый раз. Ганс задрал голову и улыбнулся ему, поглаживая среднюю пару сосков.
— За такое — хоть тысячу раз умереть, — хрипло выдал он и сильно дёрнулся от слова, прозвучавшего в голове.
«Да».
— Ты... — Ганс покрутил головой, сомневаясь, что это не временное помутнение.
«Ты слышишь меня? — Зверь обнял его лапой, прошёлся языком по виску, с урчанием слизывая влагу. — Значит, ты и правда меня принял. Полностью».
Почему-то лицо Ганса обдало жаром. Вот ведь. Глотать смазку он не смущался, а слышать такое почему-то оказалось волнительно.
— Что это значит? — под ладонью Зверя он замер, почти забыв, что они всё ещё в сцепке, а потом омега сжался, все рёбрышки прижали внутри, и Ганс забился, ужом крутясь в его лапах.
«Сладко, — пророкотал Зверь у него в голове, и Ганс приготовился задавать ему вопросы. Не показалось ведь. Действительно разумное существо, наравне с ним, а может, и выше. — Ты принял меня. Мою защиту, моё тело и мою жизнь. Поэтому ты слышишь. Так случается не всегда, всё потому что вы, люди, так и не научились проводить ритуал правильно».
От возмущения Ганс привстал на локтях, упираясь Зверю в грудь.
— Вот ещё! Старейшины всегда так делали, описание передаётся из древних свитков. А про жертву для ритуала всегда испрашивают волю звёзд.
«Жертву? — даже неслышимый, тон зверя изменился, став тяжелее. — Значит так люди называют тех, кто становится нашей Парой?».
Ганс не нашёлся, что ответить, вместо этого прячась от горящего взгляда Зверя, прижимаясь щекой к его шерстке.
Звери ведь всегда защищали. Разве это был не ритуал помощи? Обмена жертвы на защиту? Хотя кто бы не стал защищать свою Пару...
Ганс чуть качнул бёдрами, проверяя, насколько опал узел, и Зверь на это движение горячо выдохнул ему в макушку. Говорить совершенно не хотелось в такой момент, но в груди Ганса зудели беспокойство и любопытство.
— Если не жертва, то почему они не возвращались?
«А ты бы ушёл от своей судьбы и от лучшей жизни? Не той, где тебя с лёгкостью отдали монстру, потому что так надо?».
Гансу стало невыносимо стыдно за себя и за других людей. Он сжался, обдумывая всё, что с ним произошло. Как унизительно и страшно было стоять на цепи и ждать, примет ли Зверь жертву.
— А почему вы тогда просто не забираете жертву и не уходите? Если ритуал лишь показывает Пару.
«Всё не так просто, — Зверь явно собирался уйти от прямого ответа, но Ганс не стал упорствовать. Всё потом, сейчас это точно не важно.
Он осторожно приподнялся, медленно покидая омежье нутро, невольно бросая взгляд вниз, чтобы напоследок увидеть, как Зверь раскрыт. Это вновь будоражило, и Ганс залюбовался. Насмешливое фырчанье в ответ не было обидным.
Ганс перевернулся, расслабленно устраиваясь спиной на груди Зверя. Он знал, что омега выдержит его вес, лапы обняли бережно, почёсывая когтями по влажному животу.
— А можешь ещё... ну... потрогать меня хвостом? — улыбку на морде Зверя Ганс почувствовал, даже не оборачиваясь. Хвост тут же заскользил по бедру, потом обвился вокруг члена, и Ганс расслабился. Зверь покусывал его плечо, вылизывал под подбородком, мазнул языком по губам, и лежать в его объятиях, наслаждаясь, было так же приятно, как ласкать самому.
— Я хочу посмотреть на твой мир. Или откуда ты? Мы направимся туда? — Зверь застыл, и Ганс испугался, подумав, что спросил что-то не то, но не успел извиниться.
«Не ожидал, что ты это предложишь. Готовился тебя просить, потому что обратно не отпущу, а перед другими людьми я выполнил свой долг. И ты свой тоже».
Ганс хотел было заикнуться про отца, но промолчал — они уже попрощались. Незачем было возвращаться. Кончик хвоста успокаивающе погладил по щеке, где по-прежнему ярким росчерком оставались следы когтей.
— Почему ты меня ударил?
«Испугался. Впервые почувствовал себя уязвимым перед кем-то. Хотел тебя нестерпимо. Хотел от тебя детёнышей».
Ганс вытаращил глаза в потолок пещеры. Вот так первый раз, так первый раз. Как же всё быстро.
«Ты правильно почувствовал, мой аромат изменился. У меня скоро течка, и я желаю провести её с тобой».
Ганс прерывисто выдохнул, собирая разбежавшиеся мысли, а потом развернулся в лапах Зверя и поцеловал его пасть, хотя внутри у него всё дрожало.
— Хочу испытать с тобой всё, что возможно, — он далеко не был уверен насчёт детёнышей, но своему Зверю доверял. — Мы останемся здесь? Чьё это логово?
«Кто-то из нас давно обустроил это место и поставил магический знак. Теперь любой из нас может почувствовать это убежище. А ещё понять, что оно занято», — Зверь игриво зарокотал, тиская его тело, и Ганс рассмеялся.
О, да. Они будут заняты. Очень заняты.
Ведь делать детёнышей это так ответственно, так приятно и так... по-взрослому. Ганс пообещал себе, что он научится, а потом они обязательно повторят — уже в мире Зверя.