Тэхену девятнадцать, он молодой и свободный, пьяный слегка и, как ему кажется, влюбчивый. Именно тогда он, ввалившись в туалет, где все громкие звуки немного приглушены, встречает блюющего в раковину парня. Вода смывает в канализацию полупереваренную пищу и застрявшие в ней куски цветов, и Ким, откровенно говоря, совсем не испытывает резкого прилива нежности или сочувствия к тогда еще неизвестному несчастному.
И именно так он попадает в компанию, где знакомится с Юнги-хеном, — благодаря тому же Хосоку-хену, которого встретил первым в уборной душного клуба. И все бы круто, но...
Но хен охрененный. Шепелявит малость, сам небольшой да складный, а еще глаза-щелки и маленькие милые зубы. Челка, беспрестанно лезущая в глаза так, что Мину приходится периодически встряхивать дурной башкой, чтобы ее убрать. Нет, чтобы отстричь к чертям.
Юнги-хен сам как дьяволенок, чтоб его, — цепкий и на язык остер, за словом не то, что в карман — вообще не лезет, оно у него и так само прет. Тэхен даже не по уши — Тэхен в полной заднице.
И вот уже они с Хосоком на пару блюют у противоположной от входа в подвал стены, пока внизу хен диссит очередного зазнайку. Тэхен отлипает от ледяной кладки первым, пальцами стирая с нижней губы лепестки:
- Хен, а, хен? А давно... давно ты это?..
Чон откашливается из последних сил и густо сплевывает на асфальт кровью, следом упираясь лбом в стену.
- Давно ли я из-за Юнги цветами харкаю — это ты спрашиваешь, Тэтэ? — младший в ответ кивает. — Ну, уж подольше твоего. Уж третий год пошел, наверное.
Хосок смотрит вниз и подошвой растирает темное в неверном свете уличных фонарей пятно, и лишь на белом кроссовке оно алеет. Тэхен склоняет голову набок, прищуривается, смотря на старшего одним глазом. Из клуба выходит качающаяся парочка и через не закрывшуюся до конца дверь до парней доносятся смутные звуки битов.
- А ты чего операцию не сделаешь, хен?
Хосок на Тэхена не смотрит — провожает взглядом удаляющуюся пару и улыбается слабо чему-то своему. Молчит недолго, а потом все же отвечает:
- Не хочу. Мечту свою лелею, пускай и глупо это, наверное.
Особенно учитывая то, как Юнги-хен вокруг Чонгука кругаля выписывает, думает Ким.
- Недолго тебе осталось, хен. Может, передумаешь все-таки, а?
Но Хосок качает головой и, гулко кашлянув, возвращается в клуб. Тэхен думает, что, ну, хотя бы у Чонгука взаимность.
***
Тэхену двадцать два, он молодой и почти свободный, трезвый до опиздения, но петь все равно охота. И он напевает себе тихонько, придерживая перед пожилой дамой дверь в отделение. Она косится на него, услышав слабое «а любовь живет три года», но молча проходит вперед. Навещает кого-то, наверное.
В кармане вибрирует, и, вытащив телефон, Ким читает пожелания удачи от Чонгука, от сестры Хосока, от Юнги-хена даже. Не ответив, не спешит убирать мобильный обратно — в палате складывает его в ящик с остальными своими вещами, который затем уносит медбрат. Ему самому это все ни к чему в операционной.
С похорон Чона прошло чуть больше недели, и произошедшее будто отрезвило Тэхена. Ведь смысла страдать и дальше нет — его не было изначально, только он почему-то продолжал терпеть забивающие горло цветы и мучиться при каждом взгляде на Мина на протяжении почти что трех лет, наблюдая, как рядом от того же недуга загибается солнечный хен. Тот умирал мучительно долго, выблевывая по кускам внутренности с кровью и лепестками, но улыбался так же слабо, как когда-то делал это у клуба — все еще верил непонятно во что, пока Юнги-хен дрожал от вины в руках Гука.
Тэ излишним оптимизмом, крепкой верой или необъяснимой способностью притягивать чудеса не отличается, поэтому ложится под нож. Без любви, наверное, грустно будет жить, но подыхать из-за какого-то там чувства да клумбы в грудине он не собирается. И пользы от этого ноль.
А шрамом хотя бы гордиться можно будет — людей со следами под ключицами гораздо меньше, чем могил на кладбищах.
На восстановление уходит чуть больше двух недель: тонкая кожа постепенно срастается и на когда-то чистой груди появляется грубовато выведенная буква Т, бледнеющим багровым выделяющаяся на светлом. Тэхен старается особо не бередить сознание, поэтому после выписки сидит дома или гуляет в ближайшем парке — с друзьями по мере возможности не пересекается. Хосокова сестра иногда пишет ему в чате, аккуратно и ненавязчиво проверяет самочувствие и каждый раз спрашивает, не нужно ли чего.
Тэхену ничего не нужно.
От общей апатии он решает спастись в одном из новых баров — неоновый, симпатичный и какой-то изысканный, что ли, он Кима устраивает. И бокалы прикольные. Напиток за напитком повышают в Тэхене лишь градус алкоголя и желание поныть, но девушка за стойкой занята клиентами, а к другим посетителям парень лезть не хочет.
Тем не менее, Тэхен еще недостаточно пьян, когда к нему подсаживается длинноногое чудо с мятного цвета андеркатом на башке и очками без стекол на носу. Чудо, развернувшись к стойке боком, тянет лапищу и басит хриплое «Намджун», но Тэхен не будет Тэхеном, если не хихикнет и не отвернется обратно к голубой трубочке, предварительно смерив прищуренным взглядом беспардонного парня.
Намджун пожимает сам себе плечами и — Тэхен видит краем глаза — усмехается до ямочки на щеке. У Кима внезапно дикое желание ткнуть в нее пальцем, и он себе в нем не отказывает. Новый знакомый дергается от неожиданности, чуть не падая с высокого стула, и Тэ цепляется взглядом за на секунду мелькнувшую в свободном вороте футболки алую горизонтальную полосу.
- Я Тэхен.
Намджун кивает приветственно и просит бармена повторить.
Тэхену двадцать два, он молодой и свободный, пьяный слегка и, как ему кажется, влюбчивый.