— Ты последнее время какая-то тихая.
Реплика улетает пустоту: Эмма никак не реагирует. Не шевелится и не смотрит в его сторону. Эмме плевать. Она пялится гипнотическим взглядом в потолок, потому что жизнь — это какая-то слишком запарная херня. А Эмма порядком подзаебалась.
В голове — туманная пустота, вместо сердца — зияющая дыра. Не жизнь, а паскудное существование. Эмме хочется утопиться. Или повеситься. Сайонара, сучка.
Она садится и рассеянно оглядывается по сторонам, нарочито игнорируя Джеффа. Замечает на тумбочке сиротливо стоящий бокал вина. Раздумывая секунду, лениво тянется к Просекко, делает глоток и морщится. Недоумевает, зачем вообще взяла эту дрянь. А в голове бьется навязчивая мысль разбить бокал, чтобы острые осколки хрусталя впились в кожу. Чтобы почувствовать боль. Чтобы почувствовать хоть что-то.
Воображение рисует пугающе реалистичные картины, как темная, вязкая кровь пачкает светлую кожу и мелкие осколки стекла. Эта безумная идея становится все заманчивее с каждой секундой, но Эмма быстро приходит в себя и отставляет бокал подальше. Ведь что мы говорим Богу Смерти?
Не сегодня.
Она неторопливо поднимается с кровати и подходит к окну. Закатное солнце окрашивает небосвод в огненно-оранжевый и ярким лучом бьет по глазам. Небо словно горит, и Эмме это нравится. Отвлекает, но лишь на секунду. Она резко задергивает шторы, погружая комнату в полутьму.
Эмме скучно, уныло и одиноко. Все вместе и по отдельности. Взболтать, но не смешивать. Внутри пусто и отвратительно, и она совершенно точно не знает, что с этим делать. Внутри догорает пепел, и Эмма понимает, что даже Джефф ей больше не помогает.
Она устала от людей. Вокруг либо клоуны, либо клоны — их миллионы. Устала лицемерно улыбаться в каждую камеру и торговать собственным лицом. Устала от себя, да и от собственной жизни в принципе.
Сначала все было не так печально. Было терпимо и ненавязчиво, апатия отступала после бутылочки дорогого вина, а напряжение рассеивалось в воздухе вместе со сладковатым дымом от косяка. Безнадежность растворялась под языком вместе с марками ЛСД. Лови приходы и радуйся жизни, что тебе еще нужно?
Видимо, все-таки что-то нужно было.
Эмма садится на край кровати, пытаясь привести внезапно сбившееся дыхание в норму. Грудь сдавливает словно в тисках, а в голове туманное марево мешает думать. Она тянется к сумочке, перебирает хлам, лежащий в ней, и наконец достает упаковку ксанакса.
— И что это за херня? — Джефф внезапно подает голос. Он звучит грубо и недружелюбно, как всегда. Но Эмму это больше не пугает. Эмму в принципе больше ничего не пугает.
— Это по рецепту, отъебись, — огрызается она, закидывая таблетку в рот. Эмма тянется к початой бутылке вина, запивает лекарство большим глотками, прикрывая глаза.
Под неодобрительным взглядом Джеффа она откидывается на кровать, раскидывая руки. Дыхание приходит в норму, и Эмма чувствует себя лучше. Или ей только кажется. Однако на данный момент ее все более чем устраивает.
— Может быть, ты все-таки расскажешь, что с тобой происходит? — раздраженный голос Джеффа доносится откуда-то сверху. Эмма лениво открывает глаза, смотрит снизу вверх и медленно садится, не отрывая взгляда от его лица.
— Почему тебя вообще это интересует? — медленно произносит она, растягивая слова. — Мы просто трахаемся. Я к тебе в жизнь не лезу, и ты, будь добр, не лезь в мою.
Джефф садится в кресло напротив, не переставая сверлить ее прожигающим взглядом. Раньше на нее бы подействовало, она бы упала ему в ноги и выложила все подчистую. Вылила бы на него все свои сраные проблемы, попросила бы обнять и ласково поцеловать в макушку. Но сейчас ей это нахрен не нужно.
Эмма поднимается и снова подходит к окну. Солнце уже село за горизонт, и на небе яркими точками виднеются первые звезды. Эмма тяжело вздыхает и поворачивается к окну спиной. От огненного пожара на небе не осталось и следа, но звезды тоже очень красивые.
— Знаешь, какими бы полными не были наши сосуды, рано или поздно мы выпьем друг друга до дна, — самозабвенно декларирует она, прислоняясь спиной к стене. Ловит на себе непонимающий взгляд Джеффа и добавляет: — Это не про тебя. Я про свою жизнь, знаешь. Не бери в голову.
Джеффа такой ответ явно не устраивает. Он встает с кресла и подходит ближе. Эмма пожимает плечами, поворачиваясь к нему спиной.
Она выбрала Джеффа, потому что он не ебет мозг и сногсшибательно трахается. Но сегодня что-то пошло не так. Каждый его вопрос вколачивается в голову ржавым гвоздем, причиняя жуткий дискомфорт.
— Знаешь, сегодня я с тобой, потому что мне скучно жить, — тихо произносит Эмма, даже не поворачиваясь. Надеется, что он свалит на все четыре стороны после этих слов, хотя в глубине души надеется, что он останется. Она не знает, что Джефф делает, слышит за спиной скрип кресла и думает, что он ушел. Возможно, он больше никогда не придет, но сейчас ей плевать. В голове какой-то мерзкий скрежет давит на мозг, и Эмма сделает все что угодно, чтобы он прекратился.
Джефф реагирует на ее слова почти мгновенно, но не так, как она себе представила. Он рывком сокращает расстояние между ними, больно вжимая Эмму лопатками в стену. А его тяжелая рука ложится на шею, сжимая пальцами кожу.
В ее взгляде на секунду проскальзывает страх, но исчезает так же мгновенно, как и появляется. Эмма смотрит непонимающе широко распахнутыми глазами, но сделать ничего не пытается. В ее мутной голове мелькает мысль, что так даже лучше. Самой делать ничего не придется. Хотела сдохнуть? Получи, распишись, сучка.
Воздуха катастрофически не хватает, а черепную коробку словно набили ватой. Она пытается рефлекторно вдохнуть, но ни черта не выходит. Эмма хрипит, чувствует слабость и понимает, что осталось немного.
Джефф смотрит на нее внимательно, а затем, подавшись еще ближе, грубо целует в губы, ослабляя хватку. Эмма сначала теряется, но затем с горечью отвечает, чувствуя его пальцы на своей шее.
«Хотел узнать, что со мной? Наслаждайся».
Эмму буквально трясет от нахлынувших эмоций. Она бессовестно жмется к его губам, наполняя Джеффа своей удушающей болью и обнажая свою искалеченную душу. Буквально заставляет почувствовать, каково ей. И он принимает это безоговорочно.
А затем все резко прекращается. Джефф отходит на пару шагов, выпуская ее шею из рук, а Эмма сразу же падает на колени, потому что ноги отказываются ее держать. Она протяжно кашляет и пытается отдышаться. Горло буквально горит, а на глазах выступают слезы. Неожиданно желанный кислород наполняет легкие, и Эмма чувствует, как ее тело заполняет пьянящая эйфория.
Она медленно поднимается на ноги, туманным взглядом обводит комнату и кусает губы. Джефф собирается что-то сказать, но она кивком головы прерывает его на полуслове, а затем берет за руку и тянет за собой на кровать. Он неожиданно послушно садится рядом с ней.
Эмма не знает, чего хочет, но чувствует, как по спине ползут мурашки. Рука у Джеффа до невозможного теплая, и она не хочет ее отпускать. Она аккуратно опускает голову на его плечо и закрывает глаза.
— Поцелуй меня, — не то просит, не то приказывает Эмма, охрипшим голосом. Он кажется ей каким-то чужим, инородным, но ей это нравится. Она выпрямляется и смотрит на него потемневшими глазами, тихо добавляя: — Как в тот раз.
Джефф не заставляет себя ждать, наклоняется и требовательно касается ее губ. У Эммы в голове что-то щелкает, и она берет его руку и кладет на свою шею, едва сжимая ее пальцами. Джефф перехватывает инициативу мгновенно и валит ее на спину, вжимая в кровать.
Эмма судорожно вздыхает ему в губы, когда он отстраняется, и смотрит в его глаза. Они такие пиздецово-глубокие и темные, и Эмма ловит себя на мысли, что утопилась бы в них. Она подается вперед, оставляет мимолетный поцелуй на губах и путается пальцами в темных прядях волос, чувствуя тяжесть его тела.
Джефф перехватывает ее губы, целует напористо. Она замирает на секунду, прислушиваясь к новым ощущениям, и понимает, что хочет чувствовать его ближе, кожа к коже. Эмма дергает край футболки, и Джефф отстраняется, чтобы стянуть ее. Ненужная вещь летит куда-то в сторону, и Эмма одобрительно мычит, когда Джефф снова целует ее. Она жмется к нему ближе, чувствует тепло кожи, и ей очень хочется закричать. Потому что первый раз за долгое время она чувствует себя живой.
Эмму трясет, и она судорожно пытается расстегнуть ширинку на его джинсах, дергает мешающую ткань вниз. Джефф переворачивает ее на живот и отвешивает шлепок по заднице. Эмма смеется и упирается коленями в матрас, выгибая спину как кошка. Она чувствует его руки на своих бедрах и шумно выдыхает, закусывая губу.
Она жалобно скулит, когда Джефф ведет пальцами по спине, и нервно ерзает не в силах больше терпеть.
— Пожалуйста, Джефф, — ее тихий голос звучит умоляюще. Она вздыхает, а затем продолжает: — Делай все что угодно, только не останавливайся.
Джефф входит неожиданно и резко, выбивая из ее груди громкий протяжный стон. К черту прелюдии. К черту нежность. Он двигается быстро и уверенно, до синяков сжимая ее бедра. А Эмма чувствует, что в эту секунду она живет, а не существует.
Дикое возбуждение искрит даже на кончиках пальцев, и она сжимает покрывало и стонет в голос, совершенно не сдерживаясь. Каждое прикосновение ощущается разрядом тока по коже, и она судорожно вдыхает накалившийся густой воздух, который застревает где-то в горле.
Джефф хватает ее за волосы и дергает на себя, заставляя подняться. Продолжая беспорядочно двигаться, одной рукой прижимает ее к себе, а другой — сжимает тонкую девичью шею. Эмма давится воздухом, когда Джефф не то целует, не то кусает ее плечи.
Потом останутся засосы, укусы и следы от пальцев на шее, но ей плевать. Джефф сжимает пальцами горло, почти перекрывая доступ кислорода, отчего каждое движение кажется острее и глубже, и Эмма буквально задыхается от нахлынувших чувств.
Джефф резко толкает ее в спину, а затем вжимает лицом с подушки. Она одобрительно мычит и громко дышит. Ей нравится то, какой он грубый и властный. И она была готова на что угодно, лишь бы он был рядом.
Джефф опять дергает ее — на этот раз за руки — на себя, сжимает пальцами подбородок и целует в линию челюсти. Эмма едва поворачивает голову и смотрит в его темные глаза, которые сверкают в вязкой полутьме. Она хочет видеть его, хочет касаться, хочет чувствовать.
Джефф делает еще пару беспорядочных толчков и, притянув ее ближе, жадно целует. Она стонет ему в губы и довольно жмурится. Эммы хватает еще на пару секунд, и она обессиленно падает на кровать. Грудная клетка тяжело вздымается, словно воздуха не хватает, и Эмма закрывает глаза, пытаясь отдышаться.
Она приходит в себя через пару минут и сразу же чувствует неладное. Привычная апатия пробирается под кожу, вырывая с корнем все остальные чувства. Мерзкий гул возвращается в голову.
Чувство пустоты рвет изнутри, а эйфория улетучивается мгновенно, оставляя после себя огромное калечащее ничего. Эмме хочется закричать, потому что она совершенно точно не имеет понятия, что с этим делать.
Она смотрит перед собой, но толком не может сфокусировать ни на чем взгляд. Ей кажется, что благодаря Джеффу все-таки стало лучше, но сука-жизнь щедра на неприятные сюрпризы. Внезапно ей овладевает какая-то непонятная агрессия, и Эмма не знает, что с ней делать.
— Уходи, — неожиданно бросает она в спину Джеффу. Он поворачивается, не понимая, что происходит. Эмма молчит и смотрит перед собой, стараясь не замечать его. Эти слова срываются с губ случайно.
Джефф смотрит на нее и ждет объяснений, а Эмма больше не может вымолвить и слова. Она ломает собственную жизнь своими же рукам и ничего не может с этим поделать. Он пожимает плечами и словно разочарованно качает головой. Джефф выходит из номера, громко хлопнув дверью, и в эту же секунду в Эмме с громким хрустом что-то ломается.
Она смотрит на закрытую дверь и чувствует, как по щекам текут слезы. Тянется к сумке и достает ксанакс. Выдавливает на ладонь одну таблетку, вторую, третью. Закидывает в рот и запивает теплым Просекко.
Эмма ложится на кровать, захлебываясь в рыданиях. Где-то под подушкой звенит телефон, она берет его нехотя с диким желанием разбить о стену. Утирая слезы, смотрит на экран, горько ухмыляется. А затем комната наполняется громким истерическим смехом.
«Запомни, сучка, в высохших лужах не видно звезд. А твои лужи мало того, что засохли, в них и звезд-то никогда не было».