Лайер задумчиво ведет рукой меж чужих лопаток по направлению роста перьев. Раздетый по пояс Вальтос сидит перед ним, сгорбившись, и нервно оглядывается через плечо.
— Ну что там?
Лайер проводит ещё раз, слегка надавливая большими пальцами на основания — Вальтос вздрагивает и ёжится.
— Кажется, ничего критичного. По крайней мере, на вывих это не похоже. Но, знаешь, я всё-таки не врач. Может сходишь в больницу?
Вальтос неопределенно ведёт плечами и соглашаться не спешит. Какой-то мальчишка на улице со всей силы дёрнул его за крыло, и оно уже шестой день как ноет, не давая нормально спать. Удивляться, конечно, нечему — пускай Крылатые давно уже не редкость, детям они всё равно кажутся чем-то нереальным. Поэтому Вальтос даже не возмутился — сказал только, что не вежливо дергать незнакомых людей за особо хрупкие части их тела. Тогда он, правда, не думал, что это выльется в недельную бессонницу.
Лайер вдруг надавливает слегка на сгибы крыльев, заставляя раскрыть их до конца. Слышится звон — с тумбочки падает будильник. Вальтос пытается разглядеть, что происходит сзади, но собственные крылья закрывают обзор. Вопрос теряется во всхлипе — Лайер запустил пальцы прямо в маховые перья.
— Что ты там делать собрался? Если ты мне перья выдернешь, я тебя к себе больше не подпущу, — в голосе слышится паника, и Вальтос уверен, что Лайер улыбается.
— Не нервничай. Я ведь пообещал не делать то, что причинит тебе вред. Расслабься, хорошо?
Вальтос неловко трёт шею и кивает. Лайер отодвигается, позволяя тому лечь на живот, раскинув крылья. Пускай они заметно меньше, чем у большинства Крылатых, они всё ещё занимают много места — первое время Лайеру было сложно привыкнуть к через чур просторной квартире, обустроенной таким образом, что Вальтос ничего не сбивал при движении. Он садится рядом, скрестив ноги, и пропускает мягкий пух на загривке сквозь пальцы. Крылья дрожат, тихо шелестя, пока Лайер их гладит, осторожно касаясь подушечками нежной кожи под перьями — и причудливый узор черных пятнышек приходит в движение, будто оживая. Они живут вместе почти год, но чужие крылья всё ещё приводят его в восторг. Мягкие и хрупкие, они служат скорее украшением, нежели средством для полёта — но это же всё-таки _крылья_. Вальтос до ужаса очаровательно смущается каждый раз, когда Лайер называет его ангелом — какой ангел с крыльями цвета пыли? — а Лайер смеётся, называя его дураком.
Крылья податливо прогибаются под аккуратными нажатиями — Лайер действительно делает всё, чтобы Вальтосу было приятно. За время их отношений он успел запомнить, что делать можно, а что нельзя. Узнавалось это, правда, методом проб и ошибок — зачастую он получал этими самыми крыльями по голове. Но теперь Лайер знает все чувствительные точки, и нагло этим пользуется — как сейчас, например. Вальтос лежит, уткнувшись лицом в подушку, но пылающие уши выдают его с потрохами. Лайер ухмыляется и растягивается прямо поверх чужой спины.
— Ну, как там твоё крыло? — в ответ доносится лишь невнятное бормотание. Лайер хмыкает и трется носом о загривок — ночь их ждёт долгая.
***
Утро беспощадно вырывает Лайера из сна солнечными лучами, бьющими прямо в глаза. Тело приятно ноет, напоминая о прошедшей ночи саднящими царапинами на спине. Маленькие птички с пронзительными голосами, устроившись на отливе за окном, бессовестно чирикают, изредка стуча клювами по стеклу. Прежде, чем Лайер убеждает себя встать, Вальтос переворачивается, укрывая его крылом от солнца. Он, кажется, ещё спит — Лайер решает, что будить его сейчас крайне бесчеловечно. В конце концов, на часах всего девять, а у них выходной. Лайер улыбается и закрывает глаза — крыло, кажется, больше не болит.