<i>— Так кончится всё… Каждый сам по себе.</i>
Азгор злобно стучит кулаком по столу. Эта назойливая песня преследует его чуть ли не с самого утра — тогда мелодичный голос Меттатона впервые исполняет по какому-то радио (Азгор забывает слово, но оно словно само по себе всплывает в памяти) так называемый «кавер» на эту песню. Название, естественно, не объявляется, но раздражённый донельзя монстр очень рад: чем меньше знаешь об источнике злобы, тем лучше… Тем больше песня покручивается в голове, заставляя вслушиваться в ненавистные слова ещё сильнее, из-за чего Азгор уверенно переключает приёмник на другую волну.
Азгор не то что был против именно этого радио: голос Меттатона ему самому очень даже нравится, пусть эфир не в состоянии передать всю глубину его звучания. Но песня… Она выбрана неудачно. И, что самое противное, она будет звучать на очередном школьном выпускном, на котором бывший король — ныне простой садовник, должен обязательно присутствовать. Его не ставят в известность, почему; должно быть, надо говорить спасибо организатору этого шабаша.
Монстр понимает, что последнее желание являться на это мероприятие у него отбивает именно эта навязчивая, но красивая мелодия. Однако, главная причина не приходить на выпускной заключается в другом, а именно… В учителях.
Вернее, в учительнице, если, точнее, то… Ториэль-уже-не-Дриимурр — единственной на данной момент женщине в небольшом школьном коллективе. Она — и преподаватель, и директор, и завуч в одном лице. Не каждый человек (да что там, монстр!) способен справится с таким числом обязанностей. Но Ториэль… Все дела, особенно связанные со школой, выходят у неё на ура — начиная от проверки домашнего задания, заканчивая проведением экскурсий.
Тори сильная… Азгор всегда тянется к этой силе, как монстры к солнечному свету. Одно плохо — этот свет угасает, как только она покидает порог уже только его дома. Но король (пусть и бывший) всё ещё чувствует, забываясь, тепло её прикосновений, её ласковые глаза, её нежные поцелуи… В народе подобное чувство зовётся тоской — оно бывает, когда скучаешь по кому-то, кого рядом нет.
Но Ториэль — вот она, стоит только протянуть руку… Вот только она наверняка брезгливо отвернётся, фыркнет что-то наподобие «Как же ты жалок, Дриимурр», и уйдёт в класс — вести бесполезную математику или не менее бесполезную химию. Хотя, Азгору ли судить? У этих детишек, по крайней мере, есть будущее… Особенно для сегодняшних выпускников — им достаточно лишь получить дипломы и навсегда распрощаться с этой дырой.
А у самого Азгора — лишь несбывшиеся мечты, разбитое сердце да душа, переполненная отчаяньем. Быть может, поэтому он никогда не поднимает на неё взгляд — каждый раз, когда всё-ещё-его-королева проходит по коридору, садовник стыдливо опускает глаза в пол и отходит в сторону, невольно кланяясь перед ней, как только она проходит мимо.
Ему даже не известно, начинает ли она использовать всю эту косметику, придуманную людьми — конечно, по мнению Азгора, макияж ей совсем не идёт… Но Ториэль, без сомнений, виднее, как распоряжаться собственной, и без того невероятно красивой внешностью.
Но бывший король не может утверждать это наверняка. В конце концов, всё, что доступно его взору — босые ступни да ноги, скрывающиеся за лиловой юбкой. Выше переместить взгляд не позволяет совесть… и искреннее преклонение. Как тогда оно не исчезает, так и продолжает наполнять душу бывшего короля желанием жить, хоть горячо любимой Тори рядом с ним уже нет.
Азгор нервно усмехается собственным мыслям. И когда это его успевает так занести, что он уже минут десять раздумывает о собственной судьбе? Неужто его тянет на переосмысление о собственной грешной жизни? Это чёртов выпускной на него так влияет, несомненно.
А пока… пока можно погрузится в очередную дурацкую мелодию. Ноты медленно проникают в мозг, обволакивают его совершенно дурацким звучанием…
— Азгор, дорогуша!
И выворачивают его на триста шестьдесят градусов.
Он быстро переводит взгляд на дверь, уже по голосу понимая, кто его посещает — к сожалению, его внешний вид от монстра скрыт (он жмурит глаза на слишком яркий луч света), но он прекрасно понимает, кто перед ним стоит.
— Привет, Меттатон, — тихо бурчит Азгор. — Давно не виделись.
Ах да, как он мог забыть… Этот робот — главный ведущий выпускного, приглашённый неизвестным организатором. Как ему это удаётся сделать — большой вопрос; хоть Азгор и имеет к шоу-бизнесу самое минимальное отношение, но даже он знает, что «звёзды» обеих рас — личности очень занятые и в их графике банально не хватает «окон» даже для того, чтобы плотно поесть.
Меттатону проще: электричество заменяет ему пищу, но факт остаётся фактом. Тем более, что в своей второй (если Азгор не ошибается, «ЕХ») форме он потребляет куда больше энергии, а значит, заряд ему нужен достаточной мощности, коего школа предоставить не способна.
К счастью, робот принимает форму «прямоугольного ящика», как про себя называет его бывший король, а значит, можно не беспокоиться. Во всяком случае пока что — чёрт знает, что творится в его проводах и микросхемах. Ещё заставит куст в форме себя любимого сделать, «на память школе», а Азгору совсем не хочется вновь доставать садовые ножницы и перчатки.
— Я давно хотел с тобой кое-что обсудить! — Говорит Меттатон, подъезжая на единственном колесе. — Тебе ведь уже предоставили список песен?
Азгор решает не говорить, что единственное, что он запоминает из этого длинющего (серьёзно, этот список в развёрнутом виде достаёт ему до лап) перечня, так это то, что выпускной не окончится до тех пор, пока все эти песни не будут сыграны полностью, то есть, несчастному школьному работнику придётся проторчать на этом совершенно не обязательном для него мероприятии где-то пять, а то и шесть часов.
И всё под аккомпанемент приятного меттатоновского голоса… А ещё напстаблуковской музыки, шуток Бургерпэнтса и песен Смурены. Хорошее времяпрепровождение, однако. Вот только всё-ещё-не-бывшие школьники так не думают.
— И чего ты от меня хочешь? — С искренним недоверием в голосе спрашивает Азгор, шерстью чуя, что ничего хорошего из этого разговора для него не будет.
— Будет ещё конкурс танцев! — Восклицает тот. — Но не совсем вальс — мы с Блуки и Смуреной решили, что это будет слишком банально. Поэтому… — Меттатон не договаривает, словно вслушиваясь в играющую на фоне мелодию. — Азгор, дорогуша! Как ты можешь слушать такое?!
Бывший король не спорит, предоставляя роботу поставить другую волну.
— Так, сейчас уже без пятнадцати пять, — бормочет робот, оглядываясь на несуществующие наручные часы. — А мероприятие начнётся через двадцать! — Тут же восклицает он, убирая палец с кнопки. — Боюсь, мне пора идти! Надо подготовить группу к выступлению! А ты пока слушай по-настоящему хорошие песни, дорогуша!
И уезжает на единственном колесе, не забыв прикрыть за собой дверь.
— Ладно, что там…
Вот чёрт… Опять эта мелодия!.. Да Меттатон явно издевается над ним — подсунул какую-то ерунду, а сам свалил куда подальше!
— Так кончится всё… Каждый сам по себе… — Поёт неизвестный человек. Всё-таки у Меттатона не настолько завышенная самооценка, чтобы рекомендовать для прослушивания песни, обработанные его же голосом.
Азгор не вслушивается в следующие строчки — его лапа уверенно тянется к кнопке переключения волны. Но после нажатия ничего не происходит. Радио продолжает играть ту самую песню, всё сильнее давя на мозги.
Монстр хочет начать ругать Меттатона на чём свет стоит, но мгновенно успокаивается, вспоминая, что радио можно просто выключить. Конечно, просидеть ещё двадцать минут в полной тишине довольно трудно… Но это всяко лучше, нежели слушать песню, которая полностью посвящена твоей жизни…
Азгор не хочет думать об этом дальше. Он просто выдёргивает шнур из розетки.
Школьный работник немного опаздывает — всего на полминуты. Но время его не щадит, из-за чего столь внезапное появление Азгора в тёмной комнате вызывает у собравшихся неслабый «резонанс» — на него мгновенно оборачиваются осуждающие десятки пар глаз, заставляя сконфуженного «пушистика» присесть на первое попавшееся свободное место у двери.
Тем временем, на сцену из-за кулис выходит… Ториэль. Конечно, кому как не ей начинать церемонию выпускного вечера? Странно, что он этому удивляется — Азгор вообще избегает подобных вечеров, считая, что прощание с учениками не должно длиться так долго.
Азгору по привычке давно пора опустить взгляд… Но он невольно засматривается на бывшую жену. Конечно, в первую очередь он смотрит ей в глаза — а куда ж ещё ему направить чуткий, влюблённый взгляд? И как же ему жаль, что она на него даже не посмотрит — сейчас она с искренней улыбкой на лице вот-вот попрощается с учениками.
А пока он, силой переведя взгляд на одежду, рассматривает прекрасное алое платье с вышитым на нём гербом семьи Дриимурр (почему-то его лицезрение вселяет бывшему королю надежду), неброский кулон на золотой цепочке и, как только он смотрит ещё чуть выше… Неярко, почти незаметно подкрашенные губы. Взгляд Азгора вновь перемещается повыше, снова останавливаясь на карих, светящихся искренней добротой глазах.
И тут он замечает ещё одну маленькую деталь: ресницы Ториэль чуть-чуть подкрашены.
Сейчас бы ему в самую пору возмутиться, обвинить жену в подражании людям, но… Но кто он такой, чтобы возмущаться чем-либо, связанном с ней? По крайней мере сейчас.
Азгор даже не вслушивается в её речь — всё равно она адресована не ему. Азгор предаётся воспоминаниям.
На все мероприятия, что были в Подземелье, Тори ходила без макияжа. На церемонии бракосочетания, представления принца, а потом уже и человека миру… Тогда на ней нет ни теней, ни помады. И тогда её лицо озаряет искренняя улыбка — такой искренностью могут обладать только монстры.
Азгор вновь переводит взгляд на бывшую жену, вновь поражаясь тому, что он видит не всё сразу. Теперь… теперь он видит ещё кое-что. Подрагивающие руки Ториэль и выступающие на глазах слёзы.
Впрочем, речь уже заканчивается и Ториэль покидает сцену. Сейчас должен появится Меттатон со своей группой, и Азгор был бы не прочь послушать этот концерт вживую, но… Но желание помочь Тори важнее. Намного важнее, нежели эфемерное прощание с теми, кого ему уже никогда не увидеть.
Бывший король мгновенно покидает зал, даже не обращая внимание на фирменное приветствие робота аудитории.
К счастью, Азгор, будучи не только садовником, но и уборщиком, прекрасно осведомлён обо всех «скрытых» школьных уголках — в том числе и о крошечной каморке за актовым залом, где, по слухам, репетирует школьный ансамбль. Может, поэтому на переменах Ториэль проводит здесь время — конечно, все члены той группы уже довольно давно окончили школу… Ещё в те времена, когда её здание всё ещё находится в руках людей. Неудивительно, что эта комната давно забыта.
Но, в любом случае, если этот мир — не более, чем «игра», то это место стопроцентно — «скрытая локация», которую можно найти только если как следует поплутать по всей школе, да и не один раз. Однако, Азгор, спустившись на этаж ниже и вновь поднявшись наверх, но уже находясь в другом крыле, наконец натыкается на невзрачную серую пыльную дверцу — где-то между третьим и четвёртым этажами. Выше располагается физкультурный зал для младшеклассников, соединённый с актовым, где и проходит выпускной.
Но бывшего короля волнует не мероприятие. Куда больше ему интересны тонкие всхлипы, периодически раздающиеся из-за закрытой двери; с азгоровскими-то ушами даже не обязательно прикладываться к двери.
Его рука замирает в нерешительности. Конечно, он не тот, кого Ториэль ожидает сейчас увидеть… Но кто, как не он должен её утешить?.. Уж наверняка не веселящиеся школьники, забывающие о самой лучшей своей учительнице, или Меттатон, вообще не имеющий к этому месту и к самой Ториэль никакого отношения.
Азгор тихо, практически без скрипа, открывает дверь.
Его взгляду предстаёт следующее: Ториэль сидит перед треснутым зеркалом с абсолютно пустым взглядом, с потёкшей тушью, смазанной помадой и испачканным платьем. Про шерсть вообще говорить не стоит — от неестественной, даже болезненной белизны на лице в самом начале вечера не остаётся и следа.
Бывший король невольно подмечает, что макияж Ториэль не идёт абсолютно — это только подтверждается этой немой сценой. Но для него она остаётся прекрасной; в любом своём виде, даже в таком… Испорченном.
Азгор садится рядом — сбоку, так, чтобы его отражение не было заметно в зеркале. Он не пытается даже приобнять бывшую жену, уголком сознания понимая, что она просто от него отпихнётся, да ещё и разозлится — её настроение и так порядочно испорчено, а тут ещё и он лезет со своими объятиями. Кроме того… он вряд ли когда-нибудь осмелится вновь
Но Ториэль сама начинает разговор.
— Что ты здесь делаешь? — Без тени злобы спрашивает она. — Пришёл посмотреть на то, как я страдаю?
— Нет, — необыкновенно тихо отвечает он. — Я просто хотел… утешить тебя.
Ториэль словно просыпается, совершенно диким взглядом смотрит на Азгора, после чего… Смеётся. Так, словно при хорошей шутке, или при неудачном каламбуре. Но бывший король знает, что этот смех натянут. По лицу бывшей королевы текут слёзы.
Наконец, её одинокий смех прекращается. Она, стараясь придать голосу стали, спрашивает:
— Ты? Утешить? Ты, убийца невинных душ во имя свободы? И что же ты можешь мне сказать?
Где-то сверху начинает играть та самая мелодия. Но на этот раз Азгор даже не злится.
— <i>Так кончится всё… Каждый сам по себе…</i>
Когда поёт Меттатон, эта песня становится ещё красивее.
— Мне жаль, Тори, — сдержанно говорит король.
Та сдержанно хмыкает, но Азгор замечает, что её руки дрожат.
— Да, тех людей уже не вернуть… Даже Решимость Фриск тут бессильна, и мы оба это прекрасно знаем. — Он ненадолго замолкает. — Как и не вернуть и наших детей.
— <i>Притворяемся мы, наши сердца каменеют…</i>
Королева вновь всхлипывает, отворачиваясь. Азгору кажется, что он поступает с женой слишком жестоко, но ничего поделать с собой уже не может. Если он и вознамерился вернуть любимую… То он сделает это сегодня.
— На самом деле… Они до сих пор снятся мне по ночам. Как они приходят. Уходят. Умирают под ударами моего собственного копья, крича о помощи.
— Но никто не приходит… — Тихо заканчивает Ториэль, опуская голову.
Он сочувственно кладёт лапу ей на плечо.
— Знаешь, — глухо подаёт она. — Мне… мне тоже снятся подобные сны. Только… о Фриск.
Азгор полностью обращается в слух.
— Мне снится, как она уворачивается от моих огненных атак… Как её кожа покрывается ожогами… Как она заживо сгорает в моём адском пламени.
— Можно подумать, я чем-то лучше, — хмыкает Азгор. — В каждом ребёнке, который проходит мимо, я… я вижу одного из тех детей, кого я убил.
— А я… — Ториэль нервно сглатывает, поворачивая заплаканное лицо к Азгору. — Мне кажется, что это все те ребята, оставившие меня в Руинах. Совсем одну — потерянную… и одинокую. Мне больно отпускать этих ребят на выпускном, ведь… Ведь во всех этих ребятах я вижу… я вижу тех самых детей.
Король снова подавляет неловкую усмешку.
— Как видишь… Мы оба много кого потеряли. Быть может… нам… Нам стоит… — Он неловко протягивает увесистую лапу. — Оставить наши разногласия и начать всё заново?..
Ториэль неловко протягивает руку для пожатия.
В этот момент Азгор чувствует себя по настоящему счастливым. Тори, теперь-уже-снова-Дриимурр, наверняка тоже. В её глаза вновь возвращается этот здоровый радостный блеск, какого нет несколько часов назад на сцене.
— <i>Я… я хочу тебя видеть… без обычного грима…</i>
— Возьми платок, — говорит Азгор, доставая из кармана белый кусочек ткани. — Тебе идёт естественность.
— <i>Так хочу я коснуться тебя… Ведь ты вновь моя.</i>