Цвета

      Мир, где краски наполняют твою жизнь лишь после встречи с соулмейтом, для братьев Пайнс всегда был цветным.       

      Они с самого начала понимают, что с ними что-то не так. Учителя странно смотрят на их рисунки и вызывают родителей. Старшие ребята, услышав спор о том, какой цвет красивее, смеются, называя их фантазёрами. Они не обращают внимание. Это всего лишь ещё одна капля в море под названием «почему братья Пайнс фрики». Но рядом всегда есть лучший брат на свете, а значит всё остальное неважно.

       Родители вскоре всё им объясняют. Возможность видеть цвета с самого детства означала лишь одно: у Пайнсов нет соулмейтов. Почти невозможно встретить свою родственную душу в три года. Мальчики не сильно из-за этого расстраиваются: в семь лет сложно понять зачем им какой-то непонятный соулмейт, когда рядом есть брат?

       Так они успокаивают себя и после. В десять лет, когда все начинают гадать какие они, цвета. В тринадцать, когда следуют первые влюблённости. В семнадцать, когда Форда на вечеринке отвергает девчонка.

       И это работает.

       Потому что рядом всегда есть брат. Который поможет, поддержит и никогда не бросит. Который крепко сожмёт шестипалую ладонь и позволит осторожно вытащить все засевшие занозы. Который даст списать и создаст чертеж той самой лодки, что повезёт их к настоящим приключениям.

       Это работает, потому что у Пайнсов нет никого ближе друг друга и никого больше им и не нужно. А вокруг цветной мир и это воспринимается как нечто само собой разумеющееся.

       Но потом случается университет, их первая настоящая ссора и мир вокруг меняется.

       Сначала Стэн не придаёт этому значения: списывает на дождь, бьющий в лобовое стекло, на рано наступившую осень, на собственную беспросветную тоску по брату-предателю. А потом он наконец понимает… Всё вокруг затянуто холодной голубой дымкой, будто фильтром, и даже темнота под закрытыми веками отдаёт этим мерзким цветом. Он словно вымораживает что-то внутри и от этого тоска становится лишь сильнее.

       Стэнли ничего не понимает и просто выкидывает это из головы. К чертовой «дымке» можно привыкнуть и это всё, что парню нужно знать. Он запихивает её в дальние уголки сознания вместе с «Боевым Стэном» и не желающим его знать братом. И у него почти получается. Лишь иногда, лежа без сна на кровати в очередном сомнительном мотеле, Пайнс позволяет себе поднять руку к потолку. К бледно-голубому потолку, который вообще-то должен быть белым. Парень рассматривает свою отдающую голубым кожу и чувствует фантомное тепло чужой ладони. Стэн сжимает в пальцах воздух и позволяет себе на мгновение представить, что Форд сейчас точно также страдает бессонницей и вспоминает брата. Быть может он думает о том, чтобы позвонить. Но звонок не раздаётся ни через десять минут, ни через десять лет.

       И мир вокруг всё также утопает в ненавистной голубоватой дымке.

       В Гравити Фолз на пару минут мир вновь становится ярким, как в детстве, таким невыносимо прекрасным, что слезятся глаза. За более чем десять лет Стэн почти забыл, как выглядят цвета без этой поволоки. Он несмело улыбается при упоминании их общей детской мечты, позволяет себе понадеяться, что был прощён за ту нелепую случайность. Но вскоре всё возвращается на круги своя и голубая дымка становится будто ещё более холодной и тусклой, как старое, мутное стекло.

       Стэнли поверить не может, что его опять прогоняют, как какую-то уличную шавку. Обида и боль заменяются сжигающей нутро яростью, а после — свинцом ложащимся на плечи чувством беспомощности. Форд, которого он только что нашёл, растворяется в ярком голубом цвете, на который видно забыли наложить «фильтр». Парень пытается осознать, поверить, что вновь оказался один, что возможно в этот раз действительно потерял брата. И только через полчаса Пайнс понимает, что мир вокруг снова изменился, выцвел, оставляя лишь грязный серый цвет.

       Вместе с братом из мира Стэна уходят все цвета. Даже чертов голубой.

       А лучше бы вместо Форда ушёл весь мир.

***

      Обидно до боли, что мир Форда опять становится ярким незадолго до того, как его сменит отвратительный, вставший за тридцать лет комом в горле серый. Он и не надеялся вновь увидеть хоть что-то кроме. Довольствовался воспоминаниями. Беззаботными детскими. Счастливыми подростковыми. Даже тоскливыми днями после расставания с братом. Тогда цвета ещё просвечивались сквозь голубоватую призму и даже этого мужчине было достаточно. Но особенно по сердцу резала короткая вспышка просветления, когда Стэн оказался у него на пороге. Форд и не думал, что настолько соскучился, но один лишь вид брата словно слегка успокаивает тревогу. Дарит уже забытое ощущение облегчения. Словно наконец перестала болеть застарелая рана. 

      Падение в портал лишает его всех цветов. Мужчина смотрит на серость вокруг, подтверждающую его детские догадки, и учится в ней жить. Получается в разы легче, чем жить без брата.

       Форд заводит новый дневник и пишет «Может я не увижу Землю (и Стэна, — услужливо подсказывает сознание), зато хоть спасу её». Он закрывает дневник с серой обложкой и разглядывает свои серые пальцы. В разуме как и сотни, миллионы раз прежде вспыхивает ласковое прозвище. Шестипал. Главное, чтобы Стэн не попытался починить портал. Мужчина согласен и дальше «любоваться» унынием вокруг, если его мир будет в безопасности. Тридцать лет тянутся как вечность и душа, будто разбитая пополам, почти перестаёт болеть.

       Возвращение в родную реальность почти не возвращает красок. Мир вокруг стоит словно на минимуме яркости и только голубая призма возвращается на место. Форд ей почти рад.

       Форд любит голубой.

       Он понимает это, сидя в клетке Билла, думая о том, как спасти детей, и с замершим на губах дыханием наблюдая, как пространство вновь наполняют краски. Всё вокруг такое яркое, что начинают слезиться глаза. В глазах Стэна загорается идея, которую Форд улавливает прежде, чем брат её произносит. Завеса между ними рассеивается, являя мир таким, каким он был когда-то в детстве. Мужчина ни за что бы не подумал, как сильно будет его ненавидеть.

       Потому что Стиратель дрожит в его пальцах и Форд не может смотреть на покорное лицо брата. Жмурится, как ребёнок, потому что второй раз увидеть, как выцветают краски — выше его сил. Лишиться Стэна в какой раз? Третий? Опять разрушить их жизни своими руками… Форд не хочет возвращаться в реальность со сломанными качелями и порванным парусом их прогнившей мечты. Он согласен всю оставшуюся жизнь смотреть на грязно-голубую призму, если будет знать, что Стэн смотрит на неё тоже.

       Но Стиратель делает своё дело и привычный серый цвет вновь заполняет пространство.

***

      Тринадцатилетие близнецов пестрит всеми возможными цветами. Форд любуется ими сквозь слабую голубую дымку и устало трёт переносицу. Он любит голубой? Что ж, он передумал. Мужчина хочет яркость этого мира обратно себе. Хочет наконец помириться с братом, пока вновь не стало слишком поздно. Четвёртого раза он не вынесет.

       — Дашь мне ещё один шанс?

       Стэн улыбается ему, держа в руках потрёпанную, чудом сохранившуюся фотографию, и на мгновение поднимает взгляд на безоблачное голубое небо, прежде чем сжать чужую тёплую ладонь. Форд крепко сжимает её в ответ и мир для них наконец-то вновь становится целым.