Оставаться после школы, прятаться в переулках или за гаражами для них не впервой. Они сбегают с основного пути, зная, что их будут ругать, кричать, брызжа слюной во все стороны — и один из них скорее всего уйдёт спать на чердак, чтобы ночью встретиться на крыше и до рассвета любоваться яркими точками звёзд, расстилающимися по тьме ночного неба.

Они сбегают, не возвращаются в детский дом до ужина; у Олега есть какая-то мелочь, распиханная по карманам — пару монет падают в дырки старой джинсовой куртки, — и они покупают какие-то дешёвые глазированные сырки в первом попавшемся продуктовом. Они жуют мягкий, разваливающийся творог в дешёвом шоколаде, смеются как дураки, пихают друг друга в плечо, задевая прохожих, идущих рядом. Те смотрят с презрением, оборачиваются с испепеляющим взглядом — Серёжа в ответ кидает свой, ещё более прожигающий, и все они отворачиваются, будто видят в голубых глазах что-то нереальное — Олег в них видит лишь свой мир.

Они целуются, спрятавшись ото всех в тени очередного переулка, и Волков, с рыком, прижимает рыжего парня к стене, до боли сжимая талию. Олег груб всегда — будто весь он сплетен из нитей жестокости и силы, от которой у Серёжи подкашиваются ноги. Голова проезжается по холодному кирпичу, утыкаясь в затылок; длинные рыжие волосы за что-то цепляются, но так плевать. Плевать на всё и всех.

Сейчас все мысли заняты лишь Олегом и его чёртовыми руками, прижимающими к себе так близко, чёртовыми губами, делающими из Разумовского жидкое нечто.

Но в этот день всё по-другому. Всё до ужаса смешно и тупо. Всё до ужаса страшно. Они, как и всегда, сбегают от мира, прячутся у гаражей, засев в бесконечных переулках каменных коробок. Олег курит, смеётся с очередной шутки Серёжи, пока тот, сидя у него на коленях, пытается вплести ему в короткие волосы откуда-то нашедший и сорванный цветочек. Получается не очень, отчего Разум бесится и со злостью выкидывает растение куда-то далеко, даже не следя за его полетом.

А после насупившись смотрит на Олега, оглядывает его лицо, прожигая взглядом:

— Ну и ладно, ты у меня и так красивый, — вздыхает он и улыбается.

За спиной раздаётся какой-то шум,  и Серёжа мгновенно, как ужаленный спрыгивает с коленей Олега, вставая рядом — знает, что лучше таких их не видеть, а то будет плохо; знаем-плавали, как говорится. Из-за поворота выходят трое парней, ухмыляются, стоит им увидеть Волкова с Сергеем — рыжий напрягает память, припоминая, что эти трое вроде старше их на пару лет, учатся с ними в одной школе, и судя по взглядам знают Олега.

Любовь парня связываться с какими-то непонятными компаниями всегда выводила Серёжу, и если раньше он ещё помалкивал, потому что его к ним не тянули и не заставляли, то сейчас понимая, что от них ему никуда не деться, хотелось разразиться в той ещё тираде и промывке мозгов тупому Волку, но нельзя, а потому Разумовский лишь кидает обиженный, но в то же время полный угрозы взгляд на Олега. Тот его ловит, но молчит — даже не вздыхает, затягивается в последний раз и выкидывает окурок, куда-то в сторону.

— Серый, ну кто ж со мной будет возиться таким, детдомовским? — говорил тогда Олег, пожимая плечами и гладя Серёжу по волосам. — Люди, которые помогут всегда нужны; к сожалению мне готовы помочь лишь они.

Олег тогда был прав, но менее больно на сердце не было.

— Эй, Волк, — зовёт самый высокий, протягивая лапу, чтобы поздороваться. Олег пожимает, кожей чувствуя угрозу; Серёжа видит, что рука сжата слишком сильно для простого дружеского рукопожатия, — закурить будет?

— Не, сорян, ребят, последняя была, — Волков врёт: врёт нагло и незаметно, научился за столько то лет.

Дылда на это лишь пожимает плечами — мол, что поделать. У Олега пачка последняя, полная почти, но деньги будут ещё не скоро. Этим знать не обязательно. Эти смотрят на Серёжу и ржут. Олег чуть ли не рычит.

— Бля, а чё волосы то такие длинные, педик что ли? — ржёт один, другие подхватывают. Олег готов ударить.

Разум знает, удар у Олега что надо, и трое для него не проблема — проблема тут Сергей, который будет лишь мешать. А ещё Разум знает, что у Олега в кармане нож.

— Если ты один раз достал нож — значит не уберёшь, пока не воспользуешься им. Такое правило, — сказал тогда Волк, складывая старый швейцарский нож в карман. Обещал, что никогда не достанет, что носит на самый крайний случай.

И Серёжа верит ему, верит даже сейчас — пусть и сам поглядывает на тот карман, готовый достать нож и перерезать горло. С анатомией у него всё хорошо.

— А тебя ебёт? — если Олег состоит из грубости и жестокости, то Сергей из мата, сарказма и упрямства — такого чистого упрямства.

— И из пидорства, — смеётся тогда Олег.

Пацаны, явно не радостные таким поворотом событий, смотрят сверху на них, закатывают рукава, подступая тяжёлым шагом — ни для кого уже не секрет: будет драка. Трое против двух и ножа, который Разум мгновенно достаёт из куртки Олега — Волков обещал им не пользоваться; Сергей не обещал ничего. Старшеклассники чертыхаются при виде острого предмета, но сдавать позиции ненамерены.

Драка проходит быстро, как щелчок пальцев, но в то же время медленно, как целый год. Разумовский не сильно понимает, что происходит или уже произошло; знает лишь то, что  умудрился кому-то оставить довольно глубокий порез на щеке, а другому воткнуть нож в предплечье.

— Убежали, — вздыхает довольно Серый, поворачивается на Олега. Замирает, в глазах плещется страх.

Волков стоит, зажимая нос рукой, облокотившись о некогда белую стену чьего-то гаража. Сейчас по ней всей расходятся кровавые пятна. Разум быстро подлетает к Олегу, убирая его руки от носа, осматривая.

— Ты только голову не наклоняй, — говорит он, щупая нос. Вроде не сломан, — а то крови наглотаешься.

Олег вымученно улыбается — Серёжа отражает его улыбку, только сейчас замечая, что и он весь в крови, и не своей, и даже не в крови Волкова. Он смотрит на красные пятна на одежде, — Олег говорит: «Здорово ты их, конечно», Серёжа принимает комплимент, прижимает к его кровоточащему носу нашедший в куртке платок, — и думает, что сегодня на ужин они не идут.