Это было странно, очень странно и неожиданно. В тот день, в тот момент Олег думал, что умрёт. Его крепко держали сзади, обхватив под подмышками, и сколько бы он не пытался вырваться — результата это не давало. Парень, что стоял сзади него был сильнее и выше, что уже немаловажный факт, а тот, который стоял перед ним имел нож: аккуратный, красивый и до ужаса острый лежал в руке очередного хулигана, что явно не побрезгует им воспользоваться. Но на себя было как-то чуть плевать, его больше волновал Серёжа, которого держали уже двое — один вцепился в его длинные волосы, удерживая на коленях, другой крепко зафиксировал его руку в воздухе, — он кричал, осыпал ругательствами и матами и изо всех сил пытался казаться угрожающим. Но Олег видел дорожки слёз, видел полные страха глаза и разбитый нос, из которого текла струйкой кровь. Хотелось, чтобы время сейчас остановилось, хотелось прижать Разума к себе и никогда больше не отпускать, не видеть его слёз.

Вот только всем остальным было плевать — пятеро на двоих не очень то и честно; с тремя они ещё справились бы, но пятеро это был перебор, — они всё смеялись и что-то говорили, в своём стиле, в чём-то обвиняя или просто рассказывая, что они сделают; Олегу было очень сильно плевать, он просто не сводил взгляд с Сергея, которому явно было очень больно из-за жёсткой хватки в волосах.

В какой-то момент Волков упустил одну деталь, и острый нож прижимался уже к шее. Удалось лишь сглотнуть ком страха, когда он кожей почувствовал холодное лезвие, и перевёл взгляд на своего обидчика. Разумовский в этот момент и сам замер, забыв про руку в волосах, лишь жадно смотрел на нож, в страхе сжимая зубы; через секунду начал вырываться с большим усилием, за что получил лишь едкие смешки и руку, слишком сильно тянущую пряди, до ужаснейшей боли.

В момент, когда чужая рука замахнулась, Олег думал лишь о том, что он не хочет умирать в свои без-недели-восемнадцать; когда рука была рядом с его лицом, он думал, насколько сильно любит Серёжу и как ему будет его не хватать.

Когда до решающего удара оставалось совсем чуть-чуть, Сергей закричал, надрывно с ужасной болью в голосе, разрезая воздух своим криком, а пространство, заполняя не пойми откуда взявшимся огнём. Пламя разлеталось по всему двору, попадая на здания, сжигая траву под ногами и охватывая с особой злостью тела тех пяти парней, хулиганов, которые едва их не убили.

И перед тем, как закрыть глаза, Олег думал лишь об этом, что так им и надо.

Глаза открываются в следующий раз через два дня — так ему скажет Серёжа, когда Волков спросит о том, что произошло в тот злополучный день. Но лишь открыв глаза, он увидит знакомый чердак заброшенного дома, куда они частенько сбегали раньше, а рядом будет сидеть Серёжа, обнявший свои колени и уткнувшийся носом в небольшую щёлку между ними. Хриплый звук срывается с губ Олега, и Разум мгновенно поднимает голову, не теряя и секунды, подскакивает к парню.

Олег смотрит на взволнованное лицо Серёжи и до одури хочет его поцеловать, улыбается и, совершенно не думая, произносит:

— Ты такой красивый.

Разумовский застывает от этих слов на месте, а после отвечает Олегу такой же улыбочкой — лёгкой, будто весь груз, что он держал эти два дня наконец-то свалился с его плеч. Улыбка мягкая, полная любви; Сергей смеётся и смеётся, отпуская всю ту тоску и боль, что хранились в его груди. Единственное о чём сейчас он может думать, лишь то, что Олег жив и всё теперь будет хорошо.

А после его прорывает, и он рассказывает — расказывает про всё то, что тогда произошло. Разум так испугался в то мгновение, он будто уже почувствовал смерть самого дорогого в своей жизни человека и от всей накопившейся боли закричал, высвобождая ненависть и желание убить тех подонков; и будто в милость вселенная дала ему возможность отомстить, и огонь просто появился из неоткуда, заполняя собой всё вокруг. Пламя подчинялось ему, действовало исходя из го желаний — выжить тем ублюдкам он не позволил.

— Это было так станно, — говорил Серёжа, — будто тогда я мог сделать всё, что захочу, — он как-то уязвлённо посмотрел на свои руки, сжимая их в кулаки. — Тогда я не хотел лишь одного, чтобы пострадал ты, и огонь тебя не коснулся.

Олег слушал, смотрел вперед себя, ничего не видя — иногда поворачивался к Серёже, дарил ему полный теплоты взгляд, и отворачивался вновь.

— Как я потом узнал из новостей, они всё же сгорели.

Закончил историю Разумовский, вновь спрятав своё лицо в кленях.

— Н-да, — всё, что смог проговорить Олег, — жинь и вправду странная штука.

Сколько они ещё будут сидеть в этом заброшенном доме, что разваливается под каждым их шагом, они не знали; знали лишь то, что непременно сбегут — откуда и куда неважно; главное, что вместе.