Солнце непривычно слепило глаза - когда Ивонна последний раз была в Казематах, во внутреннем дворе стояла глухая прохладная тень, и она посчитала, что тут так всегда и бывает, ведь огромные стены не дают солнцу даже заглянуть на площадь. Но уже три года прошло с тех пор, как ее с группой рекрутов отправили за город на тренировки и испытания. Конечно же, изредка она приезжала обратно в Киркволл, чтобы повидаться с матерью и ныне покойным отцом, но до Казематов не доходила. Ее программа подготовки была усиленной, потому девушке не приходилось часто выходить из лагеря, где вся ее жизнь превратилась в непрекращающуюся череду тренировок и головных болей от привыкания к лириуму.
Но сегодня все было позади - Ивонна стояла во дворе Казематов, и солнечные лучи ласково ложились на ее смуглую кожу. Сегодня ее и небольшую группу рекрутов, прошедших усиленный и ускоренный курс подготовки, посвящали в храмовники. Это стало ее голубой мечтой еще в юности - храмовники Старкхэвена часто попадались ей на глаза и производили мощное впечатление. Тогда еще девочка была восхищена их преданностью своему делу и стремлением к порядку. Эта сила, эта честь, эта искренняя вера... новость о переезде в Киркволл Ивонна восприняла как знак свыше: всем в Вольной Марке было известно, где орден храмовников самый сильный, влиятельный, самый лучший. В день своего восемнадцатилетия девушка подала заявку на принятие ее в рекруты ордена и была принята на удивление быстро. Возможно, природная гибкость сыграла ей на руку, ведь ее почти сразу определили в лучницы.
И вот сегодня, три года спустя, Ивонна щурилась от теплого солнца Облачника, стоя в строю и с волнением ожидая торжественного посвящения в рыцари-храмовники. Все испытания были пройдены ею с невероятной стойкостью, и девушка сама не сомневалась, что достойна этого нового звания. Жаль только, что отец ее не дожил всего год до момента, когда его дорогая девочка исполнит свою мечту... но Ивонна свято верила, что отец сейчас видит ее и страшно ею гордится. Ведь именно он первым поддержал ее стремление к служению в ордене, он тренировал ее до поступления в рекруты.
Послышался окрик одного из рыцарей-капитанов, и разморенные солнцем вчерашние рекруты в волнении поспешили вытянуться по струнке и, насколько это возможно, выровнять строй. Ивонна слышала от старших товарищей, что когда группа рекрутов набирается достаточно большая, то посвящением в рыцари руководит сама рыцарь-командор, и уже одно это обстоятельство заставляло девушку немного нервничать. Она по жизни была оплотом спокойствия и умела сохранить хладнокровие в любой ситуации, но ей уже столько довелось услышать о рыцаре-командоре... одни говорили, что женщина она жесткая и даже жестокая, другие - что она справедливая защитница города, держащая магов в ежовых рукавицах... как бы оно ни было, столкновение с монной Мередит Станнард не казалось девушке чем-то, что можно пропустить мимо себя и не беспокоиться об этом.
Прошли несколько жестких напутствий от рыцаря-капитана, казавшиеся скорее завуалированными угрозами, нежели советами, Ивонна уже начала было успокаивать себя, что на этом все посвящение и закончится... но все же старшие товарищи оказались правы. Освободившись наконец от иных дел, на площадь внутреннего двора таки явилась монна рыцарь-командор.
В этот момент у Ивонны от волнения зазвенело в ушах. Широким, тяжелым шагом рыцарь командор приблизилась к замершим от легкого потрясения рекрутам, окинула их холодным взглядом. Когда она лишь на пару секунд задержала его на лице Ивонны, той показалось, что сердце в груди сдавили стальными тисками. Девушка, правда, не могла понять, почему именно, ведь особо сильного страха она не испытала...
Когда рыцарь-командор начала речь о долге храмовника, Ивонна никак не могла настроиться на смысл ее слов. Девушка ловила интонации ее голоса - жесткого, слегка скрипучего, завораживающего таким бескомпромиссно властным тоном. Ивонна раньше даже не могла четко составить образ этой женщины у себя в голове, но теперь была просто ошеломлена ее статью и видимой силой - физической и моральной. Она совершенно выпала из реальности, намертво прирастая взглядом к величественной фигуре командора. Это было то самое воплощение идеального храмовника, рыцаря чести и долга, которым Ивонна восхищалась еще в юности.
Девушка не знала, сколько времени прошло, но посвящение уже успело подойти к концу. В себя ее привел только приказ рыцаря-капитана разойтись по казармам. Не до конца очнувшись от такого мощного впечатления, Ивонна, словно в тумане, послушно направилась прочь с площади следом за своими сослуживцами. Погрузившись в свои мысли, она не сразу заметила, что ближе к выходу с внутреннего двора рыцарь-капитан о чем-то вел беседу с командором... случайный легкий толчок в плечо подействовал очень отрезвляюще - Ивонна чуть ли не отшатнулась, почувствовав это, и, резко обернувшись, поняла, что задела плечом рыцаря-командора. Под взглядом льдисто-голубых глаз девушке хотелось провалиться сквозь землю, а лучше сразу прямиком к Создателю.
- Во имя Андрасте... рыцарь-командор... сэра... прошу прощения, я не...
Но закончить Ивонна не смогла - слова застряли в горле, а тело сковало мелкой дрожью. Ей еще никогда не было так страшно - перед ней живое воплощение ее идеала, а она, недоразумение эдакое, посмела ее потревожить... хотелось спрятаться куда угодно, хоть под плитку на площади, но оторвать взгляд от холодных внимательных глаз командора было невозможно. Но, на удивление Ивонны, молнией ее не ударило, волна ругательств, как когда-то на тренировках, на нее не обрушилась... рыцарь командор лишь едва заметно кивнула, кратко ответив неожиданно теплым тоном:
- Все в порядке, рядовой. Идите.
Ивонны хватило лишь на быстрый кивок, после чего она поспешила за сотоварищами к казармам. Этот спокойный понимающий ответ только укрепил первое мощное впечатление: рыцарь долга и чести, справедливая, внушительная... идеальная. Героиня в сияющих на солнце доспехах. «Попасть под командование монны Мередит - лучшее, что со мной случалось», - подумалось Ивонне при одном только воспоминании об этой статной женщине. А сердце так и было намертво сжато стальными тисками, совсем не похожими на страх.