Абсолютно неудобно, на человеческий взгляд, усевшись на стул, Сережа закопался в свою теорию программирования. Закопался часов эдак пять назад, с неимоверно серьезным лицом и воистину грандиозными планами. Олег не знал, что там с видом ведьмы над котлом делал Серёжа, да и не понимал ни разу, в чем состоят все его действия, но честно ждал. Нет, Волков всегда интересовался планами, работой, хобби Разумовского и собственно Разумовским, но интересоваться – не значит понимать. Больше всего его волновал Серёжа в этой своей бордовой пижаме, пришедшей, как подозревал наёмник, на смену тому самому вычурному халату. Волновал в смысле того, что надо рыжее чудо вытащить поесть и передохнуть, попутно не давая тому ухватить с собой ноутбук даже в постель. Хотя бы постараться вытащить. Ну хоть чуть-чуть?
Олег смутно подозревал, что слова в данной ситуации не подействуют. Ровно как и огрести можно, Серёжа в гневе страшен. А потому Волков пустил в ход тяжёлую артиллерию: подошёл со спины, обнял Разумовского вместе со спинкой стула и уткнулся носом в рыжую макушку. Ноль реакции. Наёмник несколько возмущен, что электронная коробка для его дорогого важнее, чем такой близкий и родной человек. Ничего не оставалось, как поднять это сгорбленное произведение искусства вместе с элементом мебели и отнести в центр комнаты. Сережа, кажется, лишь спустя полминуты заметил изменения в окружающих видах, главным из которых был Волк напротив его лица. Неловкое молчание, усталая улыбка миллиардера-филантропа-программиста и невозмутимая скала, носящая такое красивое и одновременно упоротое имя, с укоризненно поднятой бровью. Под взглядом этих почти черных глаз рыжий наконец сдается, повисает на своем друге, пытаясь обнять, и позволяет утащить себя из комнаты с ненавистной техникой. В конце концов, почему они не могут позволить себе жить счастливо сейчас?