Серёжа подвигается ближе, жмётся, трёт руки друг об друга и выдыхает на них белый пар, мотает ногами туда-сюда по простыне – пытается согреться. Олег в относительно тёплой кофте и ему тоже холодно, а ещё всё время кажется, что сейчас он свалится на пол. Кровать явно не рассчитана на двоих особенно, если один из них придвигается всё ближе, периодически задевая второго холодными ногами. У Разумовского зубы стучат с частотой, которая до этого казалась Олегу физически невозможной. Между стуками Олег слушает не особо связный монолог про то, как Сергей ненавидит эту дыру, всех её обитателей – конечно же, кроме тебя Олег -  эту отвратительную погоду, и вообще всё и всех вокруг. 

Волков только подвигается ближе, натягивает поверх второе одеяло, принесённое со своей кровати, и прижимает чужие ледяные руки к груди. Самому теперь холодно, но можно и потерпеть. Ведь потом будет лучше. 

- Вот выйдем отсюда – спалю эту дыру к чёртовой матери, - обнимая, говорит уже не столько зло, сколько обиженно Разумовский.

- Спалишь-спалишь. Спи давай. 

Олег обнимает в ответ и вслушивается в то, как стук зубов сменяется умиротворённым посапыванием. Эти слова конечно нельзя считать серьёзными, но, если Сергей когда-нибудь действительно решит сжечь это место – Олег подержит для него канистру с бензином. 

На следующий день не становится теплее. Волков куда-то пропадает из поля зрения всего детского дома на несколько часов и возвращается под вечер с шерстяными носками и подвёрнутой ногой. Но это ничего – ради Серого можно и потерпеть.

---

Уже давно не холодно, или может просто холод перестал быть такой важной проблемой для Олега. Больше в его жизни нет плохо отапливаемых помещений, потёртых ненужных курток, привезённых из школ волонтёрами, нет воспитателей и нет уже тех ребят, с которыми он иногда курил за забором школы – остался только Сергей. Сергей, который большую часть времени сидит за закрытыми дверями с кучей охраны, который скорее спалит половину страны, чем позволит себе вспоминать о временах, когда Олег таскал для него тёплые носки, карандаши, альбомы и причины продолжать жить. Сергей, который даже, когда они остаются наедине, не снимает линзы. Волков уже начинает сомневаться не были ли воспоминания о маленьком мальчике с голубыми глазами иллюзией созданной фантазией на пару с памятью. А может всё дело в том, что раньше в них отражалось небо, а сейчас разве что пламя да кровь. Ха, что за глупости. 

Кабинет большой. На полу расстелен ковёр и, возможно, его даже не придётся выкидывать сегодня же. Всё вычурно-роскошное, только окна завешены тяжёлыми шторами и сделаны из пуленепробиваемого стёкла. Волков не уверен, как должен выглядеть кабинет президента, но уверен, что так должен выглядеть кабинет Разумовского.   

Сергей мечется туда-сюда по этой большой, красивой, собственно вытроенной золотой клетке: отвечает на какие-то звонки, перекидывает бумажки из стопки в стопку, снова звонит кому-то, раздражённо кидает трубку и закатывает глаза. Ясно одно – ему здесь тесно. 

Разумовский подходит ближе, резко хватает за затылок, прижимается лбом к чужому лбу, прикрыв глаза. Выдыхает и начинает, как тогда монолог о том, как ненавидит всё и всех – конечно же кроме тебя, Олег – и возможно всех их стоит просто расстрелять, а лучше заживо сжечь, чтобы лишний раз не мешались.

Волков видел много дерьма за жизнь, убивал столько людей, что уже со счёта давно сбился, ломал столько костей, что можно было даже не начинать считать, но его руки аккуратно опускаются на чужие плечи, которые с каждым сказанным словом, с каждым выдохом перестают дрожать. Он боится, что на несколько секунд вернувшийся мальчик с голубыми глазами, снова растворится в этом суете. Разумовский трётся носом о чужой, улыбается кончиками губ. Тиканье часов кажется становится медленнее. Серёжу обнимать удобно, как и тогда в детстве, когда они часто спали на одной кровати.  

- Волче, у тебя нос тёплый, не заболел ли ты часом? 

Олег в ответ только фыркает. Сергей напоследок ведёт пальцами по чужой щеке, огорчённо выдыхает и выпутывается из чужих рук. Линзы никуда не пропадали, но за ними ещё есть любимые голубые глаза. Олегу чуть легче. Сергею чуть спокойнее. Он возвращается в кресло и кажется готов к тому, чтобы вернуться к своим обязанностям. Снова звонит кому-то, на этот раз уже не кидая трубку об стол. Волков понимает, что уже пора уходить.

На выходе охрана проверяет какого-то парнишку, которого трясёт так будто в его личной реальности двенадцати балльное землетрясение. Олег останавливается, облокотившись на стену, а за парнишкой закрывается дверь.

Спустя несколько секунд из кабинета президента Сергея Разумовского слышно несколько выстрелов. Олег Волков вздыхает –  ковёр всё-таки придётся менять. Детский дом давно как сгорел. А Волче если и заболел, то это уже не вылечить.