Красный рассвет

— isolated — ikigai

Видели все на свете

Мои глаза — и вернулись

К вам, белые хризантемы.  

— Иссё

Ранняя осень, 1917 год.

Тихий рокот цикад становился все увереннее и громче с каждой секундой. Резкий едкий запах крови ударил по носу и испарился почти мгновенно. Красная жидкость капала с длинной вынутой из ножен катаны и с шипением сгорала, не долетев до земли. Ночная прохлада постепенно отходила. Гию вытер выступивший на лбу пот рукавом, поднял голову и посмотрел куда-то наверх, где ветки деревьев были редки и сквозь них было видно усыпанное звёздами небо. В один миг все стихло и оглушительная тишина неприятно надавила на голову. Самый темный миг перед началом нового дня рассеялся в начинающемся рассвете также быстро, как и наступил. Зеленые огненные всполохи от горизонта неторопливо распространялись по небу, меняли цвет на желтый, потом красный и будто сжигали яркие звёзды, блекнущие на фоне восходящего солнца. Ренгоку бросил последний равнодушный взгляд на почти что истлевшего демона и подошел ближе к Гию, останавливаясь у него за плечом.

Томиока всегда казался ему безнадёжно одиноким. Среди других истребителей демонов он был будто чужим, вёл себя немного отстранённо и равнодушно. Кёджуро видел эту трещащую по швам маску и не решался помочь её снять. Эта маска уже вросла намертво в юного столпа воды и отдирать её придется с кровью и мясом, давя на самое больное. Это не его рана и не ему решать, надо ли её лечить.

Они стояли в безмолвии ещё какое-то время, пока рассвет из маленькой искры на небе не превратился в ярко горящее пламя. Ренгоку положил руку на плечо напарника и, когда тот повернулся, участливо улыбнулся. Что-то еле заметно сверкнуло в глазах Томиоки. Тот чуть наклонил голову и вопросительно уставился на Кёджуро.

— Нам надо возвращаться, — предупредил тот и Гию кивнул, отходя на пару шагов.

•••

Зима, 1917 год.

Холодало очень стремительно. Казалось, что только вчера огонь тронул листья клёна и вишни, а уже сегодня снег запорошил весь горизонт, спрятав все под своим тяжелым и глубоким слоем. Природа будто очищалась, все несовершенства скрывались и видно было только темные ветки деревьев, делающие весь пейзаж немного мрачным.

День был безветренным и, хоть на улице сугробы достигали половины человеческого роста, не чувствовалось того лютого мороза, какой бывал при метели. Воздух был сухим и будто трещал, словно сам снег. Плотное непрозрачное сёдзи* было чуть приоткрыто и через щель можно было увидеть небольшой сад с замёрзшим прудиком и веточкой бамбука со стекающей струйкой заледеневшей воды, которая соединяла его с зеркалом пруда. Снег закрыл круглые камни, которыми был обложен сад, а с веток дерева суги* падал редкий снежок из-за усевшихся на них птиц.

— Ветер поднялся.  

Дождем опадает листва,  

Кружа в полете.  

Шелестят, ветвями качая,  

Криптомерии у дороги…*, — процитировал известные строчки Кёджуро, рассматривая мощный ствол великого дерева.

Полы были тёплыми, да и котацу*, накрытый футоном*, хорошо согревал. Гию сидел за столом, рассматривая тарелку с мандаринами* и, уже изо всех сил желая попробовать их на вкус, не выдержал и взял первый, начиная аккуратно очищать плод от шкурки. Ренгоку отвлёкся от созерцания зимнего сада и с улыбкой посмотрел на сосредоточенного Томиоку. Тот почувствовал взгляд Кёджуро на себе и на одно мгновение их глаза встретились. Столп воды будто пристыжено сгорбился, убирая с мандарина остатки шкурки и кладя его перед Ренгоку.

— Я не очень голоден, — пояснил он, стараясь не обращать внимание на тёплый взгляд золотых глаз.

Кёджуро благодарно кивнул и взял в руки спелый мандарин, отделяя одну дольку.

•••

Ранняя весна, 1918 год.

Веранда была немного прохладной, но теплее, чем вечерний воздух. Только позеленевшие почки сакуры яркими живыми брызгами скрасили весенний пейзаж: сейчас все ещё немного грязный, но уже неуловимо прекрасный. Сегодня закат выдался немного хмурым из-за недавно прошедшего дождя. Небо с серого постепенно менялось на чёрное, минуя то время, когда прежний день, будто алой кровью окрашенный, уходил, уступая место ночи. Собрание столпов закончилось, стоило первой длинной тени упасть в саду. Мастер остался в своей комнате и двое его служанок услужливо проводили многоуважаемых столпов к выходу. Все медленно расходились, явно утомленные долгим изнурительным днём.

Гию стоял на веранде и чувствовал её холод даже через свои гэта*. Мимо прошла Шинобу вместе с Митсури. Обанай и Муичиро тихо проскочили рядом со столпом воды, остальные уже давно ушли вперёд. Кёджуро вышел последним, взглядом немного печальным окидывая стоящего в одиночестве Томиоку.

Воздух был таким свежим, каким бывает только после дождя. Ренгоку вдохнул его полной грудью, наслаждаясь этим вечерним покоем. Редкие тучи медленно утекли с небосклона, на небе зажглись первые звёзды и Гию, будто отмерев, чуть дернулся и словно по команде спустился с высокой веранды и двинулся в только ему одному известном направлении. Ренгоку проводил его грустным взглядом и, чуть подумав, пошёл следом.

•••

Конец весны, 1918 год.

В этот раз они отправились в Аомори*. Несколько групп уже погибло от рук засевшего в горах Сираками* демона, предположительно, одного из бывших лун. Демона можно было найти, идя вдоль реки Оирасэ. Речка была буйной, как и многие другие горные реки, потому гэта, а вместе с ними и хаори были безнадежно промокшими. Обширный лес с широкими листьями на деревьях создавал загадочный полумрак, так подходящий демонам. Протоптанные дорожки игнорировались столпами: им нужно было спешить, если они хотят, чтобы хоть кто-то остался жив.

Уже этой ночью демон был повержен. Но ни один из истребителей из тех групп, которые были здесь до этого, не выжил. Гию всегда с горечью смотрел на трупы товарищей, совсем юных детей и вспоминал тех, кого потерял он. Сегодня трупов оказалось гораздо большем, чем ему приходилось видеть обычно.

Ренгоку в который раз смотрел в спину Томиоки и не решался подойти. В последнее время их двоих часто сталкивала судьба и каждый раз Кёджуро будто на себе испытывал внутреннюю боль товарища. В таких ситуациях улыбаться не особо получалось. Но в этот раз он постарается что-то изменить.

— Гию, — чётко и довольно громко произнёс Ренгоку, нарушая установившееся тяжелое молчание, — давай вернёмся сюда вместе с ёрисиро*. Ками* позаботится о душах наших павших товарищей.

Томиока выглядел так, будто услышал самое удивительное предложение в его жизни. Он с плохо скрываемой надеждой посмотрел на напарника и немного дёргано кивнул, погруженный в какие-то свои мысли.

•••

Середина лета, 1918 год.

Гию впервые поддался неожиданному желанию и зашёл в воду, намочив ноги. Пенистая волна мягко обняла его щиколотки, растянулась по песку и неторопливо отошла назад. Уже через несколько секунд прилила новая. Томиока заворожённо смотрел на тонущие в мокром песке ноги. Вот что называют ваби саби*.

Его работа, в которой любая заминка может стоить чьей-то жизни, воспитала в нем любителя таких вот тихих и спокойный моментов. Ночь ещё не скоро, демона сейчас не найти, а значит, у него есть в запасе немного спокойных часов.

Иногда, когда у Гию было свободное время, он читал, но у него не было большого количества книг. Зато Ренгоку, кажется, был большим их любителем. Бывало, что Томиока просил у него сборник хокку* и у Кёджуро всегда был новый. Откуда столько брал?

Столп пламени сейчас стоял на берегу рядом, там, где вода не могла его достать. Он, как и в большинстве случаев, выглядел расслабленно и воодушевлённо. У Гию было такое чувство, что Ренгоку будто солнце согревал цветок сливы, которым был Томиока, и тот, освещённый ярким светом, находил в себе силы распуститься. И цветок этот был так силен, что не опадал даже зимой.

Гию ценил всех столпов, но боялся подпустить к себе кого-то так близко, чтобы потом было больно. С его работой невозможно забыть о боли, однажды все покинут его рано или поздно. Но с Кёджуро почему-то хотелось остаться насовсем и чтобы никаких демонов.

Только этот момент, жаркое солнце в зените и море.

•••

Конец лета, 1918 год.

Была середина августа, Япония праздновала Обон*. В это время проходило празднование Хатигацу Бона*, сопровождаемое падающими звёздами, которые традиционно считались душами умерших.

Истребители демонов также, как и все жители страны, поминали своих умерших товарищей, запуская красные фонарики. Ночь была очень темной, несмотря на множество падающих звезд. Фонарики светились красным в руках людей, норовя соскочить с пальцев и улететь в небо, стать маяком для потерянных душ, которые ищут дорогу домой.

Шинобу зажгла свой фонарик, удерживая его в руке и повернулась к Санеми, который никак не мог поджечь свой, чтобы помочь. Она немного грустно улыбнулась и посмотрела наверх, туда, где белым росчерком падала ещё одна звезда и представила, будто это её сестра откликнулась на свет её фонарика.

Ренгоку уже зажег фонарик, который вспыхнул, как светлячок, и вспомнил о своей матери. Незаметно для себя он мягко улыбнулся и чуть прикрыл глаза, теряясь в своих мыслях. Кто-то осторожно потрогал его за плечо. Это был Гию и, не видя у него в руках фонарика, Кёджуро понял, что тот немного опоздал, а брать фонарик сейчас было уже поздно: все готовились запускать.

— Не против моей компании? — не надеясь на положительный ответ, спросил Томиока. Он явно предполагал только то, что просто разделит волшебные моменты наблюдения за спускающимися вниз по водоему огненными маяками для душ, но Кёджуро внезапно пришла в голову мысль получше.

— Хочешь запустить вместе? — предложил он.

Удивление уже через несколько мгновений появилось на лице столпа воды. Он осторожно глянул на руки Ренгоку, сжимающие деревянный каркас, на который была надета красная бумага, и все же кивнул, решившись. Уже через минуту первый фонарик начал спускаться по реке, отражаясь в чистой, но такой тёмной ночью, воде. Гию покрепче сжал деревянный обруч и почувствовал, как Кёджуро сделал тоже самое. Их руки слабо коснулись и стоило этому случиться, как светящийся фонарик оторвался от расслабившихся пальцев и взлетел вслед за другими.

Летящую вереницу огоньков сопровождал только стрекот сверчков. Немного волнующаяся речушка бросала блики на лица собравшихся людей.

•••

Конец весны, 1919 год.

Танджиро, Зенитсу и Иноске были очень шумными детьми. Пожалуй, только умница Незуко была тихой, да и то потому, что сказать ничего не могла.

Гию сам не мог объяснить себе, почему при виде такой жизнерадостной ребятни его сердце наполнялось теплом, и будто от самой груди его волной разгонялось до самой макушки и кончиков пальцев. Томиока немного боялся признаться сам себе, что пустил в свою жизнь ещё и этих детей. Они немного времени провели вместе, но уже сейчас столп воды не мог уверенно сказать, что они ему безразличны. В его жизни уже был Ренгоку и Шинобу, которую он тоже сильно ценил.

Кёджуро как-то незаметно для Томиоки стал настолько необходим, будто чашка риса или цветок порхающему мотыльку. Он ненавязчиво занимал мысли, так легко в них находясь, словно перо журавля на ветру. Гию нравилось проводить с ним время и не нравилось, когда они не виделись даже несколько лун.

Томиока смотрел на неугомонных смеющихся детей и заметил Кёнджиро, идущего прямо к Танджиро. Камадо засветился бенгальским огоньком, стоило ему увидеть наставника и, ветром несомый, подбежал к нему. Ренгоку, сверкая такой привычной улыбкой, уверенно встретил обрадованного подростка и, видимо, предложил ему отойти куда-нибудь вдвоём. Танджиро часто закивал головой и, оставив друзей что-то выяснять между собой, направился следом за наставником.

Кёджуро пошёл обратно, но, внезапно затормозив, обернулся и посмотрел прямо в глаза Томиоки, хотя до этого даже не глядел в его сторону. От неожиданности Гию моргнул. Ренгоку улыбнулся ещё ярче и помахал рукой, чтобы уже через несколько секунд обратить внимание на Танджиро и начать с ним беседу.

Гию смотрел ему в спину и думал о том, что даже такие короткие встречи делают его неприлично счастливым.

•••

Начало лета, 1919 год.

Гию встал рано утром, разбуженный внезапным беспокойством. На улице ещё даже не рассвело: вряд ли прошёл хотя бы час с момента его отхода ко сну. Внутренние часы подсказывали, что сейчас около двух часов ночи. От беспокойства Томиока не мог усидеть на месте. Чтобы не терять время зря, он потеплее оделся и вышел во двор. Там он немного побродил по рассыпанной белой гальке и круглым камням, понаблюдал за бамбуковой веточкой, наклоняющейся вниз и стучащей по камню каждый раз, когда струйка воды полностью заполняла её. Вода стекала в пруд беззвучно, потом бамбук наклонялся обратно. До этого расслабляющий стук сейчас немного напрягал.

Подул ветерок и зашевелил бамбуковые занавески, Томиока непроизвольно оглянулся. Чувство тревоги достигло своего пика, когда сбоку послышался треск гальки в его саду. Гию незамедлительно обернулся и обнаружил там неожиданного гостя. Это был Кёджуро. На нем была его униформа и белое с всполохами пламени хаори. Он, как и всегда, улыбался, но не спешил нарушить молчание. Томиока расслабился, слушая звуки шагов столпа пламени, смотря, как тот подходит все ближе. Ренгоку остановился на расстоянии согнутой руки и улыбка его немного ослабла.

— Сегодня я отправлюсь в город, — зачем-то решил поделиться Кёджуро. Для этого он пришёл? — впервые буду кататься на поезде, — пошутил он, улыбнувшись.

Гию посмотрел на него выжидающе, будто чувствовал, что Ренгоку собирается сказать что-то ещё. Тот немного постоял в тишине, рассматривая напряженное лицо Томиоки и вскоре продолжил.

— Давай, когда я вернусь, вернёмся к ёрисиро в горах Сираками? — предложил он.

Гию тут же вспомнил толстую верёвку, которая будто замком скрепляла криптомерию в горном лесу. Да, неплохо было бы вернуться к ней. Томиока кивнул, почему-то испытывая неожиданную печаль. Ренгоку, будто почувствовав его эмоции, поспешил утешающие коснуться плеча товарища. Рука пламенного столпа слабо потрепала его, а после почти трепетно опустилась вниз по руке, к самой ладони и коснулась холодных пальцев. Гию каким-то отчаянным взглядом посмотрел прямо в глаза Кёджуро и тут же сам испугался своих же эмоций. Рука Ренгоку дернулась и уже почти перестала касаться чужой, как столп воды сам схватил её, сплетая пальцы. Его холодная ладонь была так непохожа на широкую и тёплую, которая была у столпа пламени. Кёджуро улыбнулся так, как не улыбался ещё никогда и, не расцепляя рук, сохранял молчание несколько минут, прежде чем отпустить чужие пальцы и отойти на несколько шагов назад. Гию благодарно кивнул.

— Не прощаюсь, — одними губами произнёс Ренгоку и исчез в зеленой листве деревьев.

Прошла неделя, прежде чем Томиока точно осознал — Кёджуро никогда не вернётся.

•••

Конец весны, 2019 год.

Народу в горах было много. Японцы отличались особой любовью к пешим прогулкам, а потому не упускали выходных, во время которых они могут прогуляться по горным лесам вместе с семьей, любимым человеком или друзьями. Горы Сираками были особым местом — они входили в список всемирного наследия ЮНЕСКО и особо ценились Японцами. Не было и дня, когда это нечто не посещали туристы, желающие попасть в знаменитый музей или пройтись по выложенным дорожкам, чтобы рассмотреть великолепие этого леса, который являлся одним из самых больших во всем мире.

Гию наконец выбрался на природу из своей студии. Он любил свою работу фотографа, она вызывала в нем неугасаемую страсть и энергию. Поэтому он, даже когда выкроил себе небольшой отпуск, отправился покорять горы с камерой наперевес. Люди вокруг спешили подняться наверх, дойти до музея, но Томиоке было интересен каждый сантиметр этой земли. Она казалась ему какой-то волшебной, будто парня что-то крепко связывало с ней. Фотографии получались особенно хорошими из-за необычного освещения. Лучи пробивались сквозь листья и под углом падали на землю, расчерчивая воздух. Это было просто неописуемое зрелище и парень очень хотел суметь запечатлеть это на камеру так, чтобы невозможно было отличить от реальности.

Тропинка была не очень широкой, поэтому кто-то случайно задевал парня и руки Гию дёргались, смазывая очередную фотографию. Томиока недовольно шикнул, удаляя ещё одну неудавшуюся картинку и внезапно замер. Прямо перед ним весело самое обычное, уже немного пожухлое ёрисиро. Парень, словно завороженный, рассматривал его, не находя в себе сил оторваться. Ему показалось, будто что-то когда-то забытое внезапно стало возвращаться к нему, но сколько бы он не пытался вспомнить, в голове была только каша и мысли о будущих фото. Ёрисиро был ограждён и рядом стояла табличка. На ней заявилось следующие: «Ёрисиро, повешенное на эту криптомерию предположительно в начале ХХ века». Гию направил камеру на это дерево и нажал на кнопку. Раздался характерный щелчок. Стараясь отвести от себя наваждение, Томиока повернулся, чтобы двинуться дальше, но внезапно встретился взглядом с незнакомцем. Его золотые глаза без стеснения смотрели прямо на него, а необычного цвета волосы словно сверкали в редких лучах солнца. Незнакомец, будто и дожидаясь только этого, почти сразу заговорил.

— Мне кажется, эта ёрисиро что-то значит для вас, — предположил он, звуча даже как-то беспечно, — мне кажется, для меня тоже, но я не могу понять, что именно. Не хотите разобраться вместе? — и неожиданно ярко улыбнулся.

Гию немного потерялся из-за такого необычного начала знакомства, но, не желая грубить парню напротив, сделал вежливый поклон. Но Томиока соврал бы себе, если бы сказал, что хочет оттолкнуть нового знакомого. Эти золотые глаза и будто огненные волосы, да и их обладатель, мгновенно заняли его мысли, да так, что отгонять их не хотелось.

Хотя в этот вечер

Я в гости не жду никого,  

Но дрогнуло в сердце,  

Когда всколыхнулась под ветром  

Бамбуковая занавеска

— Одзава Роан

* Сёдзи — традиционные японские бумажные двери. Бывают разной степени прозрачности.

* Дерево суги, также называемое криптомерией японской — эндемичное растение Японии и Китая, где в горах образует чистые леса.

* Стих известного японского поэта Вакаямы Бокусуя, который жил в конце ХIX — в начале ХХ века.

* Котацу — низкий японский столик, обычно накрытый футоном или тяжёлым одеялом.

* Футон — японский матрас.

* В 1813 г. японский мандарин становится популярным и начинает широко культивироваться под именем Unshu. 90 % годового объема экспорта мандарин выпадает именно на октябрь-ноябрь.

* Гэта — традиционные японские ботинки.

*Аомори — префектура Японии, которая находится в регионе Тохоку на самом севере острова Хонсю.  

* Горы Сираками — протяженные горы, вошедшие во всемирное наследие ЮНЕСКО.

* Ёрисиро — толстая верёвка, почти канат, представляющая из себя объект, который согласно верованиям синто способен притягивать к себе ками и давать им физическое место, которое они могут занять на время религиозной церемонии. Крепится вокруг дерева.

* Ками — японское название богов.

* Ваби Саби — японская философия, заключающаяся в том, что момент прекрасен именно тем, что он не вечен. Очень противоречивое чувство, которое может вызвать совсем неожиданная ситуация, в момент которой, однако, человек испытывает умиротворение.

* Хокку — японское трёхстишие.

* Обон — распространённый в Японии буддийский праздник, также называемый Праздником Фонарей. Во время него японцы запускают фонарики, которые послужат маяком для душ их близких, желающих вернуться домой.

* Хатигацу Бон — самый распространённый в Японии период празднования Обона с 13 августа по 17 августа. Во время Обона ежегодно происходят метеоритные потоки, которые считались душами умерших, ищущими дорогу домой.