Примечание
Кирилл первым нарушил тишину:
— Помнится, я в детстве как-то пас коней, и...
— Слышь, пастух, давай быстрее, не май месяц на дворе, — раздалось в ответ раздраженное ворчание.
Олег про себя ухмыльнулся: тут и в май месяц-то теплом особо не похвастаешься. Вот там, в Москве... Мужчина прикрыл глаза, на мгновенье представляя себя в окружении огней витрин, безвкусных вывесок и уличных торговцев на проспекте Калинина. В ушах тут же раздался шум людских голосов, гул потока автомобилей и суета, суета, суета, такая, что собственных мыслей не слышно.
Все это было давно и неправда. Олег лениво поднял веки. Вместо праздничной иллюминации в воздухе, вальсируя в жёлтом свете фар вишнёвой девятки, мерцали снежинки.
Выпустив облачко пара из уже начинающих синеть губ, Олег втянул голову в плечи и поёжился, наблюдая за тем, как его товарищ, не торопясь, орудовал лопатой.
— Так, может, подменишь? Как раз согреешься, — Кирилл улыбнулся, хоть этого в темноте и не было видно, после чего воткнул лопату поглубже в мёрзлую землю, опираясь на черенок одной рукой. В ответ на такое предложение Олег лишь фыркнул. — Дай прикурить, солнце.
Олег нарочно, то ли из вредности, то ли по привычке, пропустил обращение мимо ушей, доставая из кармана дубленки пачку и протягивая Кириллу сигарету. Приняв незамысловатый презент, татарин тут же наклонился вперед, подставляя кончик сигареты под появившийся перед ним огонёк зажигалки в руках товарища.
— Слабовато, — подытожил Кирилл, выдыхая облачко дыма, после чего вытащил из снега лопату, поправил сползшую набок кожаную фуражку и принялся вновь копать.
— Мне кажется, у тебя уже и внутренности твоим дрянным "Беломором" пропахли, — Олег вздохнул, после чего тоже закурил.
Взгляд невольно упал на большой темный мешок, лежащий у его ног.
Мешок грустно лежал тяжким бременем, продавливая собой до этого девственно чистый снег, и, к счастью, больше не издавал ни звука. Если отвлечься от всего, чего только можно, Кирилл представлял, что в мешке лежит картошка, а они с Олегом дачники-любители, однако на дворе сезон стоял далеко не дачный, да и до ближайших обжитых участков надо было топать и топать.
— Ты уверен, что не найдут? — с неожиданным беспокойством спросил Кирилл, не прекращая копать.
— Уверен. Я обо всем позаботился: пальцы и голову отрубил, тело на татуировки и родимые пятна проверил.
— И что ты с головой сделал? — татарин старался делать вид, что это просто small talk, совсем не происходящий между людьми, закапывающими труп в три часа ночи посреди леса, но Олег сразу почуял неладное.
— Отдал одной особе. Пальцы тоже. Она знает, что с этим делать.
Олег потушил окурок об подошву ботинка и спрятал в карман — оставлять лишние следы не особо желательно.
Повисла напряженная тишина, которую нарушало лишь пыхтение Кирилла, который уже по пояс стоял в яме. Олег закатил глаза и поддался на провокацию:
— Что-то не так?
Татарин на секунду остановился, глядя куда-то себе под ноги, после чего поднял голову на товарища:
— Тебе не кажется это неправильным?
В его голосе не было ноток страха – ещё бы, обезглавленным трупом его не напугаешь. Однако Олег явно чувствовал непонятно откуда взявшееся сомнение. Впрочем, Вилк говорил, что с ним может быть тяжело. Олегу всем своим естеством не хотелось продолжать вести этот бессмысленный с его точки зрения диалог, однако февральские морозы не позволяли о себе забыть, заставляя помнить, что чем быстрее они закончат, тем скорее уедут отсюда обратно домой.
— Неправильно носить прическу как у тебя. Душа моя, прошу тебя, копай быстрее, я уже собственных ушей не чувствую.
Кирилл неохотно принялся выкидывать из ямы снег и землю, но делал это без очевидного энтузиазма. На лице была печать тяжких раздумий, а содержательностью, точнее его отсутствием, ответа товарища тот был явно не доволен.
— Просто, знаешь, одно дело оружием торговать... деньги, там, бизнес, а это… — Кирилл хмуро посмотрел на мешок перед носом, — В мои планы это не входило.
— А в моджахедов стрелять в твои планы входило?
Олег встал с капота девятки, на котором сидел до этого момента, и подошёл ближе к яме. Длинная тень мужчины упала на лицо татарина, головой уходя на темный еловый ствол напротив.
— Это другое, Олег. Те… они были преступники.
— А в мешке лежит невинная жертва двадцатого века, — сухо засмеялся собеседник, — Ничего, что он первый стрелять начал? Ты должен радоваться, что в мешке лежит он, а не ты. Но, если хочешь, поехали домой, пришьем ему обратно голову, все пальчики, – по крайней мере, те, которые ещё уцелели, – и положим на стол в ментуру. Так лучше?
Кирилл замолчал, но продолжил копать. На этот раз какой-то необычный укол совести испытал Олег. Сразу за этим он поморщился от неприятного осознания, что он что-то испытывает.
— Душа моя, нет хороших и плохих людей. Есть только живые и мертвые.