Двенадцать ударов ознаменовали полночь. Рождественскую полночь. На улицах Парижа было довольно безлюдно — вряд ли нашёлся бы человек который отказался от домашнего тепла и семейного уюта, тем более в такой праздник. Разве что… если этих составляющих праздника нет даже дома.

Агрест сидел на площади перед главной елью Парижа, то и дело жмурясь от ярких огоньков, светивших буквально с каждой ветки. Снег, пошедший буквально пару часов назад, уже успел слегка припорошить изумрудные иголки, но не закрыл их полностью — издалека действительно казалось, будто это не обычная ёлка, а искусное произведение ювелирного мастера, которое тот с осторожностью и любовью создавал на протяжении года, чтобы, наконец, выставить на витрине с гордой подписью «Не продаётся».

Подумать только, что Нуар почти уничтожил этот символ Рождества. Лишь одно мимолётное, но невероятно сильное воспоминание пронеслось перед глазами парня, затормозив его за секунду до непоправимого. То самое воспоминание, за которое он ухватился и которое пытался сейчас восстановить как можно детальнее.

Вот он, трёхлетний Адриан, сидит у ёлки и осторожно, пытаясь не уколоться, вешает шарик за шариком. Рядом с ним — его мама, Эмили, показывает, куда их лучше цеплять. Внезапно, двери распахиваются и в комнату входит его отец, начинающий дизайнер Габриэль Агрест. Он подходит, крепко обнимает жену и, подхватив сына на руки, вручает ему красивую золотую звезду, показывая на верхушку ели. Вместе они водружают украшение и садятся на диван, под треск камина любуясь отблесками золотого света…

Такого же света, каким пару минут назад был ослеплён Кот.

Куда ушла эта атмосфера? Что произошло с отцом? Неужели Эмили — единственная, кто поддерживала это тепло? Почему Рождественская ночь теперь жалит холодом, а не согревает уютом?

Ответов не было. Была лишь острая боль в сердце, усиливавшаяся после каждого нового вопроса.

Слёзы бессилия и непонимания обожгли щёки Адриана.

— Где н-найти тепло? Где нежность обрести?

Кто сегодня мне может п-помочь?

Адриан встал на одно колено и тихонько запел, то и дело запинаясь и обрывая мелодию.

— Сжальтесь надо мной, ведь я так одинок…

Адриан растёр руки и щёки в тщетных попытках согреться, в то время как Плагг укутался в пушистый рождественский колпак, подаренный Маринетт.

— Жалит холодом эта ночь…

Агрест поднял подарок и глянул на своего квами.

— Пацан… Мне не очень хорошо… Ты уж извини, но боюсь, что тебе придётся идти до дома на своих двоих.

— Ничего ст-страшного, Плагг…

Пусть температура на улице и не была слишком низкой, но каждое дуновение ветра, особенно на такой открытой местности, пробирало до костей.

Адриан встал, надел колпак посадив Плагга под него и медленно побрёл в сторону дома, напоследок окинув взглядом светящуюся ель.