Аромат ночной фиалки

Звёзды, прежде чем утонуть в пыли, на прощание рассыпались по небосводу крупным бисером. Величественные постройки почти задыхались в густом небе, но город уже давно привык к постоянным сумеркам. Наводнённый любопытнейшими изобретениями он, вместо Луны, излучал свет прогресса и величество технического совершенства.

Маленькая теплица дотлевала посреди столичного парка. Она казалась забытой игрушкой посреди мегаполиса, — прозрачные стены, тонкие перегородки, уйма цветочных горшков и чья-то кукольная фигурка за круглым столиком.

Девушка протянула ладонь к фиолетовым цветам и медленно оттолкнула кашпо. Как оказалось, вместе с темнотой расцвела маттиола. Дома её всегда называли по-простому — ночная фиалка. Мама вообще любила растения. Когда в семье родилась девочка с оливковыми глазами, над именем даже думать не пришлось. Так и случилась она, Оливия.

Ежедневные двадцать пять часов театрального представления почти миновали и заря разлилась по кратерам грязно-багровым вином. Высокие, статные, но всё ещё инопланетные горожане приходили поглазеть на девушку изо дня в день. Некоторые улыбались, кто-то старался не смотреть в глаза, были и те, кто кривил изящное личико и тотчас отворачивался.

Запах от фиалок кружил голову и уносил с марсианской пылью прочь. Туда, далеко-далеко в космос. Назад.

— Ракеты алые с седого космодрома, — тоненько пропел обессиленный силуэт, — Взмывают поцелуи в небосвод…

Тяжёлый выдох незапланировано прервал мерный такт мелодии.

— Скучать не время, скоро будем дома, банкротом станет местный пивзавод...

Лёгкий смешок звонко пробежал по оранжерее и через секунду бесследно исчез. Кто-нибудь из экспедиции ещё остался?

Алоэ, стоящее на небольшом выступе, ежеминутно напоминало о колючем хвостике Джейни. Кажется, она вообще никогда не причёсывалась и не знала о существовании кондиционеров для волос. У неё был звонкий голос. Ещё во время учёбы в академии, они иногда наведывались в пустующий корпус, усаживались под лестницей, доставали, выкупленную за три блока сигарет, хиленькую гитарку и пели непристойные песни. Мечтали о дальних планетах, целовали старшекурсников на спор и после каждого заваленного теста покупали в буфете отвратительно мятные леденцы.

Малыш Итан ушёл первым. Его тонкие руки безжизненно вздымались в свете чужих звёзд, словно вновь копошась в механизмах вездехода. Часто, устав от работы, он засыпал прямо на полу. Он вообще мог прикорнуть где угодно. И в этот раз тоже казалось, что он просто вымотался и тихо задремал. Песок молча укрыл его тело. В этот раз, навсегда.

А Юн? Невероятно выносливый и особенно хорошенький. Она совершенно не узнала его тело. Ещё недавно румяное лицо теперь иссохло, водолазка стала чересчур просторной и теперь служила чёрным мешком для его некогда крепкой спины. С какой же стороны были набиты татуировки...? Память медленно, но верно таяла с каждым днём.

— Джейни, — причитала Оливия, — хотя бы ты не оставляй меня, солнышко, спой ещё раз, спой, только не пропадай!

Курчавая голова Джейн уже давно не мелькала впереди. Её потеряли в одно время с Юном. Оливия коротала дни в кромешном одиночестве внутри теплички, посреди бескрайнего марсианского города. Местные учёные постарались создать первоклассные условия для homo sapiens, но, к несчастью, не учли одного. Человек — существо социальное. Маленькая оранжерейка не ощущалась уютным домиком. Оливия чувствовала себя не певчей птичкой, а серой землеройкой, которую вытащили из родной норки и поселили в прекрасную золотую клетку. Каждое растение, так бережно высаженное чужеземцами, напоминало о доме, о друзьях и семье, и даже немножко о пикниках в конце лета.

Снаружи на Марсе смертельно холодно. Тепловизор всё это время исправно согревал жилище и поддерживал жизнь.

Девушка проковыляла к аккуратненькому диванчику и занырнула руками под матрас. Вытащив свёрток, она развернула кусок ткани оставшийся от футболки и грустно ухмыльнулась. Осколок стекла с разбитого корабля. Его удалось протащить сюда каким-то чудом.

Через несколько часов датчик отослал в штат первое уведомление об экстренном падении температуры в жилище человека. Растения, не выдержав холодного дыхания Марса, вмиг покрылись инеем - некоторые замёрзли моментально, вытянувшись в оцепенелой мольбе о помощи, другие пожухли и лишь печально свесили головы в немом трауре.

Оливковые глаза затуманились и сделались совсем тусклыми, под стать листьям ночной фиалки. Лёд в них таял и медленно вытекал, словно слёзы.