Йен и Барбара. Барбара и Йен. Самые первые, самые терпеливые. А ведь ты был порой ужасно невыносим. Упрям, сварлив и своенравен. И все же… Старший друг, наставник, так и неизученное явление Вселенной. Вредный, но любимый родственник.
Они до сих пор скучают. И одновременно нет.
Целая Вселенная. Невероятно огромная, непознанная, так и манящая к себе. Как наркотик. С каждым разом хочется все больше, хочется посмотреть еще, хочется побывать везде. И эта твоя рулетка, когда не знаешь где и когда окажешься в следующий момент… И даже постоянная опасность — такой желанный адреналин.
И все же.
Дом, Доктор. Ты обещал. Они должны были вернуться. И твоя привязанность к ним, и нежелание отпускать… Ох, Доктор. Самые-самые первые. Ты их вспоминаешь? Хоть иногда, в краткие часы покоя и ностальгии?
Они вспоминают. Часто. На годовщину свадьбы, в сказках для сына, а потом и для внуков, порой на уроках в школе. Барбара всегда грустно улыбается при рассказах об ацтеках, а порой ей хочется рассмеяться в голос при мысли о римлянах. Хотя тогда это было совсем не так смешно.
И об этом они как раз не скучают.
Всегда быть на волоске от смерти чертовски сложно. Вечно убегать от далеков, думать, как не превратиться в музейный экспонат или вытащить тебя из очередной неприятности, в которую ты радостно влип и всех за собой потащил… Порой это утомляет. Ты можешь так жить. Вернее, только так ты и можешь жить. Но люди — это просто люди.
Как бы ни прекрасно было время с тобой, и как бы сильно они тебя не любили.
Они вместе, как и прежде. Всегда. Весь мир может рухнуть, распадаясь обломками, но и тогда они будут рядом, спасать друг друга, либо погибнут вместе, как вечный пример безграничной преданности.
Знаешь, а они ведь могли бы быть кем угодно. Стать великими политиками или проповедниками. У них бы получилось, люди бы пошли следом, признав их своими вождями. А они предпочли остаться просто людьми. Обычными, мирными и законопослушными людьми.
Оно и к лучшему. Хватит, навоевались уже. Напризывали других к флагам и знаменам. Их бой окончен, Доктор.
Вместо размахиваний флагами у них теперь покой. Взрослый сын, обожавший когда-то те самые сказки о тебе, родителях и разных временах. Любимая работа. Их собственный двадцатый век. И что более важное — у них есть они. Единственное, что осталось после тебя. Только они. Вдвоем, как и должны были.
Они вспоминают тебя, правда. Теперь уже реже, много лет прошло; острота путешествий и расставания давно позабылась в давности лет. Но позабыть тебя и твои причуды насовсем — это невозможно.
Они не рассказывают о тебе другим, конечно нет. Йен и сам тебе не верил, помнишь? Так кто же поверит ему, что он рыцарь Яффы и посвятил его сам король Ричард? Что когда-то он боролся с далеками, самой злобной расой во Вселенной. Что спасал и убивал, защищаясь.
Хватило того, что они с Барбарой еле смогли объяснить всем, куда они внезапно пропали одним осенним вечером. Людям сложно такое объяснить. Не все сумели простить. И Йен не может их винить. Он бы и сам смотрел с укоризной, если бы не был там, с тобой. Если бы не знал, что пропасть вот так, на два с лишним года — настолько просто, что невероятно.
С возрастом он что-то упоминает мельком в шутках, но…
Сны. Они никогда не проходят. Разные, словно зонтики у Оле-Лукойе: яркие, красочные, гораздо ярче, чем реальность, в них друзья, с которыми нельзя встретится, в них десятки миров, что живут счастливо, в них времена, где все хорошо; и темные, мрачные, там всё, что нельзя исправить, все, кого никогда нельзя было спасти, кого не удалось спасти. А еще те, кого пришлось убить.
Сны не мучают его. Йен умница, он знает — это прошлое и он сделал все, что мог. Все, что было возможно. Но сны остаются. Памятью, напоминанием, укором, благодарностью. Всем сразу. Столько лет спустя — ничего не прошло.
Барбара знает. Конечно она знает. Про Йена она знает абсолютно все, даже то, о чем он не хочет говорить. У нее тоже бывают сны. Они иные, в них у нее все получается и она спасает ацтеков от их судьбы. Целую цивилизацию, Доктор! Это невозможно, Барбара выучила урок, но… Ее не оставляет это «но» во снах. Там она спасает их вновь и вновь, и все хорошо, история как-то выживает, вплетая дополнительный элемент.
Утопия. Но ей бы хотелось. По-прежнему хочется. Спасти ацтеков, людей, казненных во Франции, талов, что погибли спасая их. Не позволить далекам уничтожить Лондон и половину мира. Ей бы многого хотелось, но нельзя.
А еще им бы хотелось еще раз увидеть тебя. Всего лишь однажды. Чтобы убедиться — все взаправду, все было. И римляне, и другие планеты, и Наполеон, и… Все.
Жаль, не узнают, что видели. Действительно однажды, помнишь? Ты работал смотрителем, а они решили зайти в свою старую школу, где все началось. Ты потом долго вспоминал. Самое начало… Старая свалка, шестидесятые и вы в будке. Какой невероятный выдался вечер! И они были так молоды… И Сьюзен была с тобой.
Теперь они седы, мудры и уже давно не столь неугомонны, а вместо битв с далеками — спокойный вечер с чашкой чая и родственники, а иногда заглядывают давным-давно повзрослевшие студенты. Спокойная и ностальгическая старость.
Все закончилось так давно. Много жизней назад.
Но без этого ничего бы не началось, ведь верно?