Ты и я

Себастьян прикрывает веки и прислушивается. Настойчиво раскалывается тишина. Барабанная дробь грациозно танцует по пыльным углам.

Возможно, это всё в его голове. Возможно. Джим тонко намекает на это, узловатыми пальцами подкуривая себе сигарету. Он улыбается одними только глазами. На месте рта — кровавое месиво, ошмётки губ безвольно висят вдоль лица, окрашивая идеально-выбритый подборок в бордовый. Джим стал его вторым «я». Невозможно стереть, невозможно убрать. Невозможно существовать.

Существовать одному?

Бокал вдребезги, Себастьян в хлам. Пьянящее чувство трепыхается на дне дырявого сердца, и Моран со всей дури упивается им. Своей болью и своей верной ненавистью. «Ба-а-астиан, — гулко и метко тянет Джим, облачённый в свой лучший костюм от Westwood. Пальцы ловко бегают по пуговкам пиджака. — Ты опять расклеился? У тебя что, работы нет?» И Моран упрямо поднимается, хоть ноги и не держат, с третьего раза открывает крышку ноутбука и путается в буквах на клавиатуре.

— Есть, босс.

Джим что-то удовлетворённо мурлычет своим разорванным ртом. Он доволен, а для Себастьяна это — самое главное. «Сначала проследи! — шипит вдруг мужчина, но затем снова успокаивается и обволакивается вокруг Морана дымом. Кажется, он чувствует касание холодных рук на своих плечах. Они ползут по ключицам к шее и выше, к губам, словно две змеи. — Просто делай то, что должен».

Невероятно.

Непостижимо.

В голове мелькают фантасмагорические картинки, Себастьян пытается выцарапать себе глаза: слишком ярко. Джим дует на пересушенные глазные яблоки и тихо посмеивается в кулак.

«Мы всегда будем вместе, Бастиан, ты и я, вот здесь, ― и стук по черепной коробушке, тот самый. Тот самый. ― Не забывай об этом».

― Никогда.