0. Шут (Данковская, Бурах, Клара)

 За окнами Горнов бушует гроза, тревожный шум дождя о крышу, гром и молнии, высвечивающие то один, то другой предмет в комнате, не дают Марии заснуть. Что-то — какое-то событие, отправная точка — приблизилось и заглядывает в души всех жительниц города, задавая вопросы, проверяя на прочность. Мария встаёт с постели, сдвигает всё стоящее на туалетном столике к краю, и достаёт колоду из подарочной шкатулки с тонкой резьбой. Сила матери пока — но это  уже ненадолго — ей не подвластна, но со вспомогательными инструментами — картами, что мать подарила ей на шестой день рождения, — с мыслями о ней, да в такую ночь, у Марии получится предсказание. Она в этом уверена и, закрыв глаза, вызывая в памяти образ Дикой Нины, города, Башни, перемешивает колоду. Выуживает из середины карту, кладёт её на столик и, не открывая глаз, водит по ней самыми кончиками пальцев — ласково, бережно, доверительно.

 

Поезд высаживает бакалавру медицинских наук, Диану Данковскую, на пустующей станции, когда в город ещё не пробиваются первые лучи солнца. Дождь заливается за ворот плаща, тяжелит волосы, размывает путь под ногами. Она приехала спешно, не раздумывая, с мыслями только о том, как спасти, как не дать погибнуть своему детищу, своей лаборатории. В Столице её считают безумной, жертвой детских грёз, наивной мечтательницей, авантюристкой с безрассудными затеями. Здесь она предпочла бы остаться никем — приехать и уехать тем же вечером, найти доказательства своих идей и вернуться. С победой, с планами на будущее.

Но колёса судьбы уже раскручиваются, как колёса уносящегося вдаль поезда, неостановимо вовлекая в её в бездну этой — совсем не её — истории. Она шагает в пустоту, не ведая, какая опасность поджидает её в тёмных закоулках этого города. Полы плаща цепляет сухая трава, словно не желая отпускать её дальше, но она нервно выдёргивает их из плена тонких веточек. Ей ещё предстоит выбрать, слепо, без знаний, без уверенности, поверить в свой путь, поверить в невозможное чудо, как верит она в победу над смертью.  

А пока Диана идёт, не разбирая дороги в темноте, в надежде, что найдёт приют, где сможет укрыться от дождя и холода до утра.

 

Артемия Бурах, дочь менху, возвращается в город ранним утром. Выходит из маневрового локомотива, и руки её, не получившие ещё права на вскрытие тел, ещё не ставшие руками ни менху, ни хирургини, ни служительницы, пачкаются в крови. Что эти трое, поджидавшие её у железной дороги — случайная прихоть судьбы, предупреждение о затаившейся в городе опасности, предсказание о той крови, что ей предстоит пролить? Он вернулась к отцу — живому ли, мёртвому ли, к своему предназначению, но примет ли она его, вместе с отцовским наследством, или шагнёт сама и подтолкнёт весь город к иному пути?

Её судьбу уже нашёптывают крысы, ютящиеся в углах старых особняков. Кровь, случайности и неизбежности, тяжёлый выбор, без полного знания о том, что лежит на чашах весов. Ей много раз скажут: «Не тронь, оставь другим, ты обязательно убьёшь», но разве послушает она — юная, обременённая ответственностью, слепо мечущаяся по городу, почти забывшему её? Конечно, нет. Она сама решит все противоречия и загадки на её, неясном пока пути.

Но о будущих своих страданиях и вопросах Артемия не думает, пока бежит, не разбирая дороги, к знакомым с детства складам, перелезая через хлипкие покосившиеся заборчики, в надежде найти укрытие от людского гнева.

 

Клару будит могильный утренний холод. Земля под ней стремительно мокнет, затягивая в себя её одежду и тонкие конечности. Она выбирается с трудом, перепачканная — грязью ли, кровью ли — и встаёт на слабые худые ноги. Кто она? Чудотворица, святая, вестница. Чума, воля земли, гибель.

Её судьба уже выпала на гадальных костях, но кости эти не сильнее тех, из которых она слеплена. Путь под её ноги выстелит сама земля, стоит ей сделать шаг — и неважно, куда она ступит. Её будущее и прошлое определится, стоит ей открыть рот. Опасности впереди — ничто, они рухнут под силой её рук, не задев и частицей отравленного воздуха.  

Клара смело шагает вперёд к свету из окна кладбищенской сторожки, не глядя под ноги. Там она найдёт приют и, конечно, женщину, что назовётся её матерью, и запустит, наконец, историю.

 Кто она? Чудотворица, святая, вестница? Чума, воля земли, гибель? Она еще не сделала решающий шаг.

 

Дети возвращаются в парк и с ужасом смотрят на плесень, разъедающую их песочницу. В Театре Марта руководит генеральной репетицией.

 

Мария открывает глаза, пытаясь удержать в памяти все пронёсшиеся в её сознании образы, чтобы после верно истолковать каждую чёрточку в этих картинах. Зеркало растрескалось, и из него на неё смотрят пронзительные голубые глаза — её или матери? Под пальцами дрожит карта «Шут».

 

— Вот так предсказание, — фыркает Мария и возвращает карту в колоду.