Все началось с поцелуя.
Ну, если быть точнее, все началось с сада и змеи, и с огненного меча, но так как те события всесторонне описаны в другом месте, то ради этой истории мы начнём с поцелуя.
Кроули был счастлив. Все напряжение и непредсказуемость последних нескольких дней окончательно исчезли, чтобы их сменили отличная еда и, еще лучше, компания. И вино, много-много вина. Уже стемнело, когда парочка, в конце концов, покинула «Ритц» и побрела обратно по улицам Лондона, заканчивая свой путь, как они всегда неизменно делали, на ступенях книжного магазина Азирафаэля.
Ангел повернулся, смотря прямо в глаза Кроули даже сквозь его очки.
— Спасибо за такой прекрасный вечер, Кроули, — мягко сказал он.
И затем поцеловал его. Поцеловал нежно и легко и тут же прекратил, не успев углубиться, но тем не менее поцеловал.
В мозгу Кроули произошло короткое замыкание.
А потом Азирафаэль ушел, и Кроули остался стоять, уставившись на закрытую дверь книжного магазина.
Что ж. Это случилось.
Действительно случилось.
Он был слишком пьян, чтобы разобраться с этим прямо сейчас. Все прояснится, когда он протрезвеет. Хоть как-то. Да, точно, нужно выспаться. Сон. Сон все исправит. Он позволил Бентли отвезти его обратно в квартиру и впоследствии отключился, как только голова коснулась подушки.
Утром он вспомнил, почему обычно трезвеет перед сном.
***
Спустя некоторое время зазвонил телефон. Кроули, который, конечно же, не сидел на диване и не пялился на него взволнованно почти все утро, выжидал, как он надеялся, подкрепляющий его репутацию промежуток времени, прежде чем взять трубку.
— Доброе утро, Ангел.
— Кроули! Надеюсь, это не слишком рано для тебя, но я просто подумал, мы могли бы пойти прогуляться. Покормить уток, знаешь ли, мы ведь не хотим, чтобы они подумали, что мы забыли про них.
— Мы кормили уток вчера.
— Ох, — Кроули мог почувствовать, как Азирафаэль сдулся у телефона. Черт.
— Хотя, — быстро сказал он, — жирные утки. Это идея. Некоторые скажут, что это, безусловно, демоническая мысль. Я захвачу хлеб.
— О, нет, Кроули, я не это имел в виду…
Кроули положил трубку, выдохнул и вытащил из холодильника спутанную головку салата-латука. Он в самом деле размяк.
Не прошло и десяти минут, как он уже мчался в сторону Сент-Джеймсовского парка. Он оставил Бентли на единственном свободном парковочном месте во всем центре Лондона и с легким чувством тревоги направился к утиному пруду. Азирафаэль, который пришел раньше него, оглянулся и улыбнулся ему.
— Посмотри, как выросли эти утята, скоро мы не сможем отличить их от родителей.
И на этом все. Они, как обычно, увлеклись непринужденной беседой. Спустя полчаса, два круга по парку и ровно ноль поцелуев Кроули, наконец, расслабился. Расслабился настолько, что поднес руку чересчур близко к руке Азирафаэля. С некоторых пор это конкретное действие являлось для него запретным удовольствием, и в прошлом все заканчивалось тем, что Азирафаэль краснел и делал вид, будто ничего не было. Легко, безопасно. Но теперь Ангел не отстранился, наоборот, взял Кроули за руку и крепко сжал ее.
Кроули едва не споткнулся о край следующей плиты.
— Ангел, какого…
— О, смотри, яблоки наконец-то созрели! — и он потащил его за руку к небольшой яблоневой рощице, где Кроули пришлось смотреть и <i>слушать</i>, как ангел с чрезмерным удовольствием жует плоды. Многоуровневые ирония и символизм не остались для него незамеченными.
Такая у него теперь жизнь. Гулять в парке рука об руку с ангелом. Круто. Круто, круто, круто. Он справится.
***
Он не справлялся с этим. Небольшие прикосновения, держание за руки, еще два поцелуя (один в парке и другой — в Бентли, не то чтобы он запомнил все подробности или что-либо еще). И ни слова. Ни единого слова объяснения за всю неделю, с тех пор, как это началось.
Теперь Кроули был очень хорошо знаком с понятием бритвы Оккама*. На самом деле, он довольно успешно разъяснил этот принцип нескольким людям, подошедшим слишком близко к осознанию истины ситуации, которую их мозг не мог осмыслить. Возможно, именно поэтому он так настороженно отнесся к этому сейчас, потому что независимо от того, сколько раз одна часть разума говорила ему: «Он любит тебя, тупица, просто подними свою демоническую задницу и сделай что-нибудь», другая часть напоминала, что последние шесть тысяч лет в компании Азирафаэля прежде всего преподали ему урок: «Действуй Осторожно».
Так что он ждал, наблюдал и таким образом неизбежно оказывался в своем нынешнем положении. Он снова был пьян, бесспорно, но, по его мнению, не настолько, чтобы галлюцинировать, а это означало, что руки, в настоящий момент восхитительно расчесывающие его волосы, были настоящими и могли принадлежать только одному конкретному ангелу. Забудь о ней, решил он, вот он, настоящий рай, прямо здесь: его голова на коленях его Ангела и эти руки в его волосах.
Он мысленно вернулся назад. Ужин, вино, возвращение в книжный магазин Ангела и снова вино, и лежание на диване, и разговоры, а затем это. Он почти не сомневался, что говорили они о ламах, но не понимал, как одно повлекло за собой другое, но тем не менее все привело к этому, и у него не было причин останавливать эти руки.
— Да, определенно мягче, — слова перетекли из губ Азирафаэля в уши Кроули.
— М-м?
— Твои волосы мягче всего, чего я когда-либо касался. Я знаю, это глупо, но я уже давно хотел сделать это.
— Нас-с-слаждайс-с-ся, Ангел.
И в самом деле. Он действительно не мог не воспользоваться этим открытием, так как на лучшее он не надеялся, и им было необходимо обсудить это. Но это тепло. И руки. О, да-а…
Последним, что Кроули ощутил перед тем, как его глаза закрылись, было то, что Ангел наклонился и нежно прижался губами ко лбу Кроули. Да, они определенно поговорят об этом. Утром.
***
Два дня спустя Кроули вновь пришел в книжный. По правде говоря, он почти не покидал его после апокалипсиса, однако осознавал, что это обстоятельство несет определенные последствия, поэтому продолжал твердить самому себе, что просто проходил мимо. Опять.
Прозвенел дверной колокольчик, и Кроули мысленно приготовился отпугнуть очередных потенциальных покупателей. Это специфическое занятие он любил почти все время существования магазина, в конце концов, что может быть более демоническим, чем стать причиной разрыва человека и хорошей книги? А то, что это делало Азирафаэля счастливым, было просто глазурью на воображаемом торте. Кроули разработал целый арсенал способов, в зависимости от определенной степени ангельского отчаяния в любой конкретный день, и он лишь позволил запаху его внезапно вызывающих аллергию духов следовать за людьми по всему магазину, пока они не ушли, когда он узнал голос, что сейчас разговаривал с Азирафаэлем.
— …с рыжими волосами, был здесь недавно, не так ли?
Джулия была английской студенткой, стремящейся получить докторскую степень, которая своей любовью к книгам могла соперничать с Азирафаэлем, и, что более важно, у нее не было денег на их покупку. Потому Ангел разрешил ей беспрепятственно просматривать полки, и у пары постепенно завязалась сомнительная, пусть и полностью основанная на литературе, дружба. Сейчас они разговаривали на абсолютно новую тему.
— Кроули? Да, конечно. Он мой муж.
Стопка книг материализовалась в руках Кроули исключительно для того, чтобы ее уронили. Они оказались не напрасны.
— ЧТО?!
— Кроули! Я не знал, что ты был там!
— Ты. Выйди. Сейчас же, — Кроули бросился к стойке и указал Джулии на дверь жестом, не терпящим возражений.
— Право же, мой дорогой, я не думаю, что это необходимо.
— Я разберусь с тобой через минуту, — он практически рычал на Ангела. — Во-первых. Ты. Выйди, — Джулия не стала ждать, когда ей скажут третий раз, и Кроули решительно закрыл за ней дверь, а затем повернулся к Азирафаэлю.
И увидел, как Ангел, казалось, замялся перед ним, его лицо выражало полное поражение. Черт.
— Мне очень жаль, Кроули. Я не должен был говорить так. Я знал, что ты не одобришь. Слова из пяти-шести букв и все такое. Мне действительно очень жаль.
Подождите.
— Ты думаешь, я расстроен из-за этого? — недоверчиво спросил он.
— Это не так?
— Ты полный идиот, — Кроули подошел и обнял теперь всхлипывающего Ангела. — Так вот из-за чего все это было? Все это время я осторожничал, старался не быть слишком быстрым для тебя, пока ты говорил всем, что мы женаты? Всем, кроме человека, на котором ты, предположительно, женат, потому что «думал, что я не одобрю»?
— Ну, из твоих слов это действительно кажется немного глупым. Правда, я не говорил об этом всем подряд, это просто случайно вырвалось прямо сейчас.
— Ангел…
— Я думал, что за последние несколько столетий мы очень привязались друг к другу, и сейчас, когда мы освободились от… ну, внешнего воздействия, может быть, было бы неплохо немного сформулировать это. И где-то в глубине души я осознал, что вижу тебя именно так. И я так отчаянно хотел сказать что-нибудь, ну, слова из пяти-шести букв и тому подобное. Я не знал, как ты отреагируешь.
Кроули издал глухой смешок.
— И вместо того, чтобы сказать что-нибудь, ты просто начал целовать меня и надеялся, что я не замечу.
— Вроде того. Надо признать, не самый лучший мой поступок.
— Ангел, пожалуйста, останови меня, прежде чем я сделаю что-то невероятно импульсивное.
Азирафаэль вытер слезы с глаз перед тем, как потянулся и осторожно снял очки Кроули.
— Нет, мой дорогой, не думаю, что сделаю это.
— Тогда не смей говорить, что это слишком много для тебя. Не думаю, что смогу это вынести, — и, игнорируя теперь уже очень громкий голос, который кричал: «Какого черта ты творишь?», в его голове, Кроули снял кольцо со своего дрожащего пальца (золотое, с птичьим мотивом, которое он купил, конечно же, не потому, что оно напоминало ему о некоем Ангеле) и надел его на руку, которая в данный момент ласкала его лицо.
— Я люблю тебя.
— Я знаю. Я давно это знаю. Но не думал, что когда-нибудь услышу от тебя.
— Азирафаэль…
— Я тоже люблю тебя. Разумеется, я согласен.
Кроули вздохнул, не заметив, когда задержал дыхание, и поцеловал его.