Пасифика точно знает, чем и почему Диппер отличается от всех остальных знакомых ей парней. Да, черт возьми, хотя бы тем, что он умеет изгонять призраков и демонов, читает книги на латыни и носит на поясе флягу со святой водой. Но для нее это все мелочи.
У Диппера сотня разных рубашек, кажется даже коллекция, но все они мятые и потертые слегка, и каким-то невиданным образом сидят на нем так, что ничего более привлекательного Пасифика представить себе не может. Она пробовала ради шутки и эксперимента переодевать его в брендовые, выглаженные, с иголочки вещи, и весь тот самый Диппер за ними терялся, пропадал, становился кем-то другим, и Пасифика просила его переодеться обратно, пока он не превратился в очередного красивого идиота. Диппер смеялся и развязывал душащий его галстук, накидывал обычную рубашку, пахнущую кофе и книжными листами, и становился самим собой.
Диппер никогда бы не стал бить за нее морду. Для этого у них была Мэйбл, умудрившаяся в свои двадцать один с копейками получить черный пояс, так что, если во время их прогулок втроем кто-то вякал непристойности, милая девушка в самодельных свитерах могла выбить наглецу челюсть с ноги. Но если ее с ними не было, Диппер все равно не лез врукопашную. Да, к Пасифике клеились многие, а вид тощего высокого очкарика рядом никак не внушал хоть кому-то, что он может быть ее молодым человеком. Ему часто прилетало под дых за попытку разобраться просто разговором, но Диппер не бил в ответ. Зачем? Он знает человеческое тело наизусть, он знает, куда надавить, чтобы нападавший отключился, он знает, какие травы вызывают у людей раздражение и как их правильно рассыпать. Диппер сто процентов не станет махать кулаками, потому что он — умнее. А Пасифика потом, если что-то пойдет не так, все равно вылечит его синяки и ушибы.
А еще у него почти не сходят синяки под глазами из-за плохого сна, и Пасифика не знает, как ему с этим помочь, поэтому часто сидит с ним, гладя по волосам и рассказывая сказки про принцесс и рыцарей в глупых очках. Только так Диппер нормально засыпает, а Пасифика с Мэйбл еще долго потом пьют чай на кухне, прислушиваясь к любым шорохам. Вдруг снова проснется, и как призрак пройдет на кухню в поисках кофе, который ему уже давно пора запретить пить.
Пасифика замечает, что у Диппера потрясающий нюх. Он всегда знает, что у нее новые духи, или что она встречалась с какой-то подругой с другим запахом. Это ей неимоверно льстит и радует, потому что раньше все замечали только новые украшения и вещи. Диппер замечает и то, и другое, он вообще очень внимателен к мелочам, что ничуть не удивительно. Он видит любую мелочь, замечает любое изменение в настроении, а еще терпит ее заскоки, от чего Пасифике через тридцать секунд ссоры уже не хочется ругаться, потому что он выслушивает все, что она скажет, с таким взглядом, будто даже если она с ним порвет — он все поймет. А она не хочет его терять, поэтому просто замолкает и утыкается ему в грудь, цепляясь пальцами за рубашку. Конечно он ее прощает, как иначе. Другие бы тоже простили, но не потому что любят.
Со временем Диппер, конечно, влюбляется. Сложно давить симпатию к девушке, которая соглашается смотреть с тобой «ботанские» сериалы, ходит с тобой по выставкам и фестивалям, а потом берет с собой в оперу или на джаз-концерт. Они прошли путь с врагов до лучших друзей, и Пасифика до сих пор не может понять, а пара ли они вообще, потому что все так легко и просто, как никогда не было, будто они и правда лишь лучшие друзья, которые… Ну, знаете, делят кровать. Она улыбается, когда он говорит ее подругам, что всего лишь друг, а потом легко целует и убегает на свои пары, оставляя ее смущенной, в первый, черт возьми, раз в жизни. Потому что постепенно тоже начинает его любить. Именно любить. В первый раз в жизни.
Эти отношения для нее — новые, теплые, как накинутый на плечи плед в холодную зиму, и Пасифика знает, что если сейчас оступится и потеряет его, то замерзнет на месте. Диппер так сильно отличается от остальных, что она удивляется, как могла не заметить его так близко, и почему записала всего лишь в друзья. Наверное, потому, что у них так мало общего. Слишком мало, чтобы о чем-то поговорить на досуге, но все равно каждый вечер они встречаются в их гостиной, и под тусклый свет китайского фонарика тихо разговаривают, будто боясь кого-то разбудить, хотя Мэйбл приходит не раньше десяти, давая им шанс побыть наедине. Пасифика просто не может повышать голос в такой атмосфере. Вот после десяти — тут да, тут надо пытаться перекричать близнецов. Но наедине она всегда говорит тихо, почти шепчет, и никогда не отпускает его ладонь.
С ним все совсем по-другому. И ей кажется, что именно так по-другому должно было быть всегда.