Ангелочек

У Хосока в этой жизни есть много проблем и мало путей их решения. Он мало спит, много курит и неправильно питается, а еще ходит в кожаной куртке с шипами и жутко неудобных скини-джинсах. Но снять их не может: они добавляют авторитета. А то, что в них сесть страшно, никого не волнует: зато он больше стоит и подкачивает икры. 

У Хосока много проблем, и то, что он разрисовал стену муниципального здания, — одна из них. Да, у него много проблем, но кто сказал, что он сам себе их не прибавляет? Теперь в качестве наказания ему придется отмывать эту стену и помогать в библиотеке в течение трех недель. 

Хосок счастлив, конечно же, работать с книгами, которые он уже давно в руках не держал (с начальной школы это “давно” затянулось). 

Здание, которое Хосок с такой страстью разрисовывал, оказалось очень красивым в свете дня (ну да, ночью оценить не очень-то и хотелось). Стены были из белого камня с большими колоннами у главного входа. 

Если бы у Хосока было чувство эстета, то вполне вероятно, что он не нарисовал бы член на одной из стен. Но у него из прекрасного только отражение в зеркале (по его мнению, конечно же), а еще очаровательный социальный работник, которого можно смело назвать своим другом. 

Социальный работник, Намджун, уже знает о Хосоке столько, сколько его кровные родственники знать бы и не хотели. У Намджуна хватка железная, и чужие уши не выдерживают такого напора: ощущение, что вот-вот порвутся. Хосока вталкивают в светлое помещение с большими окнами, и ему немного неловко. 

— Ну Намджун-и, мне правда больно, — пищит скрюченный в три погибели Хосок. Вымахало же чудище, на три головы выше. 

— Нямджюн-и, — кривляется чудище, — этого бы не было, не рисуй ты фаллосы на зданиях. Надеюсь, что Юнги тебя уму-разуму научит! — и наконец-то отпускает пострадавшее ухо. 

Хосок дуется, как ребенок, пока не слышит хриплое “рад тебя видеть, чем могу помочь?” от маленького ангелочка. У ангелочка русые вьющиеся волосы и огромный свитер, прикрывающий ладошки. Он мило улыбается, и — о боже — у него милые веснушки на щеках и переносице. 

Хосок пораженно стоит и впервые так горд собой и своей любовью портить государственную собственность. От ангелочка исходит приятный запах амаретто, и он думает, что с его запахом кофе вышел бы прекрасный тандем. Хосок старается дышать поглубже и впитывать его в себя, совсем не думая о том, как странно он выглядит. 

Библиотека, к сожалению, — место общественное, и запахи смешиваются, но подойти вплотную Хосок не решается. Он отходит назад к Намджуну, чувствует этот неприятный горький запах зеленого чая и думает, что они вдовем — прекрасно подобранные антагонисты друг друга. Хосок, конечно же, симпатичнее, но и кофе вкуснее зеленого чая. Все мы не без недостатков. Кроме Хосока, да. 

— Тут нашли виновника художеств на стене и направили сюда. Он должен стену отмыть, а потом помогать тебе здесь. Присмотришь за этим чудом, чтоб не подорвал ничего? — устало проговаривает Намджун. 

— Конечно. Мы справимся, спасибо. 

Похоже, это тот самый Юнги-который-уму-разуму-научит. Оу, кажется, впервые Хосок готов учиться. Желательно пробуя Юнги на вкус поцелуями (или не только), потому что Хосоку от запаха сладкого миндаля все заслонки сносит. 

Вот только Юнги не реагирует никак. Улыбается своей десневой улыбкой, смотрит по-доброму и выглядит до того мило и беззащитно в этом огромном свитере, что Хосок скулит в себя. Юнги выглядит как самая вкусная конфета — и ему ее очень хочется. 

У Хосока есть три недели на завоевание чужого веснушчатого сердечка. Этого даже много: он за три дня справиться может. Только для начала стену вымоет и поменяет свою стратегическую позицию на более выгодную. 

Все идет наперекосяк примерно сразу, потому что краску — удивительно просто! — тяжело отмыть, и Хосок тратит на стены не один день, а три. Юнги он все это время не видит и опять скулит, но уже не в себя, потому что петушиться не перед кем. 

На четвертый день Хосок бежит чуть ли не вприпрыжку в библиотеку и готов буквально к любым заданиям, лишь бы Юнги рядом. Но и тут ангелочек его динамит, отправляя разбирать кладовку. Хосок выскуливает все остатки своей мужественности. 

А еще он все разбирает стоя, потому что хотел впечатлить Юнги своими о с о б о узкими штанами, в которых даже дышать опасно. 

Юнги не оценил, а Хосок заслужил награду “долбаеб века”. Через пару часов маленький ангелочек (да, Хосок зовет его так; кто знает почему, может быть, из-за штанов кровь из паха не циркулирует вверх, к более важным органам) приносит чай. Ромашковый. Ну да, шифер у Хосока едет основательно, и нервишки он тоже подлечивает. 

Хотя все нервишки мог бы подлечить Юнги у него на коленях, но та невинная душа к таким открытиям не готова. 

Юнги вообще слишком хорошо к Хосоку относится, как к человеку, который испортил его рабочее место. Но Хосок лишними вопросами не задается. 

Все оказывается куда страшнее на пятый день. Хосок начинает понимать (все-таки больше книг читать надо), что Юнги его запах не признает. Потому что Хосок был Хосоком и бродил за Юнги хвостиком целый день, периодически забывая про свои обязанности, а реакции нет. 

Но не мог же Хосок ошибиться? Юнги же его родственная душа, у них и запахи идеально сочетаются. А еще Юнги — хосокова маленькая зефиринка: уже никуда не денется. Хосок вцепился и отпускать все еще не намерен. 

Хосок правда старается. Настолько, что готов выпрыгнуть из своих штанов в юбку, лишь бы Юнги его заметил (нотис ми, сенпай!). Однако Юнги вообще мало какие намеки понимает. И “намеки” в понимании Хосока — это кричать в рупор: “Я хочу тебя зацеловать до потери пульса” — но Юнги все еще не замечает. 

И, если честно, не замечать с т о л ь к о надо уметь. Хосок себя уже вообще не сдерживает, потому что: 

— Юнги, давай пообедаем вместе? 

— Хорошо, — и улыбается так сладко и невинно, что Хосок себя хищником чувствует. 

Юнги держится на дистанции такой, что там еще два Хосока всадить можно, улыбается сдержанно и говорит: 

— Я бы хотел иметь такого интересного д р у г а, как ты. 

Чон Хосок во френдзоне. Интересно однако, но он все еще пытается. 

Хосок часто берет Юнги за руку — Юнги считает это милым дружеским жестом. Хосок обнимает Юнги дольше, чем нужно, и подозрительно шумно вдыхает его запах — Юнги думает, что Хосок просто устал и это помогает ему расслабиться. Хосок лапает Юнги за задницу — Юнги смеется со смешной штуки. Хосок готов встать с табло “Am I a jоke to you!?”, но он уверен, что Юнги посмеется и поставит ему на полку чай с ромашкой для успокоения нервов. Сам же Юнги пьет исключительно черный кофе, и Хосок задумывается, что тот кофе чернее его жизни. 

Но после дождя бывает радуга, после черной полосы — белая и еще куча поговорок, которым Хосок начинает верить. Скоро еще свечку в храме поставит, в синагоге на молитве поприсутствует и прочитает Коран, потому что отчаяние затапливает его с головой. 

На середине второй недели Хосок кардинально меняет тактику и решает брать не действиями, а умом. С этой переменной в идеальном уравнении есть проблемы — и Хосок убивает сразу двух зайцев: он просит Юнги читать ему после смены. Тот соглашается, и Хосок слушает лежа у него на коленях (очень по-дружески), периодически утыкаясь ему в мягкий свитер на животе и вдыхая запах (все еще настолько по-дружески, что Юнги не замечает подвоха).

Юнги читает много и интересно. Интересней, чем если бы Хосок читал сам, потому что сам он может прочитать только “Пятьдесят оттенков серого”, но с Юнги об этом не поговоришь, к сожалению. А Хосок бы хотел поговорить именно об этом, желательно еще и показать. 

Но своим завораживающим голосом Юнги читает какого-то Антуана и его маленького гаденыша, читает какие-то французские романы, и особенно Хосоку запомнилась “Лолита”. Все мы поняли почему, но Юнги вот опять не понял. 

Все уже догадались, что в случае с Юнги интеллект не только книгами делается, поэтому Хосок переходит к третьей попытке и начинает ухаживать (как умеет, а умеет он ничего). 

Хосок встает теперь каждое утро пораньше, чтобы забежать в кофейню и купить для Юнги кофе с амаретто, с сердечком из корицы на пенке. Юнги лишь мило улыбается и размешивает корицу в стакане. 

У Хосока ощущение, что его мозг и сердце были в той самой посыпке из корицы. 

Хосок придерживает для Юнги двери, отодвигает стулья, покупает обеды. Конечно, улыбка Юнги этого всего стоит, но если бы мозг того работал поактивнее, Хосок бы опеределенно стал счастливее. Осчастливить Юнги его, похоже, очень не хочет и даже не догадывается об этом. 

А потом Хосоку срывает башню. Это происходит где-то на середине третьей недели, и Хосок правда больше не может смотреть на эти красивые малиновые губы, которые Юнги часто вытягивает трубочкой при разговоре. Хосок просто затягивает Юнги в подсобку и сажает на стол, а потом без каких-либо слов (все равно Юнги опять ничего не поймет) целует. И, честно, хотелось бы сразу наброситься на этого ангелочка и показать, как сильно Хосок здесь страдал, но Юнги хочется целовать нежно, перебирая его губы своими и не опошляя момент. 

Хотя Хосоку очень хочется свои руки под чужой свитер, потому что Юнги наверняка такой маленький и хрупенький там, что пальцы сводит и приходится силой себя останавливать. 

Юнги, собственно, тоже его не останавливает, а наоборот притягивает за шею ближе и отвечает. И Хосоку становится хорошо (очень хорошо), настолько, что он начинает задумываться: а можно было Юнги сюда сразу затащить? Может, тогда бы все ускорилось, и не нужно было страдать почти три недели, а приходить и сразу целовать. Но Юнги и тут его удивляет. Пока Хосок на радостях утыкается тому в шею, чтобы вдохнуть сладкий запах миндаля, Юнги продолжает чудить: 

— Ты уверен, что друзья могут так делать, Хосок-а? 

Хосок скулит уже не в себя: то есть он его тут поцеловал, заобнимал, занюхал в конце концов! А Юнги все еще с друзьям своими где-то в воздухе витает. Хосок отчаянно кусает его в жилку на шее, где запах ярче всего, заставляя того вздрогнуть, и максимально серьезно говорит на ухо: 

— Нет, Юнги-я, так не делают. Друзья не целуются, не флиртуют, не ухаживают и не хотят залезть другим своим друзьям под их огромные свитера руками. А еще они не дышат ими так интенсивно, будто хотят удавиться. Ты совсем не чувствуешь мой запах? 

— У меня аллергия на цветение, и из-за капель я ничего не чувствую. И я думал... 

— Юнги, перестань, блять, думать! 

И целует его снова, все-таки пробираясь руками под этот огромный свитер, потому что думать Юнги вредно, а целоваться с ним полезно и очень притягательно. 

The end