***

фран смотрит на скуало, таясь в тенях коридоров, следует за ней неслышной поступью робких шагов, обвивает промозглым ветром, растворяется в воздухе облачком ее горячего дыхания.

в италии зима — слишком теплая для фран, слишком холодная для скуало.

но мечница никому не говорит об этом, не выдает ни единым жестом, ни единым словом, а потом приходит к себе в комнату и долго кутается в плед, дыша на сцепленные пальцы. комната у суперби тоже холодная, и дело даже не в температуре — там совсем мало мебели и почти нет уюта. скуало привыкла жить миссиями, а между ними проводить долгие дни в тренировках или с остальными капитанами — фран знает, фран видела, как неохотно она возвращалась из яркой, дышащей жизнью гостиной в тишину своей комнаты. много, много раз.

фран много чего знает.

скуало не знает ничего.

скуало не знает ничего, когда смотрит на нее своими льдистыми глазами, принимая отчет. у нее опять холодные пальцы — потому что она не топит комнату, дурочка, конечно она ее не топит — когда ей? у нее горы трупов и небольшая французская семья бруйяр, разинувшая пасть на варию. небольшая, но достаточная, чтобы принести некоторые проблемы.

глупый-глупый добрый савада оказался не глуп и даже не добр. конечно, вы элитный отряд убийц вонголы, скуало, однако у меня сейчас нет свободных бойцов, мягким ручейком журчит его голос из трубки, иллюзионистка подслушивает каменной крошкой стены, потому что я только что начал войну с фелличино.

ты сделал что, голос скуало покрывается толстой коркой льда и изумления одновременно, фран уходит, ежась, испаряется струйкой дыма. гнев скуало не то, что она может выносить. гнев скуало подобен арктической ядерной зиме, атомной бомбе, сброшенной на собеседника — конечно, настоящий гнев, а не эти полутона почти теплого раздражения, излучаемые ею ежедневно.

но после звонка даже раздражение замораживается, подергивается инеем — скуало берет у фран отчет, смотрит на нее устало, и ее пальцы опять холодные.

в италии война — слишком простая для фран, слишком сложная для скуало.

глупый-глупый савада тсунаеши, знал ли ты уже тогда, что фелличино - тайные союзники бруйяр? фран думает об этом очень долго, сидя у себя в комнате ночью, или на ветке дерева на рассвете, или на трупе у костра на закате. днем она старается не думать, потому что у скуало морщинка меж бровей стала еще глубже и четче, и так хочется мягко провести по ней пальцами, разгладить, поцеловать. у фран сбивается дыхание, когда она представляет это, и бельфегор интересуется, в чем дело.

фран старается не дышать, чтобы представлять почаще.

она ходит за скуало сгустком тени, след в след бежит за ней сквозь бой, змеится пылинками на ее ковре, щелкает огнем в камине. скуало все еще холодно, зима на севере италии — такая теплая, но не для мечницы, выросшей в лучах базиликаты, и фран обнимает ее со спины, поверх пледа, стирает пятнышко крови со щеки.

конечно, совершенно незаметно.

глупый-глупый савада тсунаеши, не твои ли люди, одетые в черное, спровоцировали конфликт с варией? ты, должно быть, шутишь, занзас, смеется десятый вонгола. фран кусает губы, сжимает кулаки до отметин от ногтей, таясь лучом света за шторой. вонгола смеется, пока вария истекает гневом, пока скуало хмурится из-за бинтов, сдавливающих грудную клетку. они победили.

занзас бросает трубку.

и молчит.

это пугает фран сильнее, чем его крик и она уходит быстрее, чем он просит ее об этом.

фран думает, что много чего знает.

она забирается ночной тенью в комнату скуало, гладит ее кончиками пальцев по плечу, ключице, кладет теплую ладонь на щеку. суперби щурится сонно, твоя комната такая холодная, шепчет ей иллюзионистка, разглаживает складку на пледе и садится рядом. мечница молча смотрит своими льдистыми глазами, в них остатки сна и слишком острая реальность, фран не выдерживает и отводит взгляд. и камин совсем не греет, добавляет она еще тише, подается вперед и невесомо накрывает чужие губы почти целомудренным поцелуем — он сухой и отчаянный, как последний крик.

скуало смотрит, щурится недоверчиво, а фран такая теплая, почти горячая, со сбитым дыханием и живыми глазами. она отдается тягучей волной прикосновений — пальцами в волосах, носом по контуру шеи; лезет под плед, грея щекой раненую грудь, вдыхая сухой запах засохшей крови.

это твой сон, слабо шепчет фран, убеждая саму себя, потому что скуало не прогоняет ее, скуало грустно улыбается, скуало позволяет разгладить себе морщинку меж бровей и зацеловать свои губы.

она ничего не говорит в ответ, не разубеждает, не спрашивает, но иллюзионистка справляется со своей гильотиной сама. в зрачках скуало — отражение казни.

фран остается с ней до утра.

с первыми лучами солнца она растворяется, рассыпается ворохом маленьких желтых цветков, пытается уйти таинственно и туманно — но на самом деле стыдливо сбегая из холодной комнаты в яркую гостиную, которая скоро наполнится жизнью.

в этот день ей впервые холодно.