когда за тодороки захлопывается дверь, он понимает, что больше никогда не вернётся в этот дом, к своему отцу.
за спиной рюкзак, наполненный доверху вещами, нужными и не очень. всеми, что у него были, если честно. а их мало здесь осталось, когда он стал всё чаще приходить к бакуго. мало настолько, что даже в школьный влезли. там лежат только сменные, никому ненужные, старые вещи, и детская щётка, на память скорее. ведь его собственная уже давно у кацуки в ванной стоит.
а дверь за спиной хлопает громко, разбивая барабанные перепонки в осколки, в порошок. шото остаётся стоять на огромном дворе их семьи, слушая ругань отца.
ох, как давно парень хотел это сделать. он вдыхает холодный ночной воздух, слегка пощипывающий открытые участки тела. сжимает лямку рюкзака в крепком кулаке.
и быстро, как никогда более, выбегает из прошлого дома.
пройдя несколько метров, тодороки, наконец, оборачивает совершенно пустую голову к чужим окнам. видит силуэт героя номер два - отцом язык не поворачивается назвать уже - и разбрасываемые мужчиной вещи в горящих светом, вроде светом, окнах. улыбается почти нежно, с ненавистью. непрошеные, пропитанные горечью и болью воспоминания постукивают слезами в черепную коробку.
но он сильный, невообразимо сильный, если ещё жив, если смог уйти.
шото смотрит на тёмное небо, в поисках себя. а ноги сами направляют его к такому родному дому кацуки, ставшему отдушиной последние пару лет. примерно с их знакомства и до сегодня.
он идёт по знакомым пустым дорогам, не думая ни о чём и всё ещё сжимая лямку в покрасневших, от холода, пальцах. тодороки надеется прийти побыстрее к нему.
вот, не заметив, как прошёл весь длинный путь, с счастьем и любовью в глазах, он разглядывает знакомые очертания бетонного здания. стучит, по обычаю, три раза в старую железную дверь.
и обнимает бакуго, так трепетно и нежно, спустя тридцать три секунды. заходит в дом столь же быстро и мягко чмокает кацуки в грубые, но такие бесконечно желанные губы.
находит в них заботу, понимание и любовь.