Красный пропитывал жизнь Эша насквозь.
Его прожигающая изнутри ненависть – красная. Его взрывающаяся злость – красная. Своя-чужая кровь, в которой он, кажется, тонет, – красная.
Эш Линкс ненавидит красный.
Он, по правде, ненавидит слишком многое в своей жизни, но это всё равно оказывается не так больно, как любить. Эш вполне справедливо решает, что никакие пытки и истязания не сравнятся с тем, чтобы позволить себе полюбить кого-то. Потому что в его мире любимых выдирают из самого сердца с особой жестокостью, оставляя только зияющие пустотой и болью незаживающие раны. В его мире любовь была слабостью, ниточкой, превращающей тебя в марионетку в руках людей, куда более ужасающих, чем сам Дьявол.
Поэтому Эш не понимал, почему Эйджи делает его сильнее.
Эш часто думал о том, что нуждается в защите Эйджи едва ли не больше, чем Окумура нуждается быть под присмотром ребят из банды и самого Линкса. И если малохольного японца следовало оберегать от шальных пуль и не самых доброжелательных людей, то Эш требовал защиты от самого себя. От мыслей-монстров, от терзающих ночных кошмаров. Всё это приносило боли не меньше, чем пулевое, но убивало медленно и с особой жестокостью.
Эйджи своим светом сумел загонять этих демонов обратно во мрак, грозясь однажды их уничтожить.
Рассказы Окумуры о родине и семье приносили странное облегчение и вызывали самый искренний интерес, пробуждая внутри истрепанного Эша что-то светлое и незнакомое. Его объятия – мягкие, теплые, осторожные, - дарили чувство безопасности и защищенности не сравнимое ни с одним бронежилетом. Его подколки и пинки напоминали о том, что Эйджи никогда не жалел Эша. Сочувствовал – да, но в его взгляде никогда не было того раздражающего выражения, как у старика Макса.
И, тем не менее, Эш никогда не переставал думать о том, что не заслуживает всего этого. Не заслуживает Эйджи.
Мысли мрачные и отчего-то раздражающие, терзающие уставший разум и не дающие уснуть. Эш упирается лбом в стекло, всматриваясь в мелькающие огоньки ночного Нью-Йорка. Красиво настолько, что впору забыть о том, что происходит на этих улицах и под ними.
– Тебе надо поспать, – за спиной слышится шорох одеял и хрипловатый голос Эйджи, который наверняка уже поднялся с кровати, чтобы подойти.
– Сейчас, – Эш слегка улыбается, чувствуя как на талии смыкаются руки, когда ощущает тепло Эйджи спиной.
Объятия у них во многом заменили слова, но едва ли у кого-то возникала мысль жаловаться. Эш истосковался по обычным прикосновениям, не несущим в себе цели навредить или причинить боль. Эйджи просто любил обниматься и Эша. Всё идеально.
– Снова кошмары? – осторожно интересуется Окумура, сжимая руки чуть сильнее, изо всех сил стараясь показать, что вот он, совсем рядом, готовый помочь и поддержать.
Эш слабо кивает, не видя смысла лгать – Эйджи наверняка всё заметил ещё в первые дни их совместных ночевок, да и дураком не был.
В этот раз тишина не давит. Эш позволяет себе расслабиться, а мыслям раствориться. Он хочет думать только о теплом Эйджи рядом, о силе, которую тот дарит ему. Линкс осторожно разворачивается в кольце рук и обнимает в ответ, прижимаясь губами к взлохмаченной макушке.
Они нужны друг другу так сильно, что от этого ломит в костях.
– Пошли спать, – Эш говорит тихо, будто боясь сломать что-то в этом моменте, и Эйджи, кажется, разделяет странное опасение, молча кивая.
Жизнь Эша пропитана красным – резким, кричащим, ярким до болящих глаз.
Эйджи вносил в его палитру белый – спокойный, чистый, дающий шанс начать всё сначала.
– Я всегда буду рядом, – в полудреме обещает Эйджи и у Эша нет никаких оснований ему не верить.
– Я знаю, – Эш никаких обещаний давать не может.