с этой памятью, ты — инвалид;
с этой памятью ты проживёшь ещё много лет.
одно яблоко на двоих;
одни знания на двоих;
одна улыбка на двоих;
у них эшафот — и тот один на двоих.
их тени обнимаются-сплетаются в одну большую замысловатую причуду. они шагают так близко (плечом к плечу, теплом к теплу) что кажется, будто их между собой сшили намертво добрые ведьмы. они не плетутся на казнь, они танцуют на казнь — тоже вместе. рядом семенит и в ужасе воет собака с выбеленной игольчатой шерстью. с каждым неосторожным шагом и опасным вдохом их сад все гуще зарастает алым бересклетом.
но у самых ступеней их вдруг
разре-
зает.
генья рассыпается жарким ворохом пепла и тихим шелестом голоса, замусоленная собака взвизгивает и в испуге скалится.
близ танджиро остается только слепой на солнце ворон, кривой на оба крыла.
обсидиановое небо — мутный глаз мертвой рыбы — светлеет. рассасывается скользкая хмарь. света луч нежно облизывает блестящий хрусталь радужки, выжигая сетчатку, иссушая слезы. танджиро ревёт хором майских колокольчиков и безликий палач над ним милуется, снисходительно и благосклонно гладя по голове: «не рыдай, теряющий всех мальчик, твоей смерти не будет».