…Казума выглядел каким-то не таким. Скованно говорил, скованно двигался… Улыбался натянуто и неестественно, совсем не так как раньше. Его словно что-то грызло изнутри. Создавалось впечатление, что он боролся с чем-то внутри себя, пытался преодолеть какую-то неведомую преграду. Он медленно выговаривал слова, запинался и, в конце концов, остановился, опустив голову. На его манжете была кровь… И он вел себя так странно.
Юкине волновался, глядя на него. Никогда доселе он не видел своего сэмпая в таком состоянии. Они хорошо узнали друг друга за то время, что провели, занимаясь, и Юкине не мог не признать, что привязался. Ему искренне хотелось помочь… Казума был ему наставником и другом, которому можно было доверить секрет Ято и не опасаться предательства…
Юкине со всей силы врезал кулаком по стене и даже не почувствовал боли в костяшках пальцев. Как он мог быть таким идиотом? Казума — священный сосуд Бишамон, разумеется, он сделает все для своей госпожи.
Мальчишка отвернулся от стены, прижал ноги к животу и обхватил их руками. Обида жгла изнутри не хуже раскаленного железа. Хотелось вырезать то недолгое сражение из памяти, разорвать, уничтожить, сжечь… Лишь бы не было так больно. Так мучительно больно от этих воспоминаний. Закрывая глаза, он видел каждый жест, каждый вздох и непоколебимость в зеленых глазах, сверкнувших сталью за стеклами очков. Юкине корил себя за то, что был таким недальновидным и беспечным. Винил за то, что позволил застать себя врасплох. Поддался заклинанию и выболтал практически все… А ведь они были равны, равны! Он никогда этого не забудет — эту беспомощность и растерянность.
А еще никогда не забудет, какими холодными и равнодушными могут быть эти зеленые глаза.
— Говори, Юкине! Озвучивание!
Странные ощущения… Он слышит вопрос и не может не ответить. Рот открывается сам по себе, выдавая те ценные крохи информации, которые он знал и от которых зависела судьба Ято…
Несколько секунд его мозг отказывается признавать, что все это — весь этот кошмар происходит на самом деле. Сердце колотится как бешенное, а глаза, он отстраненно понимает, расширены от неверия и удивления. Он видит перед собой Казуму — который тренировал его, поддерживал, спас его от Бишамон, и даже когда они не были толком знакомы… Но в то же время это кто-то другой — жесткий, холодный и равнодушный. Где-то внутри начинает подниматься ярость.
Они равны!
— Я священный сосуд!
Ярость придает сил. Придает настолько, что он почти не замечает, как разрывает заклинание.
Из горла вырвался злой стон, который был больше похож на рычание. Юкине не мог понять, от чего ему хотелось избавиться больше — от разума с воспоминаниями или от сердца, которое почти разрывалось на части. В ушах все еще эхом звучало его громкое «Я доверял тебе!»… И в этом восклицании было столько злости и обиды, столько боли, что странно, как она не разорвала его на куски.
Юкине обхватил голову руками, прикрыв уши, словно пытался закрыться от холодного голоса в своей голове. Зажмурил глаза, чтобы не видеть ярких зеленых глаз, ранее смотревших на него так по-дружески, которые смеялись, когда у него что-то не получалось и он потом ходил разрисованный целый день…
Он едва расслышал тихие осторожные шаги. Половицы чуть слышно скрипнули под весом бога в трениках. В том, что это был Ято, Юкине абсолютно не сомневался. Он даже успел подняться с одеяла до того, как хозяин поравнялся с ним — ему не хотелось, чтобы кто-либо видел его в таком состоянии.
Молчание затягивалось. Юкине сидел, красноречиво уткнувшись взглядом в стену, и понимал, что это чертовски глупо. Им рано или поздно придется поговорить — наверняка Ято уже почувствовал через связь, что с орудием что-то неладно, и теперь не отстанет, пока они во всем не разберутся. Теперь это было их обычной практикой. Юкине поклялся защищать хозяина и не желал причинять ему боли больше никогда.
Но все равно продолжал это делать.
— Не хочешь поговорить?
Голос Ято был серьезным — он редко когда прибегал к такой интонации, обычно, если ему действительно было очень плохо. Юкине стало стыдно. Он не должен был дать его состоянию отразиться на хозяине. Он обещал… Поклялся.
Повернувшись к Ято, Юкине увидел его сидящим по-турецки всего в каком-то метре от себя. Бог подпер голову рукой и не сводил с орудия своего ярко-синего взгляда, в котором плескалось… беспокойство?
Юкине отвернулся и опустил голову. Светлая челка удачно спрятала глаза.
— Прости. Я разберусь.
— Мм, мне почему-то так не кажется, — Ято вздохнул и, не меняя позы, продолжил: — Давай, парень, колись. У меня так в груди болит, словно изнутри режут… Что случилось?
Юкине молчал. Отчасти потому, что сам хотел разобраться, отчасти потому, что Ято и Казума были друзьями на протяжении многих лет… Он просто не мог взять и вывалить на голову хозяина «Казума — предатель». Даже не знал, повернется ли у него язык сейчас это сказать. Все еще слишком ярко в памяти. Слишком живо и невероятно.
Ято вздохнул и поджал губы.
— Все это началось после того, как ты вернулся. Дело в Казуме?
У Юкине в груди что-то дрогнуло. Он не хотел отвечать.
Ято покачал головой. Он всегда был довольно проницательным, несмотря на свой откровенно глупый вид. Вероятно, Юкине чем-то выдал себя — судорожно сцепленными пальцами или едва слышным выдохом, который сорвался с губ при звуке того злополучного имени.
— Ох, если он опять использовал на тебе какой-нибудь особо извращенный из своих приемов… Я его раскрашу так, что мало не покажется, и Бишамон вдобавок — чтоб следила за своим священным очкариком… Никто не посмеет обижать моего самого талантливого сынулю…
В порыве энтузиазма Ято внезапно бросился к Юкине с объятиями, на что священный шинки отреагировал молниеносно — схватил подушку и изо всей дури залепил ею в лицо Ято.
— Отстань! Уйди от меня, потный воображала!
Бог бед картинно повалился на пол, прихватив с собой подушку. Юкине глубоко дышал, рассматривая распластанного хозяина, который вдруг приподнял бровь и поинтересовался:
— Ну как, полегчало?
Мальчишка разглядывал его какое-то время. Полегчало? Однозначно, нет. Но где-то там внутри ему было чертовски приятно, что Ято (хоть и в своей дурацкой манере) в очередной раз дал понять, что ему не все равно.
Юкине неуверенно кивнул.
Ято быстро поднялся и отряхнул какие-то невидимые пылинки со своей неизменной спортивки. Он вздохнул и снова взглянул на свое орудие.
— Чтобы это ни было — ты всегда можешь мне рассказать. Я не должен говорить тебе об этом.
Юкине снова опустил голову. Тяжесть накатила с новой силой.
— Я в курсе.
— Хорошо. Как созреешь — я в твоем распоряжении.
Он почувствовал, как теплая рука потрепала его по волосам, но едва подумал о том, чтобы уклониться, как Ято уже ушел.
Юкине снова лег, положив руки за голову. Снова вернулись тщательно заглушаемые мысли, снова перед глазами пронеслось недавнее сражение. Но сейчас он кое-что уловил, то, чего не принял во внимание ранее. Он настолько привык, что Казума всегда помогал Ято, что и не допускал мысли, что однажды они могут оказаться по разные стороны баррикад. Ведь Казума — священный сосуд Бишамон… А маг — отец Ято — враг. Какой-то частью сознания Юкине увидел свои воспоминания в несколько другом свете — Казума сделает все, чтобы защитить хозяйку, даже если это подразумевает предательство близких друзей… И вдруг шинки осознал, что сам поступил бы также, более того, уже поступал так ради Ято.
Они одинаковые.
И значило ли это… что их дружбе пришел конец? .