I'll use you as a warning sign
That if you talk enough sense then you'll lose your mind.
And I'll use you as a focal point
So I don't lose sight of what I want.
— Ты был Избранником! Предрекали, что ты уничтожишь ситхов, а не примкнешь к ним. Восстановишь равновесие Силы, а не ввергнешь её во мрак,— разочарованный, переходящий на крик голос джедая терялся за бурлением вулканов, треском сноп искр и свистом мустафарского суховея.
Беспомощное, лишённое ног туловище соскальзывало всё ближе раскалённой лаве, но до последнего не желало признавать поражение: единственная уцелевшая рука механическим протезом тянулась к рукояти светового меча; тот застрял меж камней и не поддавался. Острая боль не давала сконцентрироваться и притянуть спасительное оружие, но Дарт Вейдер не сдавался, не переставал уповать на собственное могущество даже после роковой ошибки. Сила всегда сопутствовала ему, с тех пор как её тёмная сторона высвободила наружу неведомые таланты. Юноша чувствовал, что теперь достаточно силён для покорения Галактики, спасения любимой, да даже свержения самого Императора, когда придёт время. Джедаи пали, остался только он — Оби-Ван, призрак прошлого. Жалкая преграда на пути к великим свершениям. Этот поединок не должен был вот так закончиться. Не должен был. Мастер поднял меч первым и, бросив опустошённый взгляд, просто ушёл, оставил изувеченного ученика на произвол судьбы.
— Ненавижу! — из пожелтевших глаз текли слёзы, крик сменялся хрипом, а подпиленная железка, не способная цепляться за выступы, тянула падшего джедая вниз вместе с вулканической породой и копотью, пока штанина в конце концов не коснулась раскалённого потока.
Считанные секунды — и всё тело охватил огонь, будто его предварительно облили топливом для истребителей. Уже не было дела ни до предателей-джедаев, ни до власти в Галактике — Вейдер сгорал как спичка, сгорал заживо. Боль парализовала сознание и вогнала тело в страшную агонию. Слишком молод, чтобы умереть. Тем более так медленно и бесславно. Янтарно-жёлтые, полные горя и ненависти глаза сомкнулись, не в силах совладать с мучениями, но вдруг...
* * *
Энакин проснулся в холодном поту и рывком вскочил с кровати. Длинные волосы спутались и слиплись, лоб покрылся испариной, а тело нещадно пробирала дрожь. Пришлось судорожно ощупывать собственные ноги и с минуту массировать виски, чтобы успокоиться и убедиться, что это был лишь сон. Тот же самый. Снова.
Когда паника отступила, Скайуокер оглядел освещённую неоном уличных вывесок комнатку — родную «камеру класса люкс» на сорок втором этаже одного из небоскрёбов Корусанта. С тех пор как он покинул здание Галактического суда, вынужден был томиться здесь. У основания левой голени по-прежнему красовался локатор — блокирующий Силу железный обруч с потухшей лампочкой. Каждый раз, как арестант подходил к двери, она зажигалась сначала оранжевым, затем красным, а у самого порога начинала пронзительно пищать. Обычно через пару минут после этого в комнату без стука вламывались отряд клонов и, как правило, один чувствительный к Силе следователь. Последний то и дело отчитывал, грозил увеличением срока, но после череды таких инцидентов ничего не изменилось: Энакин как должен был сидеть здесь полтора года, страдая от скуки, так и сидел отрезанный от остального мира. В одиночестве это превратилось бы в настоящую пытку.
Но Скайуокер никогда не был один. Асока навещала его так часто, как только могла. Кому как ни ей знать, каково это быть обвинённым в измене — два года прошло, но инцидент с Баррисс и взрывом в ангаре Храма оставался свеж в памяти. Законы Республики запрещали близким арестантов проводить с ними больше двух суток подряд, и Тано брала от них всё: приносила стопку детских комиксов о приключениях Люка Старкиллера, чтобы днями напролёт спорить чем оригинальные выпуски лучше сиквелов, искать сходства с главным героем; находила парные виртуальные симуляторы на игровую приставку; заказывала тогрутские фруктовые салаты с доставкой на вечер и могла часами напролёт рассказывать о том, что за пределами комнаты творится. И Энакин слушал. Ровно до тех пор, пока речь не заходила о бывшем наставнике.
— Давай не будем про Оби-Вана, — мрачнел юноша, но быстро менял тему на что-нибудь отстранённое, и прежний настрой возвращался: — Расскажи лучше, как там дела у Ардва и Трипио. Не заржавели без меня?
Визиты повторялись так часто, что девушка успела придумать приветствия для всех клонов-караульных на входе в апартаменты: одному отбивала пять, другому — брофист, а с третьим умудрялись комбинировать, да ещё и лбами стукались. Первое время Энакин даже удивлялся, как она способна терпеть его компанию так долго:
— Не устала от моей компании, Шпилька? — спрашивал он, когда Асока вновь появлялась в дверях.
Она неловко улыбалась и никогда не отвечала напрямую. Вместо слов давала понять делом, протягивая Скайуокеру новый подарок с воли. Иногда ей хотелось добавить немного интриги, но вездесущие клоны не давали: каждый предмет осматривался и сканировался по несколько раз, прежде чем оказаться в руках Энакина. И не приведи Сила он покажется охране подозрительным или просто похожим на световой меч. Так или иначе находчивая ученица находила способы проносить всё, что было нужно бывшему учителю. Даже если это было не совсем законно. На втором месяце заключения вопреки антиалкогольным запретам Корусанта она достала целую бутылку татуинского рома прямиком из кантины Мос Эйсли и со словами: «Будем, Скайрокер!» разлила добычу на два стакана. Попытки отказаться были обречены на поражение. Да, кодекс не позволял предаваться пьянству с падаваном, но Энакин больше не джедай, а Асока — давно не его ученица (хоть с этим и трудно свыкнуться). Попасться клонам тогрута, видимо, тоже не боялась: пообещала использовать внушение, если кто зайдёт. Бесстрашия ей было не занимать.
— Тебе ведь могут запретить посещения.
— Выпьем же, чтоб не запретили, — ехидно улыбаясь, Асока подняла стакан.
В этом бою она победила. Весь вечер они сидели на диване у панорамного окна и травили друг другу истории из детства.
— ...и тогда я побежал, а этот забрак Мол прямо за нами. Квай-Гон кричит мне: «Энакин, ложись!», а сам достаёт световой меч. Я падаю прямо в песок, брр, — навеселе рассказывал юноша, — ты же знаешь, я не люблю песок.
Тано смеялась и, как всегда, искренне. Пережитые годы войны эмоционально связали тогруту с наставником — Энакин следил за её взглядом, уголками губ, её экспрессивными движениями рук и всегда мог отличить истинные чувства от фальши. Не мог только понять, виноват ли здесь алкоголь, или его рассказы действительно такие смешные. Асока начала пить с тех пор, как покинула Орден и пила нескромно: с шутками, байками и фокусами. Наутро она ходила сама не своя и извинялась за каждое лишнее слово. Как будто вместе с телом пробуждался тот джедай, которого учитель хотел в ней видеть: безбашенный, но готовый нести ответственность за любую неосторожность. Энакин знал, что так будет, но не ожидал, к чему это привело. Когда бутылка опустела, а нерассказанные истории закончились, Асока, радостная и уставшая, прильнула нежной щекой к его плечу.
— Скайрокер, з-знаешь, я ведь здесь только ради тебя.
— Всё ещё надеешься чему-то научиться? — бывший ментор приобнял её. — Брось, ты давно выросла из возраста падавана и вольна идти своей дорогой.
— Но зачем, если мы можем разделить её?
После той ночи Скайуокер понял, что больше не сможет воспринимать Асоку как прежде, да и не должен. Времена изменились: она больше не девочка-подросток, которую он встретил в бою за Кристофсис, а он — не тот мальчишка, что грезил стать самым могущественным из джедаев и едва ли готов был взять ответственность за кого-то ещё. У неё впереди долгий путь, всенародная любовь и, возможно, собственные ученики, а у него — отчуждение. Энакин прекрасно понимал, что бездействие перед лордом ситхов и смерть одного из магистров не сойдут ему с рук. Домашний арест однажды кончится, но клеймо предателя останется и будет жечь всю жизнь. Юнлинги, восхищённые трюками Силы, больше не назовут его мастером, а клоны не отдадут честь на построении. Теперь он снова Эни, обычный парень с Татуина, и будущему мастеру-джедаю нечего делать в его компании. Он смирился и готов был отпустить. Но не Асока. Новое утро, встреченное в обнимку, окончательно расставило всё на свои места.
— Обы-ы-ычно я жалею обо всём, что наговорила, — протянула она, почёсывая затылок, и неловко улыбнулась, — но не в этот раз. Без бутылки я бы не решилась сказать в любом случае.
— Сказать что? — до сих пор не смекал полусонный Скайуокер.
В ответ тонкие длинные пальцы приподняли его подбородок. Энакин не успел удивиться, как тёплые губы бывшей ученицы коснулись его губ, заставив забыться в минутном блаженстве. Буря эмоций разразилась в груди, в голове по-прежнему царил хаос, но ни на душе, ни в мыслях не нашлось места отторжению. Скайуокер оцепенел, словно снова стал падаваном перед лицом сенатора Набу. Асока пробуждала в нём давно забытые чувства. Душевные порывы мечтательного юнца, наплевавшего на правила и нарушившего табу ради любви.
Та любовь оказалась безответной.
«Мы не должны. Это неправильно» — приговором прозвучали в голове роковые слова Падме, заставив Энакина непроизвольно отстраниться.
Механические пальцы коснулись нижней губы, глаза медленно поднялись на расстроенную тогруту. Её прежняя смелость в момент улетучилась, уступая место неловкости и горечи досады. Джедайка готова была заплакать, пусть и не показывала это.
— Прости, — она прикусила губу и стыдливо, словно провинившийся ребёнок, отвернулась. — Я думала, оно стоит того.
— Асока, я... — впервые за долгие годы, пережитые бок-о-бок Войны клонов Энакин замялся, не знал, что сказать. Она больше не девочка, не его ученица. — Это, кхм, было неожиданно. Ты ведь теперь рыцарь-джедай и... — на полуслове он остановился.
Всё это выглядело странно, а по меркам Ордена и вовсе неприемлемо, но останавливаться было поздно. Он не мог отвергнуть её, не мог уподобиться Падме и её принципам. Виски пульсировали в бешеном ритме. Скайуокер сделал первый уверенный шаг навстречу.
— Ты уверена, что хочешь этого?
— Поверь, я спрашивала себя много раз, пока была здесь с тобой, и да... да, меня тянет к тебе, Скайрокер. Не как к другу или учителю, ты понимаешь... нечто большее.
Асока тревожно хихикнула и почесала затылок. Свободная рука принялась теребить лекку. Чем дольше она говорила о своих чувствах, тем сильнее хотелось провалиться на месте.
— Но что насчёт тебя? — тогрута посмотрела на него с проблеском надежды. — Нет, я всё пойму, если...
Но не успела она договорить, как их губы вновь соприкоснулись в нежном поцелуе. Цепи — законы Ордена, — разорвались и рухнули: больше не было места сомнениям. Время будто остановилось, и во всей Далёкой-далёкой галактике остались только двое влюблённых. Тано притянула Скайуокера поближе и обхватила его широкую спину, будто в последний раз. Руки юноши в свою очередь скользили всё ниже, пока не опустились на талию и аккуратно уложили тогруту на кровать. Бляха ремня поддалась не сразу, но когда влюблённые разомкнули поцелуй, штаны уже съехали вниз, обнажая сверкающие в свете неоновых ламп смуглые ноги. Асока, как всегда, стремилась к быстроте и последовательности: Энакин и глазом не успел моргнуть, как тёмно-синий жилет оказался вместе с брюками и сапогами на полу. Остался последний рубеж обороны — нижнее бельё с витиеватыми металлическими золотыми узорами, отчего джедайка больше походила на хаттскую наложницу. Непрактичные, наверняка тяжёлые штуки. «Как Асока вообще в этом ходит?» — пронеслось в голове. Близилась точка невозврата.
— Последний шанс. Если нас увидят, тебя выгонят из Ордена джедаев. В этот раз — навсегда. Мы оба станем отступниками.
— Мне не впервой. Продолжай, прошу тебя, — настаивала Асока, хоть и совершенно не представляла, как всё должно пройти.
Юноша замер. Сперва он не спешил брать инициативу в свои руки — опасался всё испортить, показать ей настоящего себя: запутавшегося в Силе и в собственных кошмарах. Вдобавок избавиться от менторских установок не выходило даже в постели. Только чему учить? К двадцати трём годам Энакин ещё никогда не был так близок с женщиной, не знал, с чего начать. Однако растерянный взгляд Асоки говорил, что она понимает немногим больше и надеется, что всё-таки ещё может чему-то да научиться. Тяжёлая ноша наставника настигла Скайуокера и здесь. «Нельзя показывать слабость. Не место и не время».
Не теряя времени, он вновь прильнул к губам тогруты, параллельно опуская пальцы всё ниже по плоскому животику, пока не достиг краешка резинки. Трусики на удивление легко поддались, скользнули по стройным, крепким ногам, взмыли в воздух и через мгновение приземлились на пол.
Нерешительность сковывала, давила в грудь и нагревала лоб, однако Асока не переставала бороться. Пока Энакин навёрстывал упущенное, избавлялся от собственных штанов, она, пунцовая, отвела взгляд и неспешно раздвинула ноги. Первый вздох сорвался с её уст, когда тёплые губы наставника коснулись низа живота, спускаясь всё ниже к гладкому, ровному и мягкому лобку, пока случайно не коснулись набухающей головки клитора. Скайуокер не до конца соображал, что делает, но громкий стон дал понять — не прогадал. Уверенность костром вспыхнула в груди. Небольшой щепотки удачи оказалось достаточно, чтобы больше не впадать в ступор. Бионическая рука держалась в стороне — слишком много мелких острых механизмов, слишком велик шанс причинить Асоке вред. Длинные человеческие пальцы аккуратно раскрыли створки сокровенного места девушки, влажного и горячего. Один, смазанный слюной, медленно скользнул внутрь и обратно; следом, спустя несколько толчков, простые движения продолжил и другой. Сдерживаться становилось труднее: Тано прикусила палец, чтобы её стоны не привлекли ненароком внимание караула. Энакин, напротив, начал входить во вкус, и забыл обо всём во вселенной. Страх и неуверенность первых минут улетучились сами собой, отпали в сторону вместе с одеждой. Казалось, сама Сила одобрила его выбор. Скайуокер только увереннее двигался в лоне, иногда подразнивал, касаясь кончиком языка возбуждённого клитора, вынуждал любимую едва ли не вскрикивать. Темп ускорялся, и она всё больше теряла связь с реальностью — пелена страсти застилала глаза. Одного искусанного пальца оказалось мало — тогрута зажала рот ладонью, пока окончательно не потеряла контроль над собой. Ноги задрожали, словно в судорогах. Асока чувствовала, что финал близок.
Последний стон перешёл в писк. Волна эйфории накрыла девушку с головой, подняла и вынесла обмякшее тело на мокрое от пота и смазки одеяло. Не успела Асока и перевести дыхание, как Энакин навис над ней.
— Ну ты и сорвиголова. Никто в Ордене джедаев не согласился бы остаться с тобой, — усмехнулся он и после недолгой паузы добавил: — А я, пожалуй, рискну.
— Прекращай меня дразнить, Скайрокер! — она легонько ткнула его в бок.
— Ай, за что? — не прекращая смеяться, Энакин отпрыгнул чуть влево.
— За всё хорошее. А теперь ползи обратно, я с тобой ещё не закончила.
Светало. Из-за соседних небоскрёбов выглянуло лучезарное солнце, затмевая собой все неоновые вывески под окном. Восемь тридцать на часах, а значит до завтрака оставалось совсем мало времени — обслуживающий персонал и охрана скоро будут здесь. Асока понимала, нельзя задерживаться. Рука тогруты пару раз провела по всей длине члена и ухватилась за него, не прекращая двигаться. Пришла пора показать, какая она способная ученица. Скайуокер лёг рядом, чтобы ей было удобнее, закрыл глаза и получал удовольствие. Пришла пора Асоке оказаться сверху. Она ласкала его в своеобразной игривой манере: то ускоряла, то сбавляла темп. Иногда оттягивала крайнюю плоть до конца, иногда легонько касалась головки губами, трепала пушок — не давала заскучать ни на мгновение, подогревала аппетит перед главным блюдом. Первое время Энакин сдерживался, дышал ровно, словно на очередной тренировке, но прозорливые пальчики и мягкие ладони своё дело знали. Вскоре пришла его очередь прикрывать рот, чтобы стоны не разносились по этажу.
Когда Асока поняла, что он готов, резко остановилась и без объяснений подскочила с кровати и принялась выворачивать карманы собственных штанов. Но не успел Скайуокер возмутиться, как меж пальцев его любимой возник квадрат упаковки с круглой выпуклостью посередине.
— Конечно, — осознал юноша. — Играешь на опережение, Шпилька.
— Прямо как один мой знакомый мастер, — хихикнула она. — Не дёргайся, сама всё сделаю.
Резинка натянулась не с первого раза. И не со второго, и не с пятого... Тано старалась, как могла, но её руки всё ещё дрожали не то от перевозбуждения, не то от страха. Только на шестой неудачной попытке вмешался Энакин:
— Тебе помочь?
— Говорю же, сама справлюсь, — Асока не переставала упорствовать, разозлилась, отчего выходило только хуже. — Вот же з-зараза.
С падаванских лет она ничуть не изменилась. Скайуокер покачал головой и положил свою крепкую, влажную от соков ладонь на её трясущуюся ручку. Их пальцы сошлись на ободке презерватива и вместе дотянули его пушка. Девушка вновь побагровела, теперь уже от досады — не справилась, не смогла произвести впечатление. Солнце всё выше восходило над Корусантом — включенная комнатная лампа меркла на фоне зари. Очередное тревожное напоминание для Асоки. На лбу выступил пол, тело сковывал мандраж, но она не останавливалась, пытаясь устроиться сверху, словно наездница. Даже несмотря на локатор, Энакин почувствовал её волнение.
— Послушай, нам необязательно делать всё и сразу, — деликатно начал он, поднявшись на локтях. — Давай остановимся.
— Что? Почему? У меня почти-и-и получилось, — очередная неудачная попытка попасть головкой пениса в вагину вызвала новый прилив злобы. — Да чтоб его...
— Мне больно смотреть, как ты пытаешься угнаться за временем, стараешься прыгнуть выше головы, злишься. Ты хорошо справилась для первого раза, и у нас не одна ночь впереди, — Скайуокер коснулся рукой её щеки и нежно чмокнул в губы. — Асока, тебе не нужно больше ничего доказывать. Я и так тебя люблю.
Тогрута медленно подняла на него намокающие глаза и, чтобы не расплакаться у него на виду, крепко обняла. Но эмоции подвели, и первая же слезинка упала на его плечо.
— Я тоже люблю тебя, Скайрокер, — шмыгнув носом, прошептала она.
* * *
Страх порождает гнев, гнев порождает ненависть, а ненависть — самый верный путь к Тёмной стороне Силы. Энакин не мог отделаться от мысли, что в тот роковой день, когда джедаи пришли задерживать канцлера Палпатина он стоял в одном шаге от падения в пучину злобы. Всего на долю секунды он усомнился; ему показалось, что Палпатин прав — джедаи и их правила тянут его ко дну, а единственный способ спасти близких лежит в учениях Дарта Плэгаса Мудрого. Энакин не хотел терять Асоку как когда-то потерял мать. Он испугался, разгневался, когда над головой канцлера вознёсся фиолетовый световой меч и успел блокировать его, прежде чем помутнение спало. Перед глазами вновь встал образ ученицы, радостной и милой. На её лице сияла улыбка. «Что я делаю?» — промелькнуло в голове.
Доля секунды, которая стоила жизни магистра Винду.
Скайуокер плохо помнил, что случилось потом: вспышки молний, крики обезумевшего от абсолютной власти ситха, имя «Дарт Вейдер», запоздалый удар в грудь, арест и суд — всё как в тумане. По щелчку пальцев Избранный, что восстановит равновесие Силы, и надежда всей Галактики обратился в изгоя, поддавшегося (пусть и ненадолго) Тёмной стороне.
Даже Оби-Ван, его собственный наставник, отвернулся от него:
— Ты был Избранником! — говорил он на суде. — Предрекали, что ты уничтожишь ситхов, а не решишь примкнуть к ним. Восстановишь равновесие Силы, а не удумаешь ввергнуть её во мрак.
Эти слова прочно впечатались в память и повторялись раз за разом каждую ночь. Сила рисовала страшные картины — последствия необузданной ненависти. Энакин и врагу бы не пожелал такой судьбы.
Пусть и косвенно, но Асока уберегла его в тот день, не позволила поддаться злу и стать Дартом Вейдером. Во всём Ордене она одна приняла его, помогла подняться, подарила любовь и поддержку.
И вот она здесь, в его кровати, досматривала десятый сон. Скайуокер укрыл её плечи одеялом и, закинув полотенце на плечо, направился в душ.
В его сердце не осталось места для ненависти.