Незаметно

Спокойные бирюзовые волны лениво накатывали на голые лодыжки Кельсиана, и Мирт не мог отвести глаз. Это простое движение туда-обратно действовало умиротворяюще. Словно не было больше никаких забот в мире, ничего, о чем нужно было сейчас думать. Просто волны: вперед, назад, вперед, назад…

Кельсиан с ухмылкой обернулся, расплескивая ногой воду.

— Прям совсем-совсем неохота?

— Ты мешаешь, — недовольно проговорил Мирт, хотя так и не вернулся к лежащему на коленях учебнику.

Кельсиан серьезно закивал и отвернулся к морю, продолжил плескаться и издавать невыносимо счастливые стоны.

— Ладно, хватит уже! — крикнул Мирт. Он поднялся с рыком с песка, бросил в сердцах книжку и сердито прошагал к другу. — Ты меня бесишь.

Кельсиан шутливо поднял брови. Закатав штанины, Мирт ступил в прохладную воду, такую желанную в летней жаре, и вздохнул.

— Кель, я серьезно, мне нужно заниматься. Я не могу отвлекаться.

— Но я вижу, как кипят твои мозги.

— Пусть закипят и переплавятся во что-нибудь, что может запоминать эту… — Мирт сокрушенно выдохнул. — Это не имеет системы. Это абсолютно… Ты знал, что в маслах есть элемент Воздуха? Просто почему? Даже металлы логичнее, хоть их и больше. Это просто все случайные числа.

Кельсиан ободрительно коснулся плеча Мирта.

— Ты преувеличиваешь. Сколько сотен — тысяч! — пропорций материалов ты помнишь, Мирт? Что, по сравнению с этим, еще десяток? А?

— Да как ты не понимаешь? Это бессистемно.

— Ладно, — Кельсиан пожал плечами. — Если хочешь, я оставлю тебя с учебником наедине.

— Я не хочу, — Мирт сделал глубокий вдох, — этого. Я просто не знаю, что делать. Я действительно волнуюсь.

Глаза Кельсиана смягчились. Он вышел из накатывающих волн и поднял брошенную книгу.

— Тогда я помогу тебе готовиться. Да?

Как можно ему отказать, а? Мирт со слабой улыбкой вернулся на свое место в тени главного корпуса института. Вздохнул.

Он снова открыл учебник. Честно попытался сосредоточиться на пропорциях, уловить какой-то порядок в этом хаосе, хотя бы банально заучить, но числа разве что не танцевали перед его глазами, путаясь и меняясь местами. Мирт зажмурился. Нет, ему просто необходимо отвлечься, иначе все это совсем потеряет смысл.

Он откинул голову назад и попытался расслабиться. Выбросить из головы утомительные масла, впустить что-то приятное и знакомое. А что может быть приятнее хобби? Когда разум наконец успокоился достаточно, в мыслях всплыли пропорции, и Мирт, не скрывая облегченной улыбки, начал творить.

— Мне казалось, ты сгорал от желания заниматься, — насмешливо протянул Кельсиан, когда самоцвет в лучистой оправе небрежно упал на страницы.

— Ты был прав, — уголки губ Мирта дрогнули, — мне нужен перерыв.

Ухмылку Кельсиана он не увидел, но почувствовал, когда вновь закрыл глаза и начал новое сотворение. Он полностью отдался магии, позволил течению творчества смыть напряжение и беспокойство. На книге уже выросла небольшая горка бижутерии, когда до Мирта донесся голос Кельсиана:

— Что это за камень?

— Гелиодор.

— М-м.

Крупный прямоугольный кулон на длинной цепочке упал к остальным, и Кельсиан вдруг поднял его. Задумчиво протянул, покрутив в руках:

— Я возьму его себе, если ты не против.

— Бери, — рассеянно ответил Мирт. — А зачем?

— Подумываю сделать накопитель.

— Накопитель, — медленно повторил Мирт, пытаясь взглядом передать, какую чушь сейчас сморозил Кельсиан.

— А что?

— Из вот этого.

— А что? — Кельсиан ухмылялся, а значит, точно понимал, какую нес чушь.

— Эм-м. Я даже не знаю, с чего начать. Этот кулон сделан за полминуты буквально на коленке — ты не станешь носить его ежедневно. И его еще придется заряжать, чтобы превратить в артефакт. И не знаю, забыл ли ты, но как ты собираешься магически присвоить вещь, в чью саму структуру намертво впечатан мой след, Кельсиан? — Мирт раздраженно покачал головой. — Зачем тебе вообще накопитель?

— Я довольно быстро выдыхаюсь. Представь, сколько боевых вихрей я смогу наколдовать с заранее накопленной энергией… И к черту отдачу!

— С кем ты драться-то собрался? Пойдешь воевать на благо родины?

— Хотя бы и с тобой, чертов ты бездонный океан энергии, — ухмыльнулся Кельсиан. Второй вопрос он проигнорировал.

— Тренировки и медитация, Кельсиан. Странно, что будущий боевой маг этим пренебрегает.

— Не будь занудой, я и так лучше своих сокурсников. С накопителем будет вообще идеально. А ты никогда не хотел себе накопитель?

Мирт скривился.

— Я постоянно чувствую, как энергия туда высасывается; даже если совсем понемногу, меня все равно отвлекает. Как зуд, который нельзя почесать. — Поежившись, Мирт вернулся к своей горке сотворенного. — В любом случае, если хочешь накопитель, можешь хоть сейчас купить любой кулон с натуральным камнем. Даже уже заряженный. Сделаешь артефакт уже сегодня.

— Я хочу твой.

— Тебе делать нечего? Сказал же, моя магия будет сопротивляться.

— Думаешь, не поборю? — усмехнулся Кельсиан.

— Разумеется, нет.

— Засранец.

— Я тоже тебя люблю.

— Мирт. — Кельсиан передвинулся в поле зрения с широкой улыбкой. — Я хочу.

Некоторое время Мирт смотрел в его довольные глаза. И вот что ему в голову вдруг взбрело? Зачем ему эти бесполезные траты времени и риск? Какое-то дурацкое желание польстить? Чересчур трудоемко. А если нет, если он действительно хотел именно им сделанную вещь, пусть даже придется потратить целый год и надеяться на удачу… Это слишком невероятно, что за черт? И все равно к щекам Мирта начала приливать кровь.

— Ох уж эти аристократы с их бессмысленными капризами, — Мирт закатил глаза, еле сдерживая улыбку, и выдернул цепочку из рук Кельсиана. — Дай сюда гелиодор, я тебе другой сделаю.

— Только не изумруд, молю! — преувеличенно страдальчески простонал он.

— Не любишь зеленое?

— Не люблю изумруды.

— Хм. Ну, я и не собирался. А теперь брысь, — тяжело вздохнул Мирт, весь юмор испарился, уступив место сосущему чувству тревожности. — Мне правда нужно заниматься.

***

Черт.

Черт. Черт. Черт.

Стиснув перо, Мирт в отчаянии уставился на исчерканный и заляпанный кляксами лист. Он был уверен, что правильно записал пропорции в лучшем случае половины материалов, и если остальное неправильно, то толку от его рассчетов? Черт возьми, это худший экзамен в жизни. Что делать? Что делать? Что делать?..

Мирт зажмурился и медленно выдохнул, пытаясь успокоиться и подумать. Он проходил это не так давно, он создавал галлий не один раз, он точно знает, что в этом металле по пятьдесят частиц Огня и Воды. Но он понятия не имеет, сколько в нем Земли. Двести с чем-то. Черт, почему так сложно?!

От натиска перо переломилось пополам. Мирт прожег его взглядом, словно источник всех своих бед. Хотелось спалить его по-настоящему, посмотреть, как оно вспыхнет и сгорит за секунду, а потом выплеснуть всю злость в порыве ветра, достаточно сильном, чтобы от пепла и следа не осталось.

Бесполезно.

Провел рукой по лицу, растворил сломанное перо в черной дымке. Сотворил новое. Хоть что-то не забыл, молодец, Мирт.

Оглядел аудиторию, где он остался совсем один — он и не заметил, как остальные закончили экзамен. Профессор смотрел на него недоуменно-выжидательно.

Мирт выдохнул. Оглядел еще раз записи: может, в последний момент к нему придет озарение? Он не сдаст так. Ему нужно сдать. Черт. Черт. Черт… В голове лишь хаос панических мыслей, и если думать о пропорциях еще дольше, он начнет сомневаться даже в том, в чем раньше был уверен. Может, этого хватит? Может, его расчеты не так уж плохи?

Стиснув лист во вспотевших пальцах, Мирт прошагал к преподавательскому столу на негнущихся ногах. Начал отвечать, то и дело запинаясь и нервно прочищая горло, на профессора старался даже не смотреть. Закончил совсем неловко, выдав вместо финального расчета нечто полувопросительное. Изо всех сил сдерживал дрожь в руках.

Черт, он такой идиот. Это так стыдно. Чем он занимался весь год?

— Что ж, — со вздохом сказал профессор, и Мирт, прикусив губу, поднял глаза. — Назовете мне температуру плавления галлия?

— Э-эм, тридцать пять.

Профессор посмотрел на Мирта долгим взглядом. Тот стиснул зубы. Не может быть.

— Мирт, из года в год вы показывали прекрасные… безупречные даже результаты. Если полгода назад я говорил, что у вас появились проблемы, то сейчас… Это совершенно на вас не похоже.

Дрожь уже невозможно было сдерживать. Не может быть.

— Мне сложнее даются промежуточные материалы, — сдавленно признал Мирт.

— Я это вижу. К сожалению…

— Нет, — Мирт замотал головой. Не может быть. — Задайте мне еще вопрос.

Профессор вздохнул, качая головой. У Мирта зашумело в ушах. Не может быть. Нет-нет-нет…

— Я не вижу в этом смысла, Мирт. Вы и сами понимаете…

— Должно же быть что-то, что я могу сделать!

— Вы можете прийти на пересдачу, если сдадите экзамен по практике.

Мирт шмыгнул носом. Глаза защипало от бессилия. В первый раз за девять лет — нет, даже еще раньше, с тех пор, как он узнал о своем таланте, — он облажался, и не было ничего, что можно было изменить. Сколько ни старайся, сколько шансов не проси, экзамен был провален.

Как добрался до своей комнаты, Мирт не помнил. Он был словно в трансе: вата в ушах, судорожно смятые расчеты перед глазами, в голове — лихорадочные мысли и воспоминания о последнем курсе, о том, что он сделал не так. Он ведь учился. Занимался все время, так же, как и всегда, чуть ли не спал с книжкой. Просто эти чертовы материалы с хаотичными, бессмысленными пропорциями… Еще и специализация, которая занимала его мысли и время. Големостроение он сдал бы без проблем, даже Формирование само по себе не было таким до невозможности сложным, как эти Пропорции… Как вообще это должны изучать? Кто придумал сложить все эти странные материалы в один курс, в один год, да еще и в тот, где маги выбирают и начинают изучать специализацию? Или Аин'Хассиль никогда не рассчитывал свою десятилетнюю программу на десять реальных лет? Поэтому здесь почти все сидят от двенадцати — в лучшем случае — до двадцати?! Поэтому маги — это, в основном, старики?

Мирт сидел на кровати, вперив невидящий взгляд в книжную полку, когда у окна зашелестела ткань и раздался беспечно-расслабленный голос Кельсиана:

— Ну что, самый сложный экзамен позади?  Следующий у тебя когда, в понедельник? Будешь готовиться, или у тебя есть свободный вечер?

Мирт вонзил в Кельсиана свирепый взгляд. Тот сразу нахмурился.

— Воу. Ты в порядке?

Глубоко вдохнув, чтобы сдержать отчаянную ярость, которая готова была выплеснуться единым всеразрушающим порывом, Мирт процедил:

— Я завалил Пропорции.

Лицо Кельсиана сделало странные вещи. Сначала брови его попозли наверх, а губы дрогнули в намеке на улыбку, потом напротив — лоб нахмурился, глаза требовательно забегали по лицу и фигуре Мирта. В конце концов он осознал, и все его выражение попросту разбилось.

— Мирт… Боги, как?..

— Замолчи, Кельсиан.

У Мирта не было ровно никакого желания слушать его охи и жалость. Он и без того знал, что облажался! Он и сам знал, что трудился недостаточно!

— Ты знаешь, как, — каким-то образом Мирту еще удавалось держать тихий, хоть и дрожащий, голос. — Я говорил, что ни черта не могу запомнить.

— Мирт, ты учился целыми днями! Если даже так ты не смог…

— Значит, я учился недостаточно! Значит, надо было больше!

— Куда больше? Мирт, это не твоя…

— А чья еще? Курс рассчитан на год, значит, это должно быть возможно, разве нет? Если бы я только не отвлекался на весь этот отдых и свободные вечера, если бы я…

— То ты сдох бы от истощения, Мирт! У тебя уже перед экзаменом голова текла! Посмотри на свои синяки под глазами, никто не может так горбатиться без хоть какого-то перерыва!

— Тебе что об этом знать? — прошипел Мирт, рывком поднимаясь с кровати. Огоньки свеч сами собой взметнулись вверх. — Лучше большинства сокурсников — Кельсиан, который вообще не учится, но у которого все всегда получается! Ты тоже не заваливал ни одного экзамена, и тебе даже вкалывать не приходится! Заткни свой рот, чертов природный талант! Почем тебе знать, каково остальным?

Кельсиан побледнел и медленно выдохнул.

— Я никогда не надсмехался над тобой за то, что ты столько учишься. Я никогда не мешал, когда тебе это было нужно.

Мирт беззвучно расхохотался.

— Ты все время рядом со мной, Кельсиан! Я проводил с тобой столько бесполезных вечеров, дома или в городе, сколько у меня не было за всю жизнь!

— Я никогда не настаивал, Мирт, — низко прорычал Кельсиан, сжав кулаки. — Я всегда спрашивал тебя.

— О боги! — Мирт зарылся руками в волосы, растрепывая хвост. — Я говорил тебе! В самом начале! Я говорил, что я не умею разделять!..

Он сокрушенно застонал, падая назад на кровать. Как он мог этого не видеть? Как он мог не заметить, что посвящает Кельсиану все больше и больше времени, что жертвует учебой, лишь бы побыть с ним подольше? Как он мог не заметить, что все его мысли возвращаются к Кельсиану, к вещам, которыми он хотел поделиться, которые он хотел разделить — с Кельсианом? Все его мысли, которые прежде были заняты лишь магией, потому что его мозг не работает по-другому. Он не умеет разделять время и мысли поровну. Он может быть только одержим. Одним или другим. И Мирт провел больше десятка лет, отталкивая от себя всех, позволяя себе сосредоточиться лишь на одном, на том, что всегда было по-настоящему важно. Что было единственным, что заставляло его двигаться вперед, в момент отчаяния и боли.

Как он мог не заметить, что Кельсиан проник так глубоко и смог настолько занять его мысли?

— Уйди, пожалуйста, Кель, — раздавлено взмолился Мирт.

Он смотрел в пол и некоторое время не слышал ничего, кроме своего дрожащего дыхания. Затем прошелестели неровные шаги и шепот:

— Мне так жаль, Мирт.

После этого — аккуратный стук закрывшейся двери и тишина. Наконец-то. Одиночество, такое долгожданное и ненавистное. Тиканье часов. Рваные, сдавленные выдохи. Боль в груди.

Мирт лег на кровать и поджал колени. Он больше не мог сдерживать слез.

***

Идя по коридору, Кельсиан машинально улыбался знакомым и переговаривался с приятелями. Дорога с девятого этажа до третьего, а потом через галерею к башне Воздуха, была поистине жутко длинной. Кто мог его осудить за то, что он обычно просто перелетал из одного окна в другое? Наверное, это был единственный раз, когда Кельсиан шел пешком. Все когда-то бывает впервые, да?

Закрыв дверь собственной спальни, Кельсиан еще некоторое время переводил дух и был там, снаружи, в коридорах, в комнате Мирта, которая была настолько меньше, но настолько роднее, чем эта. В эту постоянно вламывались приятели и сокурсники, эта комната была сродни той спальне в его родовом поместье. Вроде бы своя, но никогда не личная, никогда не тайная. У Мирта была изумительная комната.

На секунду прикрыв глаза, Кельсиан коротко выдохнул и прошел к резному креслу у стола. Он сел в него вначале прямо, по годами выработанной привычке, потом тяжело откинулся на спинку. Он почти сполз по этому креслу, но какая, к черту, разница сейчас, когда он один? Его стиснутые до белых костяшек кулаки и исказившееся лицо увидит лишь эта бездушная комната и никто больше.

Мирт провалил экзамен. Что это значит? Единственный близкий друг Кельсиана сейчас в ужасе, потому что, возможно, потерял столько времени и сил, и все зря. Из-за него.

Дело в том, что несмотря на то, что у Кельсиана в институте было полно приятелей, никто из них не был ему настоящим другом. Нет, Кельсиан, конечно, охотно и без раздумий использовал это слово, но это не значит, что он придавал ему какое-то особенное значение. В конце концов, мифическая «настоящая дружба», где другой готов умереть за тебя — или убить, — она, как и «настоящая любовь», случается, может, где-то с кем-то иногда, но Кельсиан был слишком реалистом, чтобы верить, что это произойдет с ним. Слишком рискованно даже мысль такую допускать, если уж начистоту.

Для Мирта он, однако, почти сделал исключение. По всей видимости.

Вообще Кельсиану часто задавали этот вопрос. Как, мол, и почему душа компании благородного происхождения начал пропадать у тихони-затворника, известного лишь своими успехами в учебе? Он отвечал правду, поначалу. «А почему бы и нет?». «Мне любопытно». «Он довольно интересный». Ну действительно, Мирт был совсем не тем, кем казался на первый взгляд. Смешной, непредсказуемый, открытый ко всему новому и немного засранец. Чертовски умный, да, и обычно спокойный, как удав. Узнавать и разгадывать его? Неожиданно лучшее развлечение последних лет.

Чем больше времени проходило, однако, тем больше праздное любопытство превращалось в искреннюю привязанность. Кельсиан и сам не сразу заметил, сколько времени они проводят вместе. Нет, он по-прежнему гулял с другими в городе и напивался по выходным в тавернах (иногда даже с Миртом), а тот по-прежнему занимался большую часть своих дней, но как же часто они просто сидели в его скругленной с двух сторон комнатушке, порой даже совершенно молча. Пока один зубрил чудовищное количество своих пропорций, другой разглядывал десятки пузырьков с самоцветами, шкатулки с бижутерией и полки с книгами, которым Мирт посвящал редкое свободное время. Витой напольный канделябр у изголовья кровати, который он явно сотворил сам. Мягкое кресло с выгнутой спинкой, в котором он сидел часами. Полупустой шкаф, в котором была аккуратно сложена одежда. Все это было таким невыразимо честным, таким искренним, таким личным. Разумеется, большинство комнат в институтском общежитии были забиты вещами хозяев, но даже занятые, они оставались тем, чем были всегда — просто комнатами в институтском общежитии. Временными, одинаковыми, невнятными. Они не были такими вылизанными и лживыми, как у Кельсиана, конечно, но они все равно никогда не могли бы стать такими… домашними.

И это вторая причина, почему Кельсиан так часто пропадал у Мирта. В этом он весь, разве нет? Искренний, но где-то там, у себя, где никто не видит. Одновременно и честный, и скрытный. Кельсиан не мог этим не восхищаться. Есть некая красота в таком виде лжи — обмануть всех, говоря лишь правду. Даже Кельсиан так не умел. И как только ему повезло быть допущенным за эту стену — буквально в душу Мирта?

Ах да, точно. Он обещал, что найдет для него способ совместить дружбу и учебу. Насколько самонадеянно… насколько заносчиво это было! Он думал, что сможет исправить в мгновение ока проблему, которая мучила Мирта годами. И он был настолько наивен, чтобы думать, что справляется. А расплачиваться за его глупость приходится сейчас единственному человеку, ради которого Кельсиан почти готов был рискнуть и довериться…

Это иронично, разве нет? Всю жизнь бежать, притворяться и лгать, защищая разбитое сердце от нового предательства, чтобы так беспечно предать доверие, вдруг оказанное ему. Казалось бы, кому лучше знать, каково это, да? Черт побери, он конченый мудак, он не заслуживал доверия Мирта. Правильно тот его прогнал.

Черт. Это было на время или?..

Мысли резко ускорили свой бег, и Кельсиан вскочил, не в силах усидеть на месте.

Что, если Мирт больше вообще не захочет его видеть? Что, если он провалит практику и останется еще на год на девятом курсе? Будет сидеть один и зубрить, проклиная Кельсиана за задержку, когда мог быть уже так близко к окончанию института. В этом ведь и была его цель, ради этого он и вложил столько усилий, ограничивая себя, — чтобы стать специалистом Созидания. Только тогда он мог себе позволить идти дальше, пробовать новое, просто жить! И если он останется здесь… сможет ли он простить Кельсиана?

Потому что если нет, то не только он останется один.

В ушах зашумело, а грудь сдавила паника. Кельсиан не хотел снова быть один. Сидеть демонстративно-расслабленно в центре толпы, смеяться с приятелями над чьей-то шуткой, потягивать эль, которым он всех угостил, ловить на себе кокетливые взгляды и посылать такие же в ответ, при этом никогда не теряя бдительности, никогда не переставая просчитывать: «Почему она так сказала, что он имел в виду, чего они на самом деле от меня хотят и как я должен себя повести», — и никогда не забывая, что на самом деле он все равно один. Был всегда и будет дальше — один, один, один.

Он и не заметил, когда их стало двое. Когда Мирт стал ближе, чем любой из приятелей. Когда Кельсиан вообще перестал называть их друзьями, разбрасываться таким ценным словом на всех остальных. Когда начал чувствовать себя в безопасности рядом с Миртом настолько, что почти готов был открыться. Настолько, что самым большим его страхом сейчас была ненависть Мирта.

Эгоистично. Мерзко. Нечестно. Мирту сейчас приходилось не в пример хуже, чем ему. И все равно этот постыдный страх крепко засел в его груди.

Нужно было что-то делать. Хотелось поговорить с Миртом, но тот не желал его видеть. Хотелось помочь, но единственное, что он мог, — не трогать его до второго экзамена. Если сдаст, возможно, они смогут остаться друзьями.

Кельсиан не в первый раз отступал, чтобы дать Мирту время и пространство для учебы. Если он просил, Кельсиан мог не появляться в его комнате неделями, встречаясь лишь в коридорах или обмениваясь новостями за обедом. Раньше это никогда не было проблемой.

Он и не думал, что следующие два дня будут тянуться вечность.

Кельсиан, как мог, пытался отвлечься. Он обсуждал занятия с сокурсниками, подбадривал переживающих приятелей в библиотеке и веселил беспечных — в таверне. Со стороны он вел себя, как обычно, и если глаза постоянно оглядывали каждый коридор в поисках знакомого лица — что ж. По крайней мере, он все еще ухитрялся сохранять на лице улыбку.

За все это время он не видел Мирта ни разу. Сидя в воскресенье за обедом, Кельсиан обеспокоенно вглядывался в лица студентов — и ничего. Опять. Да, конечно, Мирт порой просыпал завтрак, но должен же он вообще иногда есть, правда? Не может ведь он не есть два дня подряд.

Кельсиан специально сидел в столовой до последнего, надеясь, что сейчас придет опоздавший Мирт и развеет его тревоги. Сидел и мрачно смотрел на двери, почти не замечая, как пустеет зал, пока сокурсник не вывел его из размышлений, спросив что-то про Манипулирование. Попросил помочь подготовиться вроде бы.

Кельсиан улыбнулся, провел пару часов в библиотеке, вернулся обратно. В тишине пустой столовой отгонять невеселые мысли было просто невозможно. Перед глазами стоял скрюченный над учебником Мирт, стремительно умирающий от обезвоживания. Ладно, нет, допустим, стакан воды мог себе сотворить даже второкурсник. Но как у созидателей обстояли дела с едой, Кельсиан не имел понятия; хотя вряд ли так же радужно, раз они исправно ходили в столовую, да? Если так… Легко можно было себе представить, — зная Мирта, — что он попросту пренебрегал пищей и сном в угоду подготовке к экзамену. Тем более такому важному, решающему столь многое.

К моменту, когда студенты пришли на ужин, Кельсиан уже твердо решил собрать Мирту еды, если тот опять не появится. Его глаза цепко следили за входом, пока он медленно попивал воду и переговаривался с соседями по столу. Время шло.

— Как там ваш гений, проваливший экзамен? — вдруг донеслось с соседнего стола.

— Не знаю, — ответила женщина — вероятно, сокурсница Мирта. — Я не видела его все выходные.

Ну все, хватит. Стиснув зубы, Кельсиан бегло огляделся и поднял стоящую перед ним тарелку. Пока в столовой много народа, никто и не заметит.

Он небрежно подошел к окну, еще раз бросил взгляд на студентов, занятых своими делами, и перекинул ноги через подоконник. Воздух, повинуясь его воле, быстро поднял его на нужный этаж, и Кельсиан двинулся по круглому балкону. Медленно, тихо, стиснув тарелку во вспотевших вдруг ладонях. Только сейчас он вспомнил, что Мирт не хочет его видеть. Он может даже разозлиться, наверное. Ну да, если ему сил на это хватит. Кельсиан поморщился.

Приблизившись к окну Мирта, он помедлил. Несмотря на то, что оно было, как и всегда, открыто, привычно влезть в него Кельсиан сейчас не мог. Постучаться? Раздраженный на самого себя, он коротко выдохнул и шагнул вперед, заглядывая в окно. И замер.

Мирт сидел на полу вполоборота, глаза закрыты, в руках зеленое свечение созидания, вокруг — десяток раскрытых книг и исписанных листов. Перевернутая и забытая чернильница, скомканная постель, дюжина свечей в лужах воска, гора непонятного вида мусора в дальнем углу. Ужасающе неряшливо для обычно аккуратного Мирта. Он и сам выглядел не лучше своей комнаты: на бледном лице ярко синели мешки под глазами, грязные спутанные волосы наполовину выпали из хвоста и были небрежно заправлены за уши, мятая одежда не сменилась с тех пор, как Кельсиан видел его в последний раз. От царившего в комнате душного запаха с примесью чего-то странно-ядовитого не помогало даже открытое настежь окно. Найденный стакан воды уже не мог спасти эту картину.

О боги. Мирт действительно не выходил из комнаты все выходные, а только зубрил и созидал. Оставалось надеяться, что он хотя бы спал, — Кельсиан не мог себе даже представить отдачу от непрерывного колдовства в течение стольких часов подряд. А еще и на пустой желудок… обмороки были обеспечены.

Кельсиан сжал губы так же крепко, как сжалось в отчаянии его сердце. Сколько еще Мирт выдержит в таком напряжении? Он ведь знает, что от отдачи и умереть можно! Кельсиан вцепился в тарелку, хотя хотел сейчас стиснуть усталые плечи друга, хотел заставить его бросить все и хоть немного отдохнуть, хотел просто быть рядом. В голове билась единственная мысль: «Пусть это все закончится!»

Вот только вряд ли Мирт обрадуется поддержке. Только не такой. Только не от него.

Зажмурившись и сделав глубокий вдох, Кельсиан медленно выдохнул. Он должен отступить. Он должен позволить Мирту исправить то, что он, Кельсиан, натворил. Он должен верить, что он справится. Мирт знает, что делает. Мирт говорил, что раньше не раз доводил себя практикой до такого состояния. Мирт лучший маг из всех, кого он знает.

Кивнув себе, Кельсиан бесшумно опустил тарелку на подоконник. Он не станет его отвлекать. Он будет в него верить. Он будет надеяться.

***

Проворочавшись полночи в тревоге и самобичевании, Кельсиан почти проспал завтрак, хотя ему все равно кусок в горло не лез. Мирта в столовой опять не было, но на этот раз вполне ожидаемо — экзамен был совсем скоро. Кельсиан собирался ждать его окончания, даже если придется пропустить собственные занятия. Да, даже если придется сидеть возле аудитории несколько часов и даже если Мирту это не нужно. Кельсиан просто не мог думать ни о чем другом.

Оставив попытки прожевать безвкусную еду, он немедленно направился к нужной аудитории. Профессор уже впускал студентов-созидателей (боги, некоторым из них было за шестьдесят — это вообще нормально?), и Кельсиан остановился, как вкопанный, когда услышал его рассеянное:

— А что, Мирт опаздывает? Непохоже на него.

Черт побери.

Кельсиан тут же сорвался с места. Он не бежал — летел, едва касаясь ступеней. Не может быть, чтобы Мирт проспал такой важный экзамен. Но пусть лучше проспит! Кельсиан был готов стерпеть любой гнев, ворвавшись к нему, лишь бы он был в порядке! Как же хотелось в это верить, в то, что Мирт не переборщил, что не лежит сейчас на полу без сознания. А что, если случилось самое страшное, что если?.. Он же…

Вломившись в комнату Мирта, Кельсиан застыл в ступоре перед неожиданной пустотой. Исчезли с пола свечи, грязь и мусор, книги покоились на полках, а на аккуратной кровати лежала стопка записей. Вчерашней тарелки не было. Ровно как и Мирта.

Кельсиан беспомощно оглядывал комнату раз за разом; паника, бушевавшая в нем минуту назад, сменилась растерянностью. Что за черт? Не могли же они разминуться, да? И что с комнатой?..

На всякий случай Кельсиан проверил душевые, но и там никого. Может, все же разминулись, и Мирт уже на экзамене? Ладно, заглянуть в окна аудитории с балкона — минутное дело. Но нет, Мирта все так же не было и там.

Что за черт?! Куда он мог подеваться?

Кельсиан оперся на парапет балкона, стараясь сохранять самообладание. Отсюда виднелся мандариновый сад. Сидит под любимым деревом? Сейчас? Зачем? Стоит проверить… Нет, быть не может. Пошел к декану? Даже не попытавшись сдать? Ради чего тогда он жилы рвал эти два дня? Что за черт, Мирт?

Кельсиан двинулся по кругу вдоль парапета, чтобы хоть как-то успокоиться. В это время, когда у всех занятия, он единственный разгуливал по улице, и было до странного пусто. Хотя нет, не единственный. Чья-то макушка торчала из-за балкона третьего этажа. О нет, он что, издевается?!

Взмыв в воздух, Кельсиан стремительно слетел вниз и приземлился на крышу ведущей в башню Воды галереи. Мирт сидел, откинувшись на парапет, снова чистый и опрятный — лишь тени под глазами напоминали о его измождении. Он созидал.

Ох, мать твою, Мирт! Кельсиан медленно выдохнул, пытаясь расслабиться. Нужно держать себя в руках. Мирт здоров, колдует, по-прежнему зол на Кельсиана, и по какой-то непонятной причине не пошел на экзамен. Встряхнуть бы его сейчас, прорычать в лицо: «Какого черта ты делаешь?», — да беспокойство и чувство вины заглушали все раздражение, и Кельсиан просто не мог сдвинуться с места. И помешать колдовать тоже не мог. Так и стоял, ждал: глубоко дыша и считая секунды.

Зеленая дымка погасла, и Мирт открыл глаза. Встал, подошел к Кельсиану. Так спокойно, так расслабленно, словно и не было у него никаких проблем с главной целью его жизни. Что-то было не так, что-то в нем резко изменилось, и Кельсиан боялся даже спрашивать, что и почему. Но незнание просто разрывало его на части.

— Ты не пошел на экзамен, — сказал он ровно.

— Не пошел.

На невысказанный, но очевидный вопрос Мирт не ответил. Так и стоял, крутил сотворенную вещь в руках, не отрывая от Кельсиана взгляда. Прошла долгая минута молчания, во время которой Кельсиан пытался разглядеть ответ в лице Мирта и все больше хмурил брови, пока наконец не сорвался.

— Какого черта, Мирт? Что происходит?

Взгляд Мирта тут же сконфуженно упал, губы поджались. Это было… не то, чего Кельсиан ожидал.

— Эй…

— Я хотел поговорить с тобой.

— Хм, — Кельсиан поднял брови, сдавая назад. — Конечно.

Мирт бросил взгляд за плечо Кельсиана, на море. Оно всегда его успокаивало.

— Я хотел извиниться. — Теперь он снова смотрел в глаза Кельсиана. — За то, что я устроил.

— Э-э, — Кельсиан недоуменно усмехнулся. — Что? Тебе не за что извиняться.

— Нет, есть.

Удерживать на лице расслабленную улыбку никогда еще не было так тяжело. Разум повторял, что нужно держать себя в руках, но глупая надежда уже без спроса ускорила биение сердца. Потому что — что?!

— Я сорвался, — напряженно вздохнул Мирт. — После экзамена я был немного в шоке. Слишком бурно отреагировал.

— Все нормально, Мирт, ты ничего такого не сказал. Забудь.

Потому что лучше сохранить подобие равновесия и перейти к вопросу пропущенного экзамена, чем позволить Мирту договорить. Но тот замотал головой, упрямец.

— Это было отвратительно, Кельсиан, я устроил сцену, да еще и тебя во всем обвинил, хотя знал, что я сам во всем виноват. Мой дурацкий мозг виноват, и я, что не уследил за ним. — Прикусив губу, Мирт снова устремил взгляд к морю. — Это несправедливо. Прости за это.

— Мирт, — серьезно сказал Кельсиан, поймав его взгляд, — ты не сказал ничего неправильного. Я не хотел мешать тебе. Но я не сдержал обещания.

Он сглотнул. Дело вот в чем: Кельсиан мог сказать абсолютно что угодно, если это было ему выгодно. Он мог врать, чтобы наладить с кем-то отношения, и врать, чтобы испортить их, мог незаслуженно оскорблять, лишь бы сменить болезненную тему, и признаваться в самых безумных вещах, лишь бы скрыть правду его души. И говорить даже о части этой правды открыто, совершенно не зная, к чему это приведет, было словно кожу с себя сдирать.

Но ведь Мирт не заслуживает страдать в одиночку и винить себя из-за паскудства Кельсиана, правда?

— Я эгоист, Мирт. И я увлекся. — Кельсиан смотрел на пуговицу его рубашки. — Я не хотел тебе мешать, но, говоря по правде, я даже… Я не задумывался о том, что мешает тебе на самом деле. Это я виноват в том, что случилось. И это я прошу прощения, Мирт.

Почему это ощущается так, словно тонешь в зыбучих песках и уже потерял возможность спастись самостоятельно?

— Спасибо, — тихо произнес Мирт, и, рискнув поднять глаза, Кельсиан увидел его мягкую улыбку.

И потом он понимающе кивнул. Слишком понимающе. У Кельсиана уже не в первый раз возникло чувство, что Мирт видит больше, чем хотелось бы. Что он не только слышит слова, но и видит истину за ними. И раз за разом он не делает того, чего Кельсиан всегда от всех ожидает — он никак ее не использует. И что с этим делать?

Вдруг Мирт усмехнулся.

— Но ты не прав. Понимаешь, мой мозг… зацикливается на чем-то одном. Я всегда это знал, я с этим живу. И даже у меня не всегда получается это контролировать. И ты кто угодно, но только не эгоист, Кель. Ты сделал для меня так много и никогда не жаловался, что я уделяю тебе слишком мало времени, ты оставлял мне пространство, даже когда был рядом, а когда я просил больше, ты отходил дальше. Ты никогда не заставлял меня все бросать и идти с тобой, это всегда был мой выбор, понимаешь? Это я сам не заметил, как зациклился. И если я этого вовремя не понял, то у тебя никогда не было и шанса.

— Это, — растерялся Кельсиан, по какой-то непонятной уже ему самому причине желая доказать свою вину, — ты мне и сказал, когда мы встретились, разве нет? Ты доверил мне это, и я пообещал, что найду способ. Я пообещал.

— Кельсиан, ты осознаешь, что я тогда мог послать тебя к черту? Когда я еще не знал тебя, это было проще простого. Но я позволил тебе попытаться, ты помнишь? Ни в чем не может быть твоей вины, потому что ни в чем не было твоей ответственности. Моя ответственность, моя вина, — Мирт грустно улыбнулся. — Мой мозг.

— Мой друг, — твердо возразил Кельсиан.

Лицо Мирта озарила такая лучистая улыбка, что проявились неожиданные ямочки на щеках. Он опустил взгляд на руки, а Кельсиан вдруг понял, что больше не тонет в песках. Что он не один. Что на этот раз ему помогли выбраться.

И чем он может теперь помочь Мирту? Если он пропустил экзамен, он точно не перейдет на десятый курс. В голове все еще не укладывалось, что он сделал это намеренно.

— Так ты сачкуешь, чтобы только со мной поговорить?

Мирт рассмеялся немного смущенно.

— У меня вчера случился, знаешь… В общем, я не выдержал. Чуть книжки все в окно не выкинул, настолько меня выбесила собственная глупость, — он покачал головой. — Я понял кое-что важное. Я наконец осознал, что все это время зацикливался совсем не на том, что мне нужно.

— Мирт, тебе же нужна магия, — недоуменно нахмурился Кельсиан, и Мирт закатил глаза.

— Разумеется, нужна, я не об этом. Просто… я так вышел из себя из-за того, что завалил Пропорции, но это же, по большому счету, нестрашно. Подумаешь, лишний год в институте, — он пожал плечами и ухмыльнулся. — Может, меня наконец перестанут «гением» называть.

Кельсиан пристально смотрел на него, и не мог понять, почему Мирт опять был спокоен и даже умиротворен. Разве он не хотел отучиться как можно скорее?

— Я думал, ты хотел стать специалистом, — протянул Кельсиан.

— Хотел. Хочу. В этом и дело: смысл не сдать и выпуститься, смысл в том, чтобы стать хорошим магом. Видимо, я забыл об этом где-то по пути. Я бы мог, наверное, пересдать, занимаясь все лето до потери сознания, но что бы я делал на десятом курсе?

— Ты сейчас терял сознание?

— А, пара минут, — отмахнулся Мирт. — Перепройти курс — хорошая идея, я мог бы даже сам начать изучать кое-что из десятого, если время будет.

Кельсиан медленно выдохнул, задвигая подальше беспокойство, и кивнул. Значит, Мирт не только не злится на него, но и сам хочет остаться на девятом курсе. Нет, это было замечательно, и логично, и абсолютно в его стиле. Когда только Кельсиан к этому уже привыкнет? Хотелось смеяться и плакать одновременно. Такого друга он не заслуживал.

— Есть еще причина, — помедлив, продолжил Мирт. — Этот год был… сложным. И я накосячил. Но, знаешь, нам ведь почти удалось? И я буду лучше следить за своими маниями, потому что теперь я точно знаю, чего хочу. В следующем году будет гораздо легче, будет больше времени, и я рад. Потому что хоть было сложно, но также было очень весело. — Мирт шагнул ближе, протянул руку, из которой выглядывала серебрянная цепочка. — Я бы не хотел ничего менять и отгораживаться от тебя, когда цена — всего лишь дополнительный год.

— Это?.. — голос Кельсиана дрогнул.

— Если все еще хочешь, — кивнул Мирт.

Кельсиан протянул руку, и в нее мягко упал крупный кулон. Солнце заиграло на десятках граней квадратного зеленого камня, подвешенного за угол. Это был не изумрудный цвет проклятого символа Ал'Мадарисов, а более светлый и изменчивый, словно где-то под ним — внутри, в глубине — пряталась синева океана. Дыхание перехватило, грудь сдавило, Кельсиан не мог отвести от камня взгляда. Сглотнув, он выдавил:

— Что это за камень?

— Зеленый сапфир. Скорее сине-зеленый, наверное.

Кельсиан поднял глаза на Мирта.

— Почему?

Мирт смотрел на него долго, внимательно. Знал ли он, что это значило для Кельсиана, видел ли то же самое? Намеренно ли выбрал именно этот камень и что он хотел им сказать? Ткнуть носом в его двуличие? Мирт этого не сделал бы, Мирт…

Мирт снова улыбнулся мягко и пожал плечами.

— Это идеально повторяет цвет твоих глаз.

Его прекрасная правдивая ложь. Тем не менее Кельсиан спустил ему это с рук — он не был уверен, что готов сейчас к правде.

Ухмыльнувшись, он снова перевел взгляд на кулон, коснулся пластинок строгих крыльев, которые шли от камня, соединяясь с плоской цепью. Задняя сторона у обеих была чуть шершавая. Перевернув, Кельсиан увидел две гравировки: буква «М», асимметрично выходящая за границы цветка мирта, и — на другом крыле — медуза. Напоминание о знакомстве? Кельсиан расплылся в улыбке.

— Что? — спросил Мирт, его щеки слегка порозовели. — Ты сам вечно твердишь, что мне пора подписывать свои творения.

— О, однозначно!

Кельсиан рассмеялся, а потом притянул Мирта к себе, изо всех сил стараясь обнимать не слишком крепко. Сдавленно выдохнул ему в висок. Прошептал:

— Спасибо.

Мирт удовлетворенно замычал, проводя рукой по его спине. Ох…

С неохотой отстранившись, Кельсиан одной рукой обнял Мирта за шею и повернул обоих к солнцу. Ухмыльнулся.

— Кажется, я пытаюсь прыгнуть выше своей головы, — драматично вздохнул он, подняв кулон за цепочку. — Вот как я должен побороть твою магию, когда я уже повержен?

Тихо рассмеявшись, Мирт склонил голову так, что их виски соприкоснулись.

— У тебя получится.

— Теперь ты уверен? — усмехнулся Кельсиан.

— Ага. Думаю, она пойдет тебе навстречу. Нужно всего лишь попросить.

В груди потеплело, кулон, повинуясь мимолетной мысли, свернулся на ладони Кельсиана, и он сжал его в кулаке. Когда он из интереса решил попробовать сделать накопитель из сотворенного камня, он не придавал значения возможной неудаче: Мирт был прав, можно было легко купить уже заряженный самоцвет, так что запасной план был всегда.

Сейчас Кельсиан и думать не смел о провале.

— Все, я больше не могу, — с улыбкой простонал вдруг Мирт, обхватив Кельсиана за талию. — Спускай нас вниз, тут смерть как жарко! Ты голоден, кстати?

Из груди вырвался удивленный смех, а следом красноречивое урчание — из живота. В тень главного корпуса они слетели под хохот Мирта.

— Ой, чья бы корова мычала, — проворчал Кельсиан, тихо ликуя, что все вернулось на круги своя.

Все так же в обнимку они побрели по пляжу в таверну, не сговариваясь, — для них учебный день все равно можно было считать законченным. И вообще, после таких напряженных выходных они заслуживали настоящий отдых, верно? Тем более с Миртом — в таверне? Это редкое удовольствие он не упустил бы ни за что, особенно перед двумя месяцами каникул. Отогнав неприятные мысли, Кельсиан насмешливо протянул:

— И когда ты успел драгоценный камень к моему цвету глаз подобрать? Никогда не замечал, чтобы ты специально вглядывался мне в глаза.

— Ты что? Это первое, что я в тебе заметил, когда мы встретились, Кельсиан. — оскорбился Мирт и скосил глаза вниз. — Сразу после неприкрытого члена, разумеется.

— Иди ты! — поперхнулся Кельсиан и ткнул Мирта в ребра. Тот широко заулыбался. — Оценил, да?

— А тебе к нему тоже самоцвет подобрать?

Теперь уже Кельсиан зашелся смехом и вдруг осознал, что давно перестал притворяться. За этот год он вообще, если подумать, все чаще был искренним, все чаще чувствовал себя в безопасности. Все ближе подходил к краю пропасти, вернуться из которой уже не смог бы. Она манила и она пугала.

Но, может быть, не все так страшно, если есть тот, кто поймает внизу?