Каждый раз, закрывая глаза, Тсуна вспоминает тот день, тот момент и то мгновение.
Залитая желтоватым светом маленькая уютная кухня.
Запах свежеприготовленного карри.
Лёгкое дуновение ветерка из открытого окна.
Стрекот цикад, доносящийся с ночной улицы их маленького и спокойного Намимори.
Тёплая, родная улыбка Наны.
Тонущий в безграничной боли взгляд.
Да, Тсуна помнит то единственное мгновение, что оставило незаживающий ожог на сердце.
И, наверное, мягкий изгиб губ, контрастирующий со всей ситуацией, запомнился ей лучше всех.
Лучше, чем пистолет в руках матери.
Нана смотрит на дочь с любовью.
И ненавистью.
С сожалением.
И маниакальным стремлением.
Её руки, которыми она держала пистолет у собственного виска, не дрожали.
Тсуне стыдно, но в тот момент она подумала, откуда у мамы оружие?
Ей нужно было думать о том, зачем мама это делает.
Нана говорит будничным тоном:
– Прости. Я так не могу. Им нужно от нас лишь пламя, я так не хочу. Я устала, милая.
В её тоне слышатся слёзы, но никакой неуверенности в глазах нет.
– Ты же справишься без меня?
Тсуне стыдно, но в тот момент её ноги приросли к месту.
Ей нужно было остановить маму.
Выстрел привлекает дежурящего по округе парня из Дисциплинарного Комитета и соседей справа. Вбежавшей в дом женщине муж закрывает глаза, они оба вскрикивают.
А юный блюститель спокойствия замирает, ошеломлённо смотря на хрупкую девочку-одуванчик, захлебывавшуюся в отчаянии и обнимавшую мёртвое и искривлённо упавшее тело на полу.
Мировоззрение Тсуны трескается, осколки застревают в сердце, больше не позволяя чувствовать, в лёгких, не позволяя нормально дышать. Невидимые осколки словно рвут барабанные перепонки, отчего Тсуна на фоне всегда слышит звук выстрела. Они режут голосовые связки, отчего Тсуна теперь вечно молчит.
Увидеть отца, которого она считала мёртвым?
Неожиданно, но допустим.
Узнать, что он прочно связан с мафией?
Не так страшно, как наблюдать за убивающим себя самым близким и дорогим человеком во вселенной.
Понять, что и ей теперь барахтаться в этом болоте?
Прискорбно, но что поделать?
Пустой взгляд. Пустая душа. Никакого сопротивления. Молчание.
Так можно было бы охарактеризовать нынешнюю Саваду Тсунаёши.
Тсуна делает, что ей скажут.
Потому что легче выполнять указания, чем думать.
Потому что думать больно.
И страшно.
Тсуне достаточно и того, что в её душе, в её сознании и на сетчатке выжжено то мгновение. Если она попытается понять, станет только хуже.
И она плывёт по течению.
По течению лавы, вероятнее всего. Или течению Стикса, барахтаясь в агонии.
Но долго не думать не выходит.
Когда ей рассказывают про пламя и его значение в мафии, девочка с пустотой внутри сразу всё понимает.
Тсуна не была особо умной, скорее наоборот. Ей плохо давалась школа и почти все предметы, но какой-никакой логикой она обделена не была.
Вспомнить слова мамы и сложить два и два было до ужаса и истеричного смеха просто.
Нана – дальняя родственница потомков Примо Вонголы.
Нана – инвестиции.
А Тсуна – полученная прибыль.
Или же:
Тсуна – акция. Её успешное обучение – дивиденды.
И всем в Вонголе плевать на неё, испуганную и заблудшую в удушающей пустоте Тсуну.
Никто не зовёт психолога, чтобы помочь бедному ребёнку пережить потерю и травмирующий опыт. А зачем? Им удобно. Тсуна молчит. Тсуна терпит.
Плевать и Емицу, ему нужен результат, который он ждал столько лет. Маленькие незапланированные детали в виде жены, покончившей жизни самоубийством, не волновали от слова совсем.
Тсуна наконец-то это понимает.
И её глупое убеждение, что хуже быть не может, что сломанное однажды нельзя сломать ещё раз, что терять-то больше нечего, рассыпается, оседая пеплом в и без того искорёженной душе.
Сидя на полу ванной комнаты и тихо рыдая, уткнувшись в острые коленки, Тсуна пытается понять, кого она ненавидит сильнее:
Маму, милую и добрую маму, которая оставила её на растерзание, которая обрекла её на становление инструментом, или отца, безжалостно ступающего по головам и трупам? Или Вонголу – первопричину всего? Или…
Себя?
Слабую себя, которая никак не могла найти силы сделать желанный выстрел в собственную голову. Её рвало от одной мысли об этом, от чувства тяжести пистолета.
Мутило от долгого взгляда на языки пламени на ладонях. Вот бы его не было. Или хотя бы не было Вонголы.
Тогда всё бы обернулось иначе.
Мама была бы жива, и Тсуна бы не видела зацикленную картинку каждый раз, когда она ложилась спать. Не было бы той ночи, как не было бы преследующих Тсуну запаха карри, мечтательной улыбки на уставшем лице и мучения в родных карих глазах.
Когда Тсуне говорят, что она будет следующим боссом, маска безразличия на секунду трескается, являя миру безумный блеск. В чужих планах она – прикрытие, пешка. Но не зря Тсуна была так хороша в шашках, предпочитая их замысловатым сёги. Она найдёт нужные связи и устроит переворот.
Тсуна впервые за долгое время радуется, что не смогла убить себя.
Шанс, появившийся перед ней, стоил всех ожиданий.
Игра – жизнь – в послушную и безвольную куклу окупилась с процентами.
Наедине с собой Тсуна торжествующе скалится так, что губы с непривычки болят.
Пора стать королевой и приставить пистолет уже не дрожащей рукой к уже не своему виску.
Пора выплатить дивиденды.