Космос полон тайн и загадок. Он так далеко, но при этом так близко, что, казалось бы, вот он, только протяни руку к чёрному небу и сожми в руках целую вселенную. Детское, непостижимое желание огоньком полыхает вместо сердца, которое давно остановилось.
Девчушка улыбается, глядя на тёмное одеяло с миллионами звёзд, покрывших ранее сияющее, лазурное небо, сквозь свои полупрозрачные ладошки. Горькая улыбка расцветает на миловидном бледном личике.
Её слабый вздох — ветерок, колыхающий его пшеничные волосы. Уголки его губ приподнимаются, ведь она рядом с ним, стоит прямо за его спиной, приложив голову щекой к его макушке, пока он сидит средь травы, освещённой лунным светом.
Природа дышит так, что ветер гонит траву слабыми волнами, словно море, щекочущее босые ноги юноши и девушки(хоть травинки проходят сквозь неё). Белоснежное платьице вьётся на ветру, касаясь своим подолом его обнаженных рук. Жаль, он не ощущает нежность белоснежного щёлка, в котором он любил её видеть в тёплые летние вечера во время их тайного свидания.
Бакугоу Катсуки и Очако Урарака любили друг друга, разделяя своё одиночество на двоих.
Он и она выбивались из общей картины, словно белые вороны. Они не могли принять его мечту, к которой он стремился, будто мотылёк на яркий, обжигающий свет. Его решительность пугала, вызывая страх у остальных.
В ней же не могли увидеть её настоящую, девочку, скрывающую слёзы за улыбкой, и считая её сильной, взваливали на неё непосильную ношу ответсвенности.
Катсуки смог устоять на ногах под натиском врага, но не Урарака. Её тело содрогнулось, заставляя пасть на колени. Ноша, положенная родными и друзьями на её хрупкие девичьи плечи, раздавила её. Умереть под десятками бетонных плит не очень-то красиво.
Они встретились после того, как стали жителями разных миров.
— Давненько мы не видели такого чистого неба, — с восторгом шепчет Очако, зарываясь лицом в волосы, чьей мягкости так и мечтала ощутить изо дня на день.— Я скучала по тебе, — она жмётся к его крепкой спине сильнее, но вместо желаемой опоры, лишь проваливается в него, ведь она <i>призрак</i>.
<i>Больно</i>. Это слово режет похлеще любого ножа её и без того мёртвое сердце. Она не может выразить свою любовь <i>сполна</i> и от этого ещё хуже.
— Ты же больше не загоняешься из-за того, что не можешь выразить свои чувства телесно? — она вздрагивает, а после замирает, не понимая то, как умело читает её мысли Катсуки. В груди все сжимается в ком. — Не переживай из-за этого.
Он врет нагло и бессовестно, ведь ему чертовски сильно хочется взять и обнять её. Целовать. Держать за руку. Щекотать. Просто иметь возможность <i>дотронуться</i> до неё!
— Чёрт! Да кого я обманываю?!— Бакугоу зарывается лицом в согнутые колени, скрипя зубами от кипящей в нем злости. — Я до сих пор ненавижу себя за то, что не смог спасти тебя! За то, что не смог увидеть тебя! Почему... Почему... Почему мне так больно, Очако?! — его шёпот переходит в крик, похожий на рёв раненного зверя.
Кулаки сжимаются до белых костяшек, а ногти впиваются в ладони, принося физическую боль. Он жив, а она нет. Катсуки винит себя и это чувство камнем легло на его сердце. <i>Тяжело</i>.
— Прошу, прекрати, Катсуки! — она вскакивает и садится прямо перед ним, кладя свои ладони на его так, что в следующее мгновение они сливаются. Прохлада проходится по коже и он поднимает алый взгляд, встречаясь с её заплаканными, покрасневшими глазами, в которых искрами плескалось беспокойство. — Ба... ку... го... — она стихает, когда его ладонь невесомо трогает её щеки(хоть и не чувствует мягкости её кожи).
— Этой ночью тебя ещё лучше видно, Очако, — девчушка краснеет, продолжая шмыгать носом, пытаясь приложить щеку к грубой ладони. — Ты прекрасна.
Он и она поддаются на встречу друг к другу. Его горящие и её ледяные губы встречаются, создавая невероятный контраст при мимолётном соприкосновение.
Они любят, несмотря на границу, разделяющую их, не давая ощутить тепло родного тела, что казалось бы так близко и так далеко, как и космос, проскальзывающий сквозь пальцы раскрытой ладони, направленной к ночному небосклону.
Им плевать, ведь их любви не страшны никакие преграды.