Если бы в настоящий момент Ким Намджун не являлся владельцем крупной редакции, возглавляя при этом выпуск одного из самых растиражированных глянцевых журналов Кореи о моде и шоу-бизнесе, то наверняка бы сам подался в актеры или айдолы. Какой бы ни была ситуация, все настоящие эмоции проходили через надежный и никогда не отказывавший фильтр самообладания и умения держать лицо. Даже в то время, когда внутри он казался себе выпотрошенным морально и физически без остатка.

…Когда тебе немногим больше восемнадцати, и ты едва успел закончить школу, чувства возвышают и окрыляют настолько, что на своих крыльях надежды ты готов переметнуться и одолеть любые препятствия… И никогда не подумаешь о том, что желаемая награда может обернуться непосильным грузом, который потянет на оставшееся было где-то далеко внизу дно.

— Папа, я должен взять на себя ответственность! Если потом она не сможет иметь детей, я никогда себе не прощу, если мы избавимся от ребенка сейчас! — Намджуна пугала возможная реакция отца, но он заставил себя говорить уверенно. Мать, серьезная и тихая, успокаивающе поглаживала плечо сидящего за рабочим столом мужа.

— Намджун, твои благородные порывы весьма похвальны, — начал отец задумчивым и одновременно непререкаемым, твердым тоном. — Я не собираюсь лишать тебя наследства из-за твоих… похождений, если ты действительно готов остепениться и исполнить обещанное…

— Я смогу закончить университет и продолжить твое дело. И от собственной семьи отказываться не намерен.

— Ты уверен? — взгляд отца — испытывающий, тяжелый и бесконечно сочувствующий, — несколько мгновений колебал решимость сына.

— Абсолютно. Я не буду просить вашей поддержки и справлюсь со всем самостоятельно. И я уже сделал предложение…

Намджун действительно выполнил обещание. Он продолжил учебу в университете и стажировку в редакции отца, которую, будучи единственным наследником, должен был возглавить в недалеком будущем. Жалеть и давать поблажек мальчишке, родившемуся с золотой ложкой, никто не собирался. Ему предстояло пройти всю адскую кухню выбранной профессии, от доставки отпечатанных изданий и до бухгалтерии и прочих экономических вопросов, чтобы через несколько лет его приняли как компетентного и знающего все стороны дела руководителя. Намджун искренне считал себя счастливым семьянином, способным ловко лавировать между всеми многочисленными делами и женой с ребенком.

Но, видимо, так считал только он один. Уже через пару месяцев такого безумного графика начались первые упреки и претензии. Ласковые и разумные доводы Намджуна, что собственную семью он обязан был содержать самостоятельно — таковым было условие, чтобы окончательно не оказаться изгоем, — молодой женой никак не воспринимались серьезно.

Розовые очки бьются стеклами внутрь — Намджуну пришлось признать, что доставшаяся ему в жены милая, скромная девушка оказалась расчетливой и самовлюбленной особой, которая надеялась привязать к себе перспективного, обеспеченного наследника. На то, что ее возлюбленного чеболя не настроенные на семейные сантименты родители заставят самого пробиваться через тернии жизненного быта, молодая жена определенно не рассчитывала. Не рассчитывала, что придется обитать в съемной, тесноватой для троих квартирке, а не семейном особняке, что придется самой вести домашнее хозяйство, учитывая все те скромные средства, которые Намджуну потом и кровью удавалось зарабатывать на стажировке или мелких подработках. И, конечно, не рассчитывала, что параллельно придется воспитывать маленького человечка, неустанно требующего к себе должного внимания. Желание иметь все и сейчас сделало свое дело. Через полгода по возвращении домой поздним вечером Намджун нашел лишь зареванного и брошенного в кроватке голодного, мокрого и замерзшего сына. Ни прощальной записки, ни извинений, ни женских вещей в наполовину опустевших шкафу и комоде.

Наверное, именно тогда и пришло его невероятное умение отключать все лишние и ненужные эмоции. Позволь Намджун себе тогда сорваться, дать слабину — и собрать себя по кусочкам уже бы никогда не удалось. Одиночество было встречено с хладнокровным равнодушием, как будто он давно был готов получить этот нож в спину и просто дождался нужного момента. С этого момента Намджун с головой ушел в учебу и работу, отрабатывая свой статус наследника, и чтобы не думать о своем разочаровании и потере.

Тэхен окончательно остался на попечении сперва сочувствующих сердобольных соседок по дому, а после переезда в доставшиеся Намджуну вместе с семейным делом апартаменты — периодически сменяющихся нянь, которых начал нанимать молодой отец-одиночка. С какой-то горькой иронией обнаруживший, насколько экономило семейный бюджет отсутствие жены. Намджун продолжал по-своему любить сына. Однако привязанность его и желание защитить выражались в весьма странной форме. С каждой няней вежливо, но твердо прощались сразу, едва Тэхен успевал к ней привыкнуть — чтобы сызмальства понимал, что в мире нет постоянных и готовых остаться рядом до конца людей. 

А сам мальчик чуть ли не с пеленок под завязку оказался занят разнообразной деятельностью, призванной помочь определиться с наклонностями ребенка. Именно поэтому Тэхен попал в школу с уклоном в изучение различных искусств, стоило одному из последних на тот момент репетиторов сообщить о наличии у мальчика красивого и сильного голоса, да и пластику для танцев можно было начать развивать своевременно. Собственно, Намджуна мало волновало, чем конкретно будет занят сын. Главное — чтобы был занят. Главное — чтобы был занят собой и не тратил время на людей, которые в итоге не будут ему нужны. И которые не будут нуждатся в нем самом. 

Намджун понимал, что это не самый правильный и разумный путь, но кроме отца у Тэхена больше никого не было. Не оставлять же внука родителям после такого позорного развода? От постигшей беды его уже пытались уберечь, теперь Намджун достаточно умудрен опытом и постарается уберечь Тэхена от такой же недальновидной ошибки, навсегда лишившей его веры в искренность и значимость чувств других людей.

      Став невольным свидетелем выговора молодому учителю в школе сына, Намджун не стал долго раздумывать и предложил тому довольно выгодные для обоих условия. У Сокджина будут время и возможности подыскать себе постоянную работу, а Намджуну больше не придется искать нового человека для Тэхена: на следующий учебный год Намджун уже решил отправить сына за границу в закрытый пансионат. С наступлением лета временный контракт между учителем и Кимом-старшим закончится, оставив всех троих в несомненном выигрыше.

* * *

— … Зачем вы здесь, учитель Ким? — Тэхен еще толком не проснулся, да и вообще был довольно слаб из-за болезни — видимо, в школе слишком хорошо работали кондиционеры и отопление, хотя зима выдалась довольно морозной.

— С этого дня я за тобой присматриваю, — уверенно произнес Сокджин.

— Разве вам не нужно в школу? — подумав, спросил Тэхен.

— Теперь я буду работать здесь, — пояснил мужчина. Появившийся было интерес в глазах ребенка тут же угас.

— И вы, значит, тоже, — протянул он, и прежде чем озадаченный таким холодным приемом Сокджин успел поинтересоваться, что это значит, Тэхен покрепче прижал к себе свою игрушку и развернулся, пошлепав обратно в свою комнату. — Я хочу кушать. Вы же меня покормите?

— Конечно, — с некоторой заминкой тут же заверил Сокджин. Работа по дому вроде готовки и уборки в договоре была особо прописана отдельным пунктом, за который стояла такая доплата, что он и не подумал от этого отказываться или как-то оспаривать. Понятно было, что задержаться надолго тут не получится, так что нужен хоть какой-то запас, если с поисками новой работы будут затруднения.

Убедившись, что мальчик пока вернулся в постель, Сокджин наконец смог как следует собраться с мыслями, чтобы оглядеть свое жилище на ближайшие дни. И быстро убедился, что, несмотря на дороговизну обстановки, того особенного семейного тепла и уюта в жилище не чувствовалось ни на йоту. Как будто находишься в люксовом, но безликом номере отеля. Никаких семейных фотографий, никаких игрушек, никаких забытых или брошеных в веселой спешке и домашней суете вещей. Светло, пусто и монотонно. Семейная операционная. 

От такого сравнения Сокджина передернуло. Даже в комнате Тэхена, куда Сокджин успел заглянуть, ярким пятном выделялась лишь любимая головастая игрушка мальчика. На столике с разнообразными художественными принадлежностями — почти ужасающий своей систематизированностью порядок и стерильная чистота, многочисленные книги, тетрадки и альбомы сложены уголок к уголку, а фломастеры и карандаши расставлены чуть ли не по гамме.

Прежде чем взяться за приготовление завтрака для подопечного, Сокджин долго сидел в каком-то странном оцепенении на кухне за столом, задумчиво подперев подбородок рукой. Кажется, он ни разу еще не видел такой холодной золотой клетки и такого одинокого ребенка.