Пасифика скрипит зубами и торопливо набирает на экране шикарного сенсорного телефона длинный и совершенно безэмоциональный текст, без единого смайлика и с одним только вопросительным знаком в конце. Голова болит, от раздражения дышать даже сложно, и Пасифика судорожно вспоминает, где же в квартире таблетки.
Как так вообще можно было сделать.
Как можно было изменить правила соревнований за чертовы две недели до начала?
Пасифика запивает обезболивающее и удивленно смотрит на подрагивающий телефон, а затем морщится от обилия скобочек и улыбающихся рож в тексте сообщения. Черт, как она написала такое за пару минут, целый роман прямо. И почту электронную так и не сменила с детства, все тот же тупой логин. Хотя, ухмыляется Пасифика, чего же ожидать от Мэйбл Пайнс.
Турнир по мини-гольфу, самый крупный в стране, в последние дни изменил формат и теперь можно играть только в паре, от чего Пасифика первые часы рвет и мечет, а потом понимает, что шансов найти кого-то у нее нет, все ее соперником считают, а хороших игроков она давно не видела уже. Воспоминание прошлогоднее о Мэйбл Пайнс и ее фотках из твитера с наградами за турнир приходит погодя, и Пасифика совершенно не думая набирает сообщение, даже не надеясь на согласие. Они же никогда и не дружили-то особо. Так, просто, привет-пока и старый детский свитер где-то в самом углу шкафа. Но Мэйбл только говорит «Вылетаю!» и присылает забавную фотку с чемоданом и клюшкой.
Путь из Калифорнии в Нью-Йорк — совершенно не близкий. Вообще, это другой конец страны, и Пасифика меряет зал прилета шагами два часа, поглядывая то и дело на табло, и не понятно зачем волнуясь. Это же эта дуреха Пайнс, чего переживать-то? Но Пасифика все равно расслабленно выдыхает, когда видит радостную улыбку и аляпистый чемодан с наклейками, а Мэйбл, кажется, даже и не устала от перелета совсем, обнимает так, что хрустят ребра.
Пасифика помогает загрузить чемодан в такси и роняет «поживешь у меня, чтобы не было проблем с организацией тренировок». Мэйбл кивает и сразу же начинает заваливать вопросами — как она, как жизнь, как с личной жизнью, и как-то ей наплевать, что из такси еще даже не вышли. Пасифика вздыхает, бормочет себе под нос, что десять дней пройдут очень «весело», и вспоминает, куда поставила таблетки от головы.
И десять дней и впрямь проходят «весело».
В первый день Мэйбл кое-как сдерживается, чтобы не начать прыгать на шикарной кровати Пасифики, а Пасифика рычит тихо, что диван вон в том углу, на нем и прыгай, а на кровать не лезь, территория запретная и слишком личная. Вещей у Мэйбл с собой не так уж и много, и Пасифика уверена, что при желании она себе свяжет чего-нибудь за ночь, и в ужасе понимает, что, если такое появится с ней рядом, — репутация подпортится мигом. В шкафу появляется отдел «бери что-то поносить, если захочешь, только не растягивай и не пачкай». Мэйбл благодарно пищит «спасибо» и снова хочет прыгнуть на шею, но Пасифика выворачивается и зло просит не трогать ее просто так, замечая при этом грустный и какой-то жалеющий взгляд в глазах Мэйбл. Точно, она же из тех, кому еще, кажется, в детстве вдолбили, что объятьями можно решать проблемы и войны.
Пасифика сворачивается под одеялом, с облегчением слышит сопение с дивана и тишину, и думает, что объятья — бесполезная трата сил и времени.
Во второй день Пасифика просыпается от запаха кофе с кухни и сонно шлепает туда, где уже сидит и уплетает тосты с шоколадной пастой Мэйбл. Пасифика открывает рот, чтобы возмутиться, какого черта она залезла в ее холодильник, но Мэйбл протягивает ей ароматный кофе и Пасифика решает отложить скандал на когда-нибудь еще.
— Я думала, ты по утрам пьешь какую-нибудь муть из блесток, — ухмыляется Пасифика и опасливо отпивает из чашки. Кофе оказывается великолепным, и она щурится от удовольствия и тепла, разливающегося по телу. Мэйбл надувает щеки и обижается целых три секунды.
— Мне почти двадцать, Пасифика, — поучительно говорит она и откусывает от тоста с донельзя взрослым видом.
— И поэтому на тебе пижама с Томом и Джерри… — поднимает одну бровь Пасифика и садится напротив, зевая и мечтая вернуться в кровать.
— Именно! — восклицает Мэйбл и едва не проливает кофе по столу. Пасифика почти смеется.
Днем Пасифика тянет ее на поле, показывать лунки и тренироваться, и до самого вечера они застревают там, возвращаясь домой только часов в восемь и падая каждая на свою кровать.
Перед тем как заснуть Пасифика с радостью понимает, что выбрать в качестве напарницы Мэйбл Пайнс было отличной идеей. С ней и победить можно, оказывается.
На третий день Мэйбл решает, что руки после тренировки болят слишком сильно, чтобы можно было стащить с себя одеяло и решает остаться в постели до обеда, но у Пасифики другие планы и Мэйбл зарывается в подушку в надежде, что Пасифика сочтет ее мертвой и отстанет. Но нет, Пасифика продолжает монотонно повторять «вставай», грозится вылить кофе прямо на диван и пинками загнать в душ. Мэйбл бурчит, что она злая и противная, а Пасифика только усмехается и бросает через плечо, что жизнь и не такую сволочь сотворить может.
И Мэйбл почему-то от этих слов вздрагивает.
Они проводят день на поле, прерываясь только на обед в кафе рядом, и Пасифика недовольно морщится, когда Мэйбл выгребает из карманов монетки, чтобы расплатиться за кофе и сэндвич.
У нее что, нет кредитки?
— Я оплачу картой, потом отдашь, — вздыхает Пасифика, а Мэйбл с улыбкой начинает распихивать мелочь по карманам, обещая отсчитать все дома.
После тренировки, ужасно удачной по мнению обеих, Мэйбл тянется дружески потрепать Пасифику по волосам, но та дикой кошкой шипит и отшатывается, хлопая по руке Мэйбл бледной ладонью.
— Я ведь уже просила ко мне просто так не прикасаться, Пайнс!
Мэйбл смотрит грустно и до самой ночи практически молчит, не смотрит в глаза, и Пасифика наслаждается тишиной и покоем, наплевав на странное тянущее чувство в душе. Это не может быть вина, только не за такую мелочь.
Почти весь четвертый день Мэйбл держится слишком отстранено и тихо, не отпуская глупых шуток и ни разу даже случайно не касается Пасифики, только отшатывается в сторону и виновато улыбается.
Десять из десяти мячей загнаны в лунки. Пасифика довольно усмехается, убирая клюшку в сумку, понимая, что шансы высокие и победа почти в кармане. Мэйбл глубоко вздыхает, быстро собирает рюкзак и говорит, что сегодня она сама по себе пройдется, можно ее не искать, деньги и адрес у нее есть, сама справится. Пасифика пожимает плечами — сама говорила, что взрослая, пусть идет, Нью-Йорк, конечно, большой, но карты через каждые сто метров, а желтые такси готовы остановиться по первой просьбе. Не пропадет.
Но пропадает. Пасифика звонит в четвертый раз и снова одно и тоже, никто трубку не берет, а иногда вообще «телефон вне зоны», а на часах уже почти час ночи. Пасифика трет виски и думает пойти спать, но плюшевый тигр с дивана смотрит слишком пристально, почти осуждающе, и она проклинает себя за собственное идиотское воображение.
Это же просто игрушка старая, откуда у нее такой взгляд.
Телефон Диппера Пайнса находится сразу же, он у него на странице фэйсбука написан крупно так, будто «звоните в любое время», и Пасифика набирает номер, понятия не имея, как может помочь тот, кто живет на другом конце страны, но вариантов не осталось.
— Мэйбл? — голос у Диппера моментально начинает дрожать, и Пасифика почти слышит, как хрустят заламываемые пальцы. — Она говорила, что обязательно хочет сходить в Kiss&Fly, когда приедет, других ночных планов не было… А вы разве не вместе там? Она же писала, что живет у тебя.
Пасифика прикладывает ладонь к глазам и закусывает губу.
— Живет у меня, но сегодня решила пройтись одна. Я отзвонюсь, когда найду ее.
Диппер бурчит что-то в сторону, и Пасифика уверена, что, если она не позвонит ему до утра, он уже в обед будет стоять у нее на пороге и буравить недовольным взглядом.
— Если она в Kiss&Fly, то забери ее оттуда сразу, пожалуйста. Мэйбл совершенно не умеет пить, и если кто-то угостил ее коктейлем… Ох, Сайфер бы все побрал…
Пасифике кажется, что, если она не выйдет на поиски сейчас же, случится что-то нехорошее, и она вылетает из квартиры моментально.
В клуб пропускают не всех, только по дресскоду, и Пасифика невольно думает, как Пайнс, если она здесь, вообще пропустили-то, в ее кислотной юбке и полосатых гетрах. Хотя, скорее всего Мэйбл просто улыбнулась открыто и сказала «пожалуйста», и как у нее это получается вообще.
Замечая знакомую футболку и голубые прядки в длинных волосах, Пасифика не знает, как реагировать и что говорить, орать ли сразу или просто отвести домой. Мэйбл вертит в пальцах трубочку от коктейля и замечает ее тоже, расплывается в улыбке и хлопает по месту за стойкой рядом.
— Можно было позвонить, — рявкает Пасифика, подходя ближе и забирая из рук коктейль. «Розовая Пантера»? Как, черт возьми, ей подходит.
Мэйбл хлопает глазами и абсолютно искренне не понимает.
— Зачем?
Пасифике хотелось бы ответить, но она не знает, что сказать. Зачем?..
— Затем. Пойдем.
Берет за ладонь и тянет к выходу, а Мэйбл поначалу идет смирно, а потом трясет головой и останавливается, забирая руку.
— Ты не можешь просто так заставить меня уйти отсюда. Я могу делать, что хочу, я…
— Взрослая, я знаю… — обрывает ее Пасифика и все еще ищет для себя повод забрать ее домой. Она что, правда за нее боится? За Пайнс?.. Нет-нет-нет, это просто воспитанное чувство ответственности, чтобы потом никто ничего не предъявил, да и если что-то случится, турнир им не выиграть…
А Мэйбл всегда умела читать по лицу.
— Не бойся, — фыркает и смотрит едва ли не высокомерно. — Руки и ноги у меня будут в порядке, на турнире буду играть с тобой.
Пасифике ничего не остается.
— Я звонила Дипперу, — выпаливает и наблюдает, как меняется у Мэйбл лицо. — Он попросил тебя забрать, а потом позвонить. Он…
— …приедет, если я этого не сделаю, — кривится Мэйбл и выдыхает в ладони. — Ладно… Поехали.
Пасифика набирает короткую смску о том, что все в порядке и помогает Мэйбл залезть в такси, где та едва ли не вырубается, опершись на дверцу. Дома Мэйбл скидывает туфли и, держась за гудящую голову, ковыляет к дивану, но Пасифика сама от себя не ожидая говорит, что сегодня пусть поспит на нормальной кровати, а она диваном обойдется. Мэйбл благодарно кивает и только касаясь кровати вырубается, а Пасифика внезапно понимает, что пружины дивана неудобно врезаются в спину, и одеяло сползает каждый раз, как его только удается подтянуть. Она утыкается в край подушки и медленно начинает себя ненавидеть.
Эта идиотка Пайнс болтает, когда не надо, и молчит о том, что действительно важно.
Просыпаясь на пятый день, Мэйбл понимает, что на часах уже полдень, что голова раскалывается, и что тренировка, скорее всего, будет похожа на ад. Она садится на кровати и прячет лицо в ладонях, мечтая пойти и утопиться. И замечает, что в комнате, вообще-то, пусто.
Надо бы пойти на кухню, думает она, но голова кружится, а желудок, кажется, ненавидит все на свете, и она только ложится со стоном обратно и едва ли не плачет. Тут нет Диппера, который принес бы таблетку, стакан воды и ноутбук, а потом забрался бы с ногами на кровать и сидел бы с ней, пока не опустит. Дома вообще, кажется, никого. Пасифика наверняка ушла на поле одна…
Но нет. Пасифика выглядывает из кухни, держа в руке кружку с кофе, а затем скрывается там обратно, приходя уже с графином воды и облаткой таблеток, садится на кровати рядом, ставит все на тумбочку и, (Мэйбл кажется, что она спит), кладет руку ей на лоб, проверяя температуру.
— Диппер выдал мне инструкцию, — пожимает плечами она, видя, как ошарашенно смотри на нее Мэйбл. — У тебя очень заботливый брат.
— Говоришь так, будто с ним не знакома… — слабо улыбается Мэйбл и приподнимается запить горькую таблетку, что неприятно дерет горло даже после двух стаканов воды, а потом прячет лицо в подушке, боясь смотреть в глаза. — Прости, я повела себя как дура.
Пасифика откидывается на спинку кровати и почти равнодушно берет в руки планшет. Раз тренировки сегодня не будет, можно заняться чем-то… Менее полезным. Почитать что-то, например.
— Да я тоже, знаешь… — вздыхает она и пытается сосредоточиться на новостной ленте. — Наверное, я была слишком резка. Просто не привыкла, когда ко мне кидаются с объятьями.
Мэйбл хмыкает, поворачивая голову к Пасифике, и замечает легкий румянец на щеках. Вот оно как.
— Если ты правда так это не любишь, больше никогда и не буду.
Пасифика понимает, что читает одну и ту же новость уже в третий раз, со вздохом обращает взгляд в потолок, а потом слегка треплет волосы на макушке Мэйбл, и выходит это неожиданно ласково, у Мэйбл даже голова болеть на секунду перестает. Или дело в таблетке?..
— Да делай, что хочешь…
Мэйбл отсыпается еще несколько часов, еще час мокнет в ванной, и в общем-то к вечеру выглядит вполне бодрой и отдохнувшей, даже поесть предлагает сделать, но в холодильнике ничего особого не обнаруживается, как и в шкафах, и Мэйбл предлагает заказать пиццу или роллов и посмотреть кино. Пасифика соглашается — почему нет? Она сама так часто делает, только, правда, в одиночку.
И почему-то Пасифике кажется, что в этот раз одна и та же любимая пицца немного вкуснее, чем обычно, они что, поменяли рецептуру?.. А кино, эй, она же его уже видела, почему-то становится интересно обсуждать и рассказывать, как проводится кастинг, и кто мог бы сыграть этого героя в другой ситуации?
Мэйбл зевает и сворачивается в клубок на кровати, и Пасифика со смехом отмечает, что когда-то у нее была шиншилла и она спала точно так же, но потом Мэйбл уже в полудреме поднимается и сонно бормочет, что надо перебраться на диван и не мешать спать Пасифике. Пасифика закатывает глаза и толкает ее в плечо. В конце концов, кровать довольно большая.
Плюшевый тигр с дивана смотрит как-то благодарно, и Пасифика улыбается, отодвигаясь на самый край.
Весь шестой день Мэйбл пытается компенсировать свой «прогул» и выкладывается на двести процентов, Пасифика еле поспевает за ней. Случайные зрители восхищенно их оглядывают и едва ли не берут автографы, а Мэйбл смеется звонко и кланяется всем подряд, пряча клюшку за спину. Организаторы турнира выдают им стопку правил и уставов, и Пасифика прыскает, видя взгляд Мэйбл — явно же смотрит как на домашнее школьное здание.
По дороге домой они заходят в торговый центр, там же и натыкаясь на парочку держащихся за руки парней, и Мэйбл едва ли не пищит от того, каким милым ей это кажется. Пасифика передергивает плечами и не понимает причины такой бурной реакции.
— Только не говори, что ты считаешь это отвратительным, — наигранно строго говорит Мэйбл, пытаясь слизать с пальцев подтаявшее мороженное. — У нас свободная страна, каждый любит, кого хочет! Помнишь, в Гравити Фоллз был чувак, который женился на дятле?
Пасифика достает из сумочки салфетки и протягивает их Мэйбл.
— А я думала, ты западаешь только на бойзбэнды и все такое.
— А я и не говорила, что это не так, — Мэйбл сует оставшееся мороженное в рот и протирает руки. — Ох-ох-ох, мозг замерз-з-з-зает. Я говорю, что ничего плохого в том, чтобы любить человека одного с тобой пола нет. И черт, почему такие крутые парни друг с другом, а не со мной?!
Мэйбл смеется, а Пасифика в очередной раз отмечает про себя, что ждать от нее можно что угодно. Пасифика хмыкает и шутит, что теперь ей страшно спать с Мэйбл на одной кровати, а Мэйбл лыбится и тянет к Пасифике руки, изображая особо извращенскую натуру.
Пасифика не отшатывается, когда Мэйбл вешается ей на плечо и берет под локоть, утягивая в сторону магазина сладостей. Пасифике кажется, что есть у кого-то конфеты с рук даже забавно.
На седьмой день (неделя пролетает слишком быстро и незаметно) Мэйбл просыпается и понимает, что ее явно спутали с кем-то еще, потому что встать с кровати просто так не получается — Пасифика сопит, уткнувшись носом ей между лопаток и обернув руки вокруг талии, будто Мэйбл была персональной подушкой-обнимашкой. Мэйбл делает пару попыток вывернуться, но Пасифика что-то бурчит и обнимает еще сильнее, и Мэйбл кажется даже разбирает тихое «не уходи» сквозь сонный лепет, и решает полежать так до будильника, под который Пасифика точно проснется самостоятельно.
Мелодия на будильнике даже и не мелодия, скорее какой-то простой треньк, долбящий по ушам, от которого хочется не проснуться, а выкинуть телефон в окно. Пасифика нехотя открывает глаза, вытягивает руки и ноги, потягиваясь, а затем понимает, в какой позе лежит и что слишком-слишком непозволительно близко, и с писком отползает на другой конец кровати, едва ли не падая с края. Мэйбл первые полминуты притворяется спящей, но не выдерживает и с хихиканьем поворачивается к ней лицом, приподнимается на локтях и умиленно смотрит на красные щеки и уши.
— Что снилось? — сквозь смех спрашивает Мэйбл, почти видя, как от Пасифики валит пар. — Хью Джекман?
Пасифика отключает надоедливый будильник и пытается как-то придать себе гордый и независимый вид, но Мэйбл слишком хитро и нахально улыбается, и Пасифика совершенно никак не может не краснеть. А ведь спать было так тепло и удобно… Кажется, думает она, пора либо выгонять Пайнс опять на диван, либо переезжать туда самой.
Мэйбл говорит, что не против побыть подушкой-обнимашкой и спрыгивает с кровати, подмигивая, а Пасифика швыряет ей в спину подушку и со стоном сворачивается в кокон из одеяла.
На поле начинают появляться соперники и соперницы, и Пасифика спиной чувствует перешептывание и презрительные взгляды в сторону Мэйбл, у которой ярко-зеленая футболка и такая же яркая юбка выше колена, слишком громкий голос и неожиданно притягательная улыбка.
— Что же ты не сказала мне, Пасифика, я бы согласилась играть с тобой, — говорит старая знакомая и строит глазки, а Пасифике неожиданно хочется врезать ей клюшкой по подхалимской морде. — За какие заслуги это вдруг твоя напарница?
Неделю назад Пасифика хваталась за голову и думала «это будет моей напарницей, черт возьми!». Как многое, однако, меняется всего за семь дней.
— Это зовут Мэйбл Пайнс, и наград у нее побольше, чем у вас всех будет, — фыркает Пасифика и отворачивается, брезгливо кривя губы.
Мэйбл непонимающе наклоняет голову, глядя, как раздраженно Пасифика собирает вещи и тянет ее с поля, сваливая все на то, что тучи на небе предвещают дождь. И дождь правда начинается, застает их по дороге к такси, и если Пасифика раздраженно шипит, то Мэйбл подставляет лицо теплым каплям и совершенно не расстраивается промокшим волосам. Пасифика уже тормозит такси, но Мэйбл тянет ее в сторону и просит немного еще погулять, летний дождь не бывает долгим, и совсем она не замечает, что футболка промокла едва ли не насквозь. Мэйбл снимает босоножки и шлепает по лужам, говорит, что Пасифика похожа на ту самую грустную кошку и приглаживает ей растрепавшиеся мокрые волосы, с улыбкой стирает несколько капель с ее лица, а затем грустно говорит «спасибо» и кивает на желтые машины через дорогу.
— Можешь ехать домой, — произносит и достает из сумки ветровку, накидывает Пасифике на голову, чтобы не промокла еще больше, и толкает в сторону такси. Пасифика моргает пару раз удивлено, а затем берет за ладонь и тянет за собой, говорит, что не даст простыть ей перед турниром и вообще хватит маяться дурью. Мэйбл показывает ей язык, но идет следом, извиняется перед водителем за капающую с них воду.
Дома Пасифика заталкивает Мэйбл в душ, а сама долго смотрит в зеркало и пытается понять, что же с ней творится. Турнир послезавтра, еще через день Пайнс уедет к себе в Калифорнию.
Мэйбл выползает из душа с радостным вздохом, спрашивает, не потереть ли ей спинку, а Пасифика отвешивает ей несильный подзатыльник и закрывается в ванной на час.
Вечером они забираются на кровать и включают телевизор, отвлечься и отдохнуть. Пасифика утыкается лицом в колени и пытается не обращать внимание на то, что Мэйбл сидит практически вплотную.
На восьмой день Пасифика чувствует себя крайне разбито, но сваливает все на вчерашний дождь, шлепает на кухню босыми ногами, зевая говорит «доброе утро» и неожиданно для самой для себя лохматит и без того не расчесанную шевелюру Мэйбл.
Мэйбл давится кофе.
— Кто ты, и что ты сделала с Пасификой? — вскидывает брови она, а затем со смехом пищит, когда Пасифика обиженно тянет ее за ухо. — Ай-ай, оторвешь же.
Пасифика щелкает ее по носу и садится рядом, в первый раз обращая внимание на множество сережек в ушах Мэйбл, заинтересованно приглядывается и наклоняется вперед.
У нее самой-то всего лишь по одной аккуратной сережке в каждом ухе.
— Не больно было делать дырки тут? — спрашивает и аккуратно касается пальцами кончика уха с серебряным колечком. Ниже — два гвоздика, на мочке — пара коротеньких цепочек. Пасифика спускается пальцами по ее уху, а Мэйбл забывает, как дышать, в груди почему-то все перехватывает, и ответ выходит какой-то скомканный невнятный.
— Не совсем… Не очень как-то… Да.
Пасифика понимает, что перешла границу личного пространства только когда Мэйбл сама отнимает ее руку от себя, краснеет и скрывается в спальне со скоростью кометы, а Пасифика бьется головой о столешницу и скулит от собственной глупости.
Что это только что было-то?
Завтра уже турнир, и на последней тренировке они почти друг на друга не смотрят, одергивают руки при случайных прикосновеньях и как первоклассницы от чего-то краснеют. Организаторы желают им удачи завтра и выдают пропуска, а Пасифика мечтает, чтобы все к черту отменили и перенесли хотя бы на несколько дней вперед.
Дома они сидят по разным комнатам, хотя и не понимают, почему, и когда Мэйбл неловко стучит по косяку, прося разрешения войти в комнату, Пасифика дергается и вжимается в спинку кровати. Мэйбл садится рядом, но в то же время чуть поодаль, не смотрит в глаза и кусает губы, думая, с чего начать хотя бы простой разговор. Пасифика откладывает книгу и тяжело вздыхает, потирая переносицу.
— Завтра нам надо выложиться по полной, — говорит она и ободряюще приподнимает уголки губ. — Я уверена, что у нас получится. Если мы, конечно, не будем вести себя как последние идиотки.
Мэйбл придвигается чуть ближе, на расстояние вытянутой руки, садится по-турецки и смотрит очень серьезно.
— Пасифика… Нас же можно назвать друзьями?
Последний раз Пасифика слышала такой вопрос в средней школе, и честно не знает, что на это ответить. Наверное, да, но почему это простое слово никак не хочет слетать с губ?
Пасифика протягивает руку и заправляет выбившуюся голубую прядку ей за ухо, задерживаясь на полсекунды пальцами возле серебряного колечка.
— Не знаю.
Эту ночь Мэйбл впервые спит на самом-самом краю кровати, спрятав голову под подушку, и Пасифика может поклясться, что слышала тихие всхлипы.
Девятый день начинается коротким «привет» и торопливыми сборами. У Мэйбл красные глаза и руки дрожат, и почему-то Пасифика совсем не беспокоится о том, как она будет держать клюшку. И будет ли держать вообще.
Но Мэйбл улыбается и воодушевленно говорит, что они всех порвут. И конечно, так и происходит.
Пасифика вспоминает, что Мэйбл важнее участие, а не победа, так она говорила в детстве, но сейчас неудачный удар сопровождается неприличным словом под нос и покусыванием кончика ногтя, а еще немного испуганным и виноватым взглядом. Мэйбл не дает у себя ничего спросить, а лишь нервно выбирает нужную клюшку и прицеливается.
Они выигрывают с огромным отрывом, им дарят цветы и медали, и Мэйбл даже улыбается благодарно и руки всем жмет, только вот Пасифика умеет отличать фальшивые улыбки от настоящих, и понимает, что стоящие в глазах слезы — не от радости победы. Участникам организуют фуршет, но ей совершенно не хочется там показываться, хочется выяснить наконец все раз и навсегда.
Дома Мэйбл едва ли не с порога кидается собирать немногочисленные вещи, завтра ведь уезжать уже, а Пасифике в окно выкинуться хочется от тона, которым это было сказано. Плюшевый тигр с дивана смотрит слишком грустно и Пасифика плюет на все и сразу — рявкает «достало» и прижимает Пайнс к стене за плечи, касается лбом лба и долго смотрит в карие глаза, надеясь там что-то увидеть, но кроме грусти чертовой ничего и не разглядеть.
— Что происходит? — шипит она, не отстраняясь ни на миллиметр, и Мэйбл оставляет попытки отвернуться.
— Ничего, — всхлипывает Мэйбл и прикрывает глаза ладонью. — Кроме, конечно, того, что мне очень не хочется от тебя уезжать.
Пасифика хлопает ресницами, а затем бьет себя по лбу, что-то сама себе бурчит и роняет голову Мэйбл на плечо.
— Ну так и не уезжай, — бубнит она тихо. — Тебя никто не прогоняет. Наоборот, — говорит, и снова смотрит в глаза. — Я была бы рада, если бы ты осталась еще на… Немного.
Мэйбл распахивает глаза и моментально бросается на шею, радостно пищит и благодарит, а когда немного успокаивается — нос к носу прижимается и тихо спрашивает, не помешает ли вообще, и не боится ли Пасифика спать с ней в одной постели.
Пасифика хмыкает и касается ладонью теплой щеки, проводит большим пальцем по губам и хитро говорит, что бояться надо не ей, а затем подается вперед и целует, понимая, что именно это ей хотелось сделать еще пару дней назад, и неприятное чувство в груди пропадает, заменяясь чем-то теплым и пушистым.
А Мэйбл не отталкивает.
Утром десятого дня Пасифике совершенно не хочется никуда вставать, а никуда и не надо, будильник не прозвонит, и, проснувшись, она только поправляет одеяло и крепче обвивает руки вокруг тонкой талии Мэйбл, что совершенно точно не проснется и от пушечного выстрела, зная, что никуда не надо. Пасифика сонно улыбается, прижимаясь щекой к чужому плечу, и думает, что объятья не такая уж и бесполезная вещь. Особенно когда они взаимные.
Две медали блестят на шее у плюшевого тигра; диван переходит в его пользование и Пасифике ничуть не жалко — пусть, кровать-то, в конце концов, довольно широкая. Двое уж точно поместятся.