Примечание
АУ, в которой у Билла человеческое тело, но он все же демон.
Сеттинг: конец войны между людьми и демонами.
Мэйбл 18-19 лет.
Мэйбл пинает осколки стекла и бессмысленно смотрит на медленно затухающий горизонт, окрашенный в кроваво-красный и чертов желтый. Вокруг ничего, кроме бесконечных обломков, воронок от взрывов, ошметков артефактов и, ох господи, трупов. Полуразложившихся уже, сгоревших, больше похожих на мумий. Сцепленных между собой — кто-то рядом, держась за руки до последнего, кто-то — схватив врага за горло, не отпуская, пока не сдохнут оба. Кто-то — в одиночку, до последнего вздоха сжимая в руках оружие. Мэйбл грустно смотрит на собственные расцарапанные руки, на измазанный кровью и грязью свитер, касается пальцами полусожженной кепки. Все, что у нее есть.
У девочки-звездочки ничего, кроме горьких воспоминаний и шрамов от обрезанных крыльев не осталось.
У демона, будь он неладен, и так ничего не было.
Билл опирается на трость, которая теперь больше, чем просто антураж, потому что чертовы людишки все же задели, подстрелили, ходить больно, а летать и вовсе невозможно. Билла это бесит, но лишь слегка. Он улыбается, глядя, как падает на колени, прямо на стекла и осколки, прямо на пепел девчонка, как вытаскивает из кобуры пистолет и долго смотрит на него.
Мэйбл рада бы застрелить этого ублюдка. Набить тело свинцом, изрешетить, изрезать, выкинуть в пропасть на острые камни. Но с демоном не получится, человеческое оружие его не возьмет. А оружие против демонов сгинуло.
Сгинуло вместе с людьми. Вместе с демонами. Вместе со всем миром, оставив только ее и одноглазого ублюдка, что вел демонов на бойню, будто это было простым развлечением. Для него — уж конечно, а для людей — никогда.
— Ну что, Звездочка, пока жив кто-то из нас нельзя сказать, чья сторона победила, — хмыкает Билл и, прихрамывая, подходит ближе. Мэйбл не боится. Какой там бояться, когда в пятнадцать лет научилась вскрывать глотки таким же, как он? Только Билл особенный, с ним не выйдет. На него бросаться не выйдет, ему не заломишь руки и не выдернешь их из плеч. — Что будешь делать?
Мэйбл делает один выстрел в него, прекрасно зная, что пуля отскочит, но так как-то легче, как-то не так погано. Смотрит в единственный глаз и видит там лишь искры веселья и безумия.
Его народ погиб, а ему наплевать. Безжалостный сумасшедший ублюдок.
— Найду способ натянуть тебе твой глаз на задницу, — рыкает Мэйбл, убирая пистолет и давя желание выстрелить себе же в висок. Хочется до жути и внутреннего крика, но нельзя. Все умерли не за это, умри она — и умрет человечество, оставив демона победителем, королем умершего и сгоревшего мира.
Билл довольно скалится. Война не закончилась, она продолжается, а значит продолжается веселье. Билл надеется, что его не разочаруют.
Мэйбл надеется, что не сойдет с ума раньше, чем придушит Билла.
***
Пустой мир кажется Мэйбл куда страшнее, чем если бы по нему бродили зомби. Так можно было бы хоть забываться и рубить головы, сносить их лопатами, найти бензопилу и веселиться. Но все вокруг мертво и тихо, и от этой тишины закладывает уши. Слышится только размеренный стук трости по усыпанному стеклянной пылью полу. Жаль, что тем выстрелом Биллу не отрезало ноги и вообще не убило. Мэйбл от этих мыслей кривит губы и клянется научиться стрелять точнее.
— Зачем ты за мной увязался? — не надеясь на адекватный ответ спрашивает Мэйбл, перебирая остатки магазинной тушенки в погребе дяди Стэна. Старик умер до войны, и, слава богам, не видел этого ужаса.
— Скучно, — пожимает плечами Билл, опираясь на стену. — Вдруг ты найдешь что-то интересное. Я не могу вернуться в свой мир, а быть одному — да я же умру от одиночества!
— Решил сводить меня с ума?
Мэйбл не поворачивается к нему, но знает, какое у него выражение лица. Оно всегда одно и то же, чего на него вообще смотреть.
— А разве ты уже не сошла?
Мэйбл смотрит на свое отражение в разбившемся десятки лет назад зеркале и думает, что, возможно, он прав.
***
Ей хочется, чтобы вместо нее выжила бы Вэнди, перебившая столько демонов, сколько Мэйбл не сосчитает за жизнь. Вэнди, которая перепрыгивала пропасти на одной только вере и природном упрямстве.
Но однажды руки соскользнули, оцарапались об острые отвесные скалы, а прощальная яркая улыбка скрылась во тьме.
Мэйбл хочет, чтобы выжил Сус, их храбрый и неуклюжий друг, у которого больше получалось лечить других и вправлять выбитые в бою суставы.
Но Сус защищал свою семью до самого конца, даже зная, что это бесполезно.
Если бы выжил Диппер, он бы…
— Не смей наступать на эту землю, — рычит Мэйбл, сжимая в руке охапку найденных где-то далеко искусственных цветов. — Не смей, чертово демоническое отр…
Билл оказывается рядом в один прыжок и больно зажимает рот ладонью, давя на щеки и приближаясь почти нос к носу.
— Я хожу, где хочу, Звездочка, ты не можешь указывать мне, что делать.
Вокруг них — вбитые в землю кресты, деревянные, плохо сколоченные, наспех. На войне некогда прощаться и хоронить умерших с почестями и долгими поминками.
Мэйбл смотрит на него с ненавистью, с презрением. Билл усмехается. Все, как надо.
— В какой из них твой дорогой брат? — спрашивает он, рывком отталкивая ее от себя и проходя между могил. — Ты знаешь?
Мэйбл затравленно садится на землю и качает головой.
— Не знаю.
Он не умирал на ее руках, не произносил драматичных последних речей, не прикрывал ее героически от удара. Просто ушел однажды, а потом кто-то принес его кепку и, покачав головой, сказал, что ему жаль.
— Печально.
Слышать такое от Билла смешно, и, если бы они не были окружены десятками насыпей и крестами, Мэйбл может быть улыбнулась бы.
— Что, не получится осквернить могилу? — выплевывает она, а Билл легонько стучит тростью по ближайшему кресту. Мэйбл от этого стука выворачивает наизнанку.
— Кто знает, — хмыкает Билл.
Мэйбл смотрит на могилы и жалеет, что не там.
***
Биллу не было так весело даже на войне. Страдания всех людей ничто в сравнении со страданиями одной спасшейся девчонки.
Мэйбл знает, что это его только веселит, но иногда, редкими особо холодными вечерами не может терпеть и разбивает кулаки в кровь о кирпичные стены уцелевших домов, кричит в потолок, царапает себе руки, мечется из угла в угол. Хватается за ножи, хочет умереть.
Но Билл не позволяет.
Ударом трости нож улетает в окно, и девчонка сидит перед ним такая хрупкая, совершенно беззащитная, размахнуться и убить одним ударом можно. Биллу ее не жалко. Ему не бывает жалко. Только весело.
Билл касается ее лица, вытирает большим пальцем в грубой перчатке слезы, с наслаждением чувствует ее напряжение. Упивается исходящей от нее ненавистью.
— Хочешь, я тебя обниму? — спрашивает, наклонившись к самому лицу.
— Чтоб ты сдох, — выдавливает Мэйбл.
— Не раньше тебя, — смеется.
***
Билл ходит за ней, куда бы она не пошла, и повсюду ее преследует чертово «цок-цок-цок» его трости. Она уже привыкла, знает — не скрыться, не сбежать. Не умереть.
Чертов демон выдирает ее из рук смерти каждый раз, будто говоря «эй, я еще не наигрался».
— Как думаешь, — тянет однажды Билл, когда они сидят друг напротив друга в полуразрушенном здании. — Если бы я был человеком, мы могли бы стать друзьями?
Мэйбл вскидывает брови — такие вопросы совершенно не в его духе, но стоит ей потерять бдительность и начать обдумывать ответ, как Билл хохочет в потолок, скаля клыки.
— Конечно бы нет. Ты и твой брат были слишком невыносимыми детьми. Мы все равно были бы врагами.
Мэйбл вздыхает и подтягивает колени к груди.
— Вот почему ты такой ублюдок?
Билл закрывает глаз и усмехается.
— Каким уродился.
***
Иногда Билл позволяет ей слишком многое.
Ее руки на его шее, сжимают ровно столько, чтобы у него была возможность говорить. Билл улыбается и, конечно, контролирует все.
— Не боишься, что, убив меня, останешься одна? — хрипит он, а Мэйбл только сильнее вжимает его в жесткую кровать. — А, Звездочка?
— Не боюсь, — говорит Мэйбл, но сжать так, чтобы хрустнули позвонки не может. И дело, наверное, не в силе.
Ей не страшно.
Ей весело.
Билл скалится под ней, проводит зажатым в руке ножом по тонким рукам, оставляет порезы, но Мэйбл практически не чувствует. Новые шрамы на старых уже не будут болеть.
Биллу кажется веселым пробовать новое. Его забавляет, насколько легко чертятся узоры на чьем-то теле. Мэйбл только шипит, когда они меняются местами и он, держа ее одной рукой за горло, выводит кончиком ножа незатейливые линии на ее груди и животе.
— Не дергайся, выйдет некрасиво… — хрипло смеется он. — Будешь хорошей, разрешу и мне что-то нарисовать, только не матерное.
Мэйбл выдавливает что-то про «тупой демон» и его зад, и Билл от смеха чуть не вонзает ей в грудь нож.
***
Мэйбл кажется, что они оба тронулись, она сильнее, Билл — немного.
Обычный Билл не стал бы приглашать ее на танец, пусть при этом чуть не уронив ее с края высокого здания.
Она не стала бы соглашаться, даже метнув в него перед этим подобранным на крыше осколком стекла.
Мэйбл знает, что никогда ничего кроме ненависти к нему не будет испытывать. Билл знает это тоже.
Но, пока нет другого выбора, их устраивает.