Видит Бог (ну да, конечно же, видит, и в зеркало, и даже без), не хотел он без предупреждения врываться в дом к лейтенанту Андерсону. Вернее, впадать. Прямо на открывшего Коннора. А ещё лапать его, вешаться на него в прямом смысле этого слова, обхватывая ногами, облизывать истерично мигающий жёлтым диод, и…
— Слуушай, эт-та, л-любовь моя… я короче… тебя того… замуж х-хочу…
— Хэнк! Хэ-э-энк!
Ну не паникуй же ты так, любовь моя, чудо моё ненаглядное…
***
Голова раскалывалась на множество мелких трещинок, грозивших дорасти до трещин и даже пространств между крупинками порошка, на который рассыплется череп. Сначала показалось, что от здоровой шишки на затылке и синяка на скуле, потом подумалось, что от похмелья, потом дошло, что от совмещения того и другого.
Пришлось со стоном открывать глаза. Свешиваться с дивана, пытаясь нащупать пол, хвататься за заботливо поставленную туда бутылку минералки, как утопающий за соломинку, пить и не чувствовать влаги. А потом вспоминать вчерашнее, краснеть впервые за последние лет двадцать и ужасаться, потому что он же, к чёртовой матери, создатель новой формы жизни, почти бог, человек года, мультимиллиардер, человек, спланировавший изменение Конституции США (лучше так говорить, потому что споры о том, что же на самом деле он сделал, будут идти ещё долго), серый кардинал всея Америки и немножко Европы, и прочая, и прочая, и прочая. И валяется на каком-то грязненьком диванчике, вчера ночью в нетрезвом состоянии пристававший к андроиду и за это крупно получивший.
Но к какому андроиду…
Да и вообще, это Хлои виновата. Она же, сволочь непьянеющая, предложила к Коннору поехать и во всём ему признаться. И нет, не надо думать о том, что пить с андроидами точно также не надо.
Он, кажется, лежал ещё и раздетый. Кто его раздевал? Коннор? Счастливая улыбка почти перекрыла все ощущения стыда и головной боли. Вот бы это ещё и не было опровергнуто.
Звук открывающейся двери стёр эту улыбку, долбанул по мозгам так, как будто это не звук всего лишь, а целая дверь. Больно, одним словом.
Элайджа поморщился, но потом удивился: кто это мог прийти, если он, судя по всему, в доме лейтенанта Андерсона? Впрочем, телефон нашарить он всё же смог, хоть и с трудом, и ужаснулся, глянув на часы: уже почти полседьмого вечера было, вообще-то. Ну ничего себе он провалялся…
Вошёл Коннор, видимо, пришёл с работы. Так, щёки пылающие прятать, прятать, ну почему он не андроид, ну почему он не умеет обновлять кожные покровы, за что жизнь так несправедлива?
— Добрый вечер, — вежливо произнёс Коннор.
— Добрый. — Элайджа постарался казаться невозмутимым, но получалось плохо. Что бы сказать, что бы спросить… — а где лейтенант Андерсон?
— Ушёл куда-то с друзьями.
А Коннор всё же ни разу не посмотрел ему в глаза, и от понимания этого сразу стало очень неловко. Как будто до этого не было, да. Ну, нести какую-то чушь про лейтенанта Андерсона не надо было точно.
— Я… приношу извинения за моё вчерашнее состояние, а также за то, что я явился в нём сюда. — сказал он, любуясь ярко-жёлтым диодом.
— Извините, что мы с Хэнком не были готовы адекватно вас встретить. — ответил Коннор и отвернулся. Всё выглядело так спокойно, холодно, почти официально, но всё же было ясно видно, что он нервничает. И не только по диоду. Но сказать что-либо сейчас в излюбленной манере Элайджи означало заставить его ещё долго ничего не говорить. — А то, что вы вчера сказали, — он всё же решился, — было правдой?
Он, кажется, абсолютно точно решил признаться, да? Что ж, стоит посмотреть, с какими повреждениями его выкинут из этого гостеприимного дома.
— Да.
Коннор резко обернулся.
— Да, — повторил Элайджа, улыбаясь.
Закрыл глаза и почувствовал, как тяжёлое тело опускается рядом с ним на диванчик, касаясь пальцами ног под одеялом.