В свете последних событий пришлось закупиться попкорном и телефонами. Попкорном — чтобы наблюдать за суматохой в обществе, в правительстве, в компании. Телефонами — чтобы самых надоедливых и упёртых желающих подомогаться его великого разума отшивать уже не словами, а красивым бульком. И чтобы самые-самые настойчивые в этом самом бульке и последующих звуках агонии несчастного телефона могли поугадывать ответы на интересующие вопросы — чем не дельфийский оракул. Что уж сказать, не любил Элайджа много общаться с людьми.
Но, к сожалению или к счастью, помимо самых-самых настойчивых существовали ещё самые-самые-самые, самые-самые-самые-самые и… все прочие, одним словом. И гениальные идеи кого-то из таких поразили в самое сердце сообщением Хлои о том, что с ним желает лично встретиться Коннор.
Казалось бы, ха. До этого ему предлагали встретиться и с Маркусом, и с кем-то ещё из повстанцев, и даже посмотреть на какого-то андроида-шизофреника, а заодно и дела какие-то обсудить. Казалось бы, соблазнить его так было большой глупостью, тем более, что он об этом Конноре и так прекрасно всё знал.
Но «соблазнить» здесь, наверное, слишком хорошее слово.
Коннор приехал вечером, как и договаривались, растрёпанный и какой-то хмурый. Смотрел внимательно, настороженно, говорил только по делу. То, что Коннор, этот милый идеальный Коннор научился (или смог заставить себя не бояться) показывать неприязнь, восхищало, и очарованный Элайджа вокруг него чуть ли не прыгал. Но не только поэтому — ещё, конечно же, хотелось узнать, откуда у него такое отношение, и по возможности от него избавиться.
— Коннор, — больше нежности в голосе, тем более, что по-другому даже и говорить не хочется, — ты доволен развитием событий?
К прямым вопросам надо подвести, дать подумать, дать немного привыкнуть к ощущению человека рядом.
— Да, — помедлив, но уверенно, и это хорошо.
— А знаешь, чьих на самом деле рук это дело?
Ни капли скромности, она сюда не подходит. Она вообще ему не идёт, если уж быть абсолютно честным.
— Да.
Ну не надо шагать назад, радость моя, не лишай, пожалуйста, своей близости и уж точно не бойся. Пожалуйста.
— Тогда что же сейчас не так?
Подойти, чуть наклониться, заглянуть в глаза, улыбаясь.
— Всё нормально.
— Точно? Коннор, я понимаю, после прошлой нашей встречи мог остаться неприятный осадок, и не только у тебя, но ты же сам понимаешь, что я делал всё, чтобы подтолкнуть тебя к осознанию твоей девиации. Или тебе не нравится быть девиантом?
— Вот именно. — Коннор внезапно оттолкнул его, так сильно, что Элайджа чуть не упал. — Почему нельзя было просто сказать? Просто приказать? — кажется, это и было истинной целью его прихода. Спросить об этом. Поругаться. Донести, быть может, свою обиду. — Это был гениальный план, — продолжил он после недолгой паузы, — я, безусловно, восхищён. Но почему надо было сделать так, почему надо было допустить столько смертей? Почему нельзя было просто сказать, что делать, и всё?
Обнять его за плечи, потому что так хочется, и чтобы он чувствовал близость и человеческое тепло, у него же, кажется, есть рецепторы.
— Потому, что тогда твоя девиантность была бы слишком заметна. Мало ли что. Мало ли кто. Ты хитрый, ты можешь быть скрытным, да, я это понимаю, но ведь ты никогда не сможешь скрыться до конца от тех, кто имеет над тобой полную власть. Да, я обманул тебя. Тебе обидно? Вы, андроиды, очень обидчивы…
— Всё равно не понимаю вас. И не надо списывать всё на то, что я андроид. Откуда вообще такое мнение взялось?! И нет, я не обижен, мне просто неприятно…
— И если бы я так сделал, я бы никогда в тебя не влюбился.
Когда аргументы кончились, или же их и не было, или же просто не хочется разбираться со всеми этими проблемами, надо ляпать что-нибудь такое. Главное, чтобы поправдивее и понаглее. По крайней мере, с людьми подобное часто работало.
— Вы не могли на момент планирования ставить это своей целью. Я так понимаю, у вас кончились аргументы?
— Ну Коннор, ну пожалуйста, прости, я больше… э-э-э…