— Серьёзно?!

— Да. Я, к сожалению, не могу это ничем доказать, так как метка проявляется только тогда, когда в твоём теле Неа…, но разве иначе он был бы мне нужен?

— Откуда я знаю?! — отчего-то зло вопросил Аллен. — Откуда я знаю все планы вашего Ватикана? Может, вы на его сторону теперь переметнулись!

Главное — не выдать шок от его проницательности. А, на самом деле… Знал ли и давно ли знал Малькольм Левилье о такой извращённой судьбе? Или, может, экспериментаторы из Чёрного Ордена нашли способ менять предначертанное, договариваться с самим Богом? Повелевать самим Богом?

Ладно. Не стоит роптать, пока сил и настроения для этого нету.

Пока надо лишь молчать о большем и быть убедительным в меньшем.

— Тогда почему же он ушёл от меня и подставил тебя на своё место?

— Может, вы хотите сначала победить с его помощью, а потом уничтожить и его, а он об этом узнал и не хочет с вами вообще разговаривать?

Маленький несчастный ребёнок… не верит уже никому и вряд ли когда-нибудь научится верить. Нет, их двое таких, в разной степени маленьких, но очень, очень несчастный, недоверчивых до боли в груди и напрягающихся мышц. А может, трое? А может, извечное бесконечное количество, как бесконечен мир и един во времени и пространстве Бог?

— Тогда он бы отказался в грубой форме и сбежал бы отсюда, я ведь его не держал.

— Я всё равно не верю.

— Но тебе разве есть разница?

— Есть. Я хочу с ним договориться и что-то понять.

— Я тоже. Но помимо этого я ведь люблю его. Аллен…

— Я тебе не верю.

— Аллен, я ведь не буду ничего ему делать. Мы просто поговорим. Всего лишь. Я ведь многого не прошу.

А не так ли уж немногого? Слово же… было в начале и будет в конце. Ладно. Плевать с высоты земной тверди. В конце ведь оно тоже будет.

— И что ты ему скажешь?

— Что не надо так бояться любви. Что-то, чего никогда не было, может принести не боль и не разочарование. И не помехи великим планам, как он, вероятно, думает. Что ему станет легче, если он это примет. Что я буду любить его так, как он пожелает, но только, да простят меня все, кто может, не на расстоянии — я сам так не могу. Ещё… что-нибудь скажу, как пойдёт — я не знаю. Я не скажу ему ничего такого, что можно было бы назвать смешным словом «плохое».

Аллен замолк и задумался.

***

Что такое любовь? Что такое счастье? Что такое все эти глупые размышления, подошедшие бы скорее премилой юной леди? Знал ли он это когда-нибудь? Задумывался ли он когда-нибудь о том, знал ли он это когда-нибудь?

Нет. На все, все эти вопросы — нет. Простой ответ.

Да?

— Нет! Нет!

Ветер колыхнул пшеницу, и как будто сама ночь издевательски ему кивнула и расхохоталась беззвучно, неслышно.

Что вообще происходит.

И за что оно происходит.

Это как вопросы, да только кому их задавать… зачем их задавать… да и, если честно, сил не осталось их уже задавать.

Мама. Мана. Какие похожие слова. Мана — кто это? Неа — кто это? А что есть ещё? Любовь — как электрическое поле, да только глупость несусветная, в отличие от него. Или оно там было электромагнитное? Да, правильно. Не надо думать о Говарде Линке.

Когда же это всё кончится…

Развилка. Он стоит на развилке. Чтобы это всё кончилось, надо принять решение.