(не)принцесса.

    Эмити перекрашивает волосы обратно в каштановый и сжигает чертово розовое платье, так нравившееся ее матери, заменяя его на узкие черные джинсы и черную рубашку. Одалию Блайт хватил бы инфаркт, увидь она свою паиньку-дочку в таком прикиде: джинсы будто драли летучие мыши, а на рубашке расстегнуты аж две верхние пуговицы, как в таком виде вообще можно появляться на улице.

     Аладор Блайт за утренней чашкой кофе отмечает, что прицепить к джинсам пару цепочек было бы круто, и Эмити одалживает их у Эдрика (тащит без спросу из его сумки, все равно брат за своими вещами не смотрит и неизвестно, когда придет их забирать). Аладор одобрительно кивает, и Эмити впервые за всю жизнь видит себя в зеркале такой, как хочется ей, а не матери, и это невероятно приятно. Конечно, в школу так не пустят, но с этим можно смириться. Какая теперь разница, что там скажут, раз еще неделю назад все узнали, что Эмити Блайт больше не владеет всем тем богатством, что завещалось ей богатой матерью, а раз у нее нет денег, значит нет и власти, а нет власти — то зачем она вообще нужна, но Эмити от этого только легче. Теперь не нужно сдерживаться и напускать на себя равнодушно-холодный вид, произнося завышенные речи о том, что она не опустится до уровня простаков. Теперь можно было очень просто метнуть в кого-нибудь сгустком огня и наблюдать, как очередной придурок, что-то ляпнувший про нее и ее отца, бегает и ищет, куда бы опустить свою пылающую задницу.

     Отец вытащил ее из самоненависти, в которую ее загнала мать, и пусть после развода ему досталось едва ли пятнадцать процентов от всего состояния, переезд вместе с близнецами в небольшой загородный домик — лучшее, что случалось в жизни Эмити, и она готова защищать это любыми способами. Близнецы, к слову, забрали из особняка вещи, но в новый дом так еще и не въехали, сославшись на то, что поживут со своими парами какое-то время, и от этого у Одалии Блайт задергался бы глаз: отбросы, что каким-то образом изучают сразу два направления, которые до этого были на факультете наказаний, никак не могут быть друзьями, а тем более парами ее детям.

     Эмити даже представить не может, что случилось бы с материю, узнай она, что ее дорогая младшая дочь спелась с человеком, которая изучает все направления, и которая учится и живет у самой Совиной Леди, за чью голову назначена баснословная награда. Спелась неправильное слово, но Эмити не может подобрать другого, потому что они с Луз не дружат и не зависают вместе, и описать то, что между ними можно только длинными предложениями, вроде я не даю другим ведьмам оторвать ей уши, а она зачем-то все равно нарывается, как последняя идиотка, а я потом еще и виновата.

     Вполне ожидаемо, думает Эмити, что среди всех ее подружек, что мельтешили туда-сюда с самого детского сада, не нашлось ни одной, что была бы заинтересована именно в самой Эмити, но довольно неожиданно, что теперь ее ближайшей союзник — это человеческая девчонка, не умеющая колдовать без своего блокнота.

     ***

     Эмити наплевать, что говорят про нее в школе, но к концу второй недели шепот за спиной начинает действовать на нервы и откровенно надоедать, как будто за такое количество времени нельзя было перемыть ей все косточки до единой и найти новую жертву для обсуждений. Эмити закрывается в кабинке женского туалета, разрисованной изнутри всеми известными и неизвестными миру словами, и садится на крышку, надеясь, что хоть тут ее не достанут, но стоит кому-то войти следом, как Эмити сразу же слышит свое имя.

     Эмити не реагирует, прикрывая глаза. Сегодня она слишком выдохлась, чтобы вырываться из кабинки с огнем в руках и ввязываться в очередную разборку. Может быть в этот раз она услышит что-то интересное про себя. Что-то кроме Эмити Блайт теперь драная нищенка.

     — …Блайт наверняка теперь будет клеиться к какому-нибудь богатому парню, — говорит чей-то голос, и Эмити приходится зажать рот рукой, чтобы не рассмеяться. — Если вообще остался кто-то, с кем она еще не спала.

     Это действительно что-то новое, и это настолько абсурдно, что Эмити даже не может толком разозлиться. Это чертов бред, и ни один студент Хексайда никогда не скажет, что видел Эмити хоть с каким-то парнем рядом, только с Эдриком, который ей, вообще-то, брат родной.

     — Не думаю, что такие остались, — смеется другой голос. — Но, мне кажется, она найдет себе нового богатого папочку, вместо того, что остался.

     А вот это уже оскорбление ее отца, и Эмити вскакивает на ноги, скрипя зубами, но не успевает даже коснуться двери, как слышит громкий хлопок возле раковин и девичий визг.

     — Ты что творишь, отродье человеческое?!

     Ох. Носеда.

     — Меньше надо трепать чушь своим длинным противным языком, — слышит Эмити, после чего раздается еще один хлопок и из раковины явно начинает хлестать вода, под аккомпанемент еще большего количества визгов, матерных слов и звуков потасовки.

     Перед тем, как покинуть кабинку, Эмити кажется, что ей послышалось приглушенное и сдавленное ох.

     Пол и правда залит водой, но никого в туалете нет, кроме человеческой девчонки, что держится за лицо, и Эмити с ужасом видит, как вода под ее ногами все больше и больше окрашивается в красный с каждой каплей крови, что стекает с ладони Луз. Луз смотрит на нее сквозь пальцы и расплывается в ухмылке.

     — Вот не могла ты раньше вылезти, а, Блайт? Нужно было обязательно подождать, пока одна из них попытается выцарапать мне глаз.

     Она убирает ладонь от лица и Эмити видит глубокий порез на левой брови, кровь из которого заливает глаз, и демоны подери эту девчонку, даже с такой раной она ухмыляется и выглядит невероятно гордой собой, Эмити теряется на пару секунд, прежде чем выдает несколько матерных слов, значения которых Луз не понимает.

     — Доставай свою вонючую жидкость и останавливай кровь, — рычит Эмити, и Луз хмыкает, прикладывая к порезу рукав, от чего он тут же пропитывается кровью. В школьные ботинки попадает вода, а обувь Луз уже насквозь промокла, но той наплевать, и на рану будто бы тоже наплевать.

     — Она кончилась, — улыбается Луз, закрывая левый глаз. — А я не сунусь в свой мир только чтобы достать перекись. Не переживай, я не умру от такого. Но шрам останется точно. У этой дуры такие длинные когти были, надеюсь, не ядовитые.

     — Я убью тебя, если ты сдохнешь в школьном туалете, — шипит Эмити и хватает Луз за капюшон, утаскивая ее в сторону медпункта, где наверняка есть кто-нибудь, кто сможет помочь. Обычно Луз латает раны им обеим. Эмити понятия не имеет, как останавливать кровь, кроме как рану прижечь, но это слишком радикальные меры, а Луз явно предпочтет шрам на брови, чем ее отсутствие.

     — Тогда я стану призраком заброшенного туалета, и буду третировать всех, кто зайдет, — жизнерадостно отзывается Луз, зажимая рану своей любимой шапкой. Эмити надеется, что у нее есть еще одна такая же шапка: кровь отстирывается плохо, а шапка эта… Непривычно видеть Луз без нее, вот и все. — Я читала про это в книге.

     Эмити ворчит себе под нос и практически закидывает Луз в кабинет местного лекаря, который накладывает особый глиф за пару секунд, даже не поинтересовавшись, что случилось, потому что оно и так ясно, это же Носеда, она нарывается на всех и всегда, но Директор Бамп просил (рекомендовал) студентам ее не убивать.

     Луз смотрится в зеркало и выглядит еще более гордой собой. Шапке, кажется, конец, но Луз все равно напяливает ее на голову; вся левая сторона школьной формы заляпана кровью, но форма магическая с ней все будет в порядке.

     — Чему ты так улыбаешься? — хмурится Эмити. — Та дура либо специально промахнулась, либо совсем косая. Тебе просто повезло не остаться без глаза.

     — Тогда у меня была бы крутая повязка, — жмет плечами Луз. Порез болит, и болит сильнее, чем хотелось бы, но она не может перестать улыбаться. — Где мое спасибо, а, Блайт?

     Эмити теряет дар речи на целые несколько секунд.

     Спасибо?!

     — Людей надо благодарить, что они не подохли самой тупой смертью на свете? В таком случае, спасибо, что избавила меня от этого жалкого зрелища.

     Луз качает головой и делает шаг навстречу. Медово-карие глаза смотрят самодовольно и выжидающе.

     — Спасибо за то, что я за тебя вступилась.

     — Тебя никто не просил.

     — И даже награды мне, как бесстрашному рыцарю не будет?

     — Я не убью тебя на месте прямо сейчас, как насчет этого?

     — Ладно, — выдыхает Луз, разводя руками. — В таком случае, увидимся завтра на паре по Мерзостям, Принцесса.

     Эмити фыркает.

     — Я не принцесса. Теперь точно уже.

     Луз изображает задумчивость, но в покрытой засохшей кровью форме и мокрых кедах она выглядит скорее смехотворно, чем задумчиво.

     — Каждому рыцарю нужна принцесса, — подмигивает она, и скрывается в коридоре быстрее, чем до Эмити доходит смысл этой фразы.

     Одалия Блайт лишилась бы чувств, осознав, что ее любимая младшая дочь залилась румянцем от подобного рода фразы.

     Аладор Блайт весь вечер выслушивает гневное «да что она о себе возомнила», прерываясь только чтобы долить себе чаю.

     Луз Носеда на следующий день получает сложенный вдвое листок с нацарапанным внутри «спасибо», и, пока преподаватель по Мерзостям не видит, приписывает туда ответ и возвращает отправителю.

     Запала на меня, Блайт?

     Эмити одними губами произносит «мечтай», но покрасневшие кончики ушей подсказывают Луз другой ответ.

     Спелась все еще неправильное слово.