Когда Шан Цинхуа впервые услышал историю про дракона, обитающего в ледяной пещере на самой высокой вершине Северного хребта, он рассмеялся прямо в лицо поддатому рассказчику.
Дракон! Подумать только! Ха-ха! Вот небылица какая!
Семнадцатилетный ученик пика Аньдин кинул на шаткий деревянный стол монетку в уплату обеда и, всё также смеясь, покинул постоялый двор, отправляясь по поручению учителя.
Но годы шли, а та история снова и снова всплывала в его окружении, словно идя за ним по пятам. Она обрастала новыми подробностями, множилась, превращалась в мрачную легенду. Легенду, в которой мирно живущий в пещере дракон стал жестоким монстром, уничтожающим урожаи, пожирающим целые стада и сжигающим — или замораживающим, зависело от рассказчика — деревни на своём пути.
Смешная небылица превратилась в легенду, про которую пели барды в шумных переполненных постоялых дворах. Легенду, на которой вырастали дети, играя в злобного дракона и храбрых заклинателей. Легенду, которую всё сложнее было игнорировать, и в которую всё также невозможно было поверить.
И Шан Цинхуа не верил. Пока однажды, более десяти лет спустя, не поднял голову к ясному, безоблачному небу и не увидел искрящегося на солнце, словно сотканного из миллиарда кристалликов льда дракона.
Самого настоящего огромного ледяного дракона, что, плавно изгибаясь в воздухе, летел прямо к Северному хребту, склоны которого сияли снегом вдалеке.
И двадцатидевятилетний бродячий — давно свободный от всяких школ и учений — заклинатель замер, совсем как ребёнок вдруг увидевший чудо. И сердце забилось в предвкушении, как будто отец сейчас затушит все свечи, кроме той, что стоит у его кровати, и начнёт рассказывать истории про могущих заклинателей, мановением руки уничтожающих демонов и восстанавливающих справедливость одним взглядом. А ноги сами повели его прямо к Северному хребту, забыв об их первоначальных планах.
Шан Цинхуа довольно быстро добрался до небольшого городка у подножия, через некоторое время всё же вспомнив, что идти пешком не обязательно. Ведь он, в конце концов, заклинатель, и у него есть меч.
Но там ему пришлось немного задержаться: купить тёплую одежду, обувь и снаряжение, найти провожатого и запастись провизией. Ведь самой главной причиной, почему дракона до сих никто не трогал — помимо того, что в него мало кто верил — было то, что Северный хребет располагался в месте, подавляющем духовные силы. Нет, они не пропадали совсем, лишь приглушались, а количество энергии, необходимой даже на простейшие заклинания, увеличивалось в несколько раз. Поэтому и сильнейшим заклинателям было опасно надеяться только на Золотое ядро в этом месте, а уж Шан Цинхуа с его и так небольшим запасом духовных сил вообще было лучше приберечь их на самый крайний случай. Что он будет делать, если дракон действительно окажется агрессивным монстром, он старался не думать.
Подъём на Северный хребет оказался самым настоящим испытанием для Шан Цинхуа. Несмотря на раннюю весну, наверху царил пробирающий до костей холод — ледяной ветер обжигал щёки и превращал выступающие слезы в кристаллики на ресницах. А бескрайняя снежная пустыня давила и притупляла внимание. Если бы не опытный проводник, Шан Цинхуа точно свалился бы в какую-нибудь расщелину или попросту замёрз, не справившись с разведением огня или установкой шатра в метель.
Но как бы не был труден путь, они всё-таки смогли добраться до цели. Правда последний участок пути Шан Цинхуа шёл совершенно один, оставив проводника в разбитом в небольшой расщелине лагере. Тот просто-напросто отказался и близко подходить к пещере с «монстром». А ещё поставил условие: если Шан Цинхуа не вернётся через три дня, он спускается один.
Вот так, переполненный не самыми радужными мыслями о собственном безосновательном риске и безрадостных перспективах, Шан Цинхуа начал свой самостоятельный подъём к ледяной пещере. Который, на удивление, закончился без приключений, если не считать начавшего шелушиться от холода кончика носа.
Когда перед глазами, наконец, появился практически занесённый снегом, обледеневший вход в пещеру, уставший до изнеможения Шан Цинхуа просто рухнул, где стоял. Через секунду из него уже рвался нервный, лающий смех, быстро превратившийся в истерику. Цинхуа размазывал по щекам слёзы, слишком быстро превращающиеся в кристаллики льда и царапающие и так обмороженные щёки, судорожно хватал ртом воздух и задыхался от нахлынувшего счастья и впервые отчётливо пробудившегося ужаса. Вот он здесь, и что дальше? Что он хотел сделать? Зачем преодолел весь этот путь?
Ну уж точно не для того, чтобы отступить в самом конце.
Шан Цинхуа применил немного духовных сил, чтобы успокоить внутренний раздрай, и поднялся на ноги. Даже не удосужившись стряхнуть налипший снег, он смело — насколько это вообще было возможно в данной ситуации — шагнул под покрытые льдом своды.
Внутри оказалось значительно теплее, и Шан Цинхуа даже смог стянуть варежки и зажечь небольшую походную лампу — солнечные лучи освещали лишь небольшое пространство у самого входа, дальше рассеиваясь, а потом и вовсе растворяясь во тьме. Шан Цинхуа шёл очень медленно, тщательно выверяя каждый шаг и прислушиваясь к царящей вокруг тишине. Пока на наличие дракона ничего не указывало. Но тут были возможны несколько вариантов: дракон мог жить где-то ещё или же попросту отправиться на охоту, сожжение очередной деревни или ещё по каким-то неведомым для Цинхуа драконьим делам. О варианте, что дракона всё-таки не существует, и Шан Цинхуа обманулся каким-то изощрённым заклинанием, он думать не хотел.
Пещера, как и ожидалось, оказалась огромной, а ещё очень длинной. Совсем скоро она превратилась скорее в широкий туннель, распадающийся на небольшие пространства — пещеры поменьше. Шан Цинхуа приходилось заглядывать в каждую. Он быстро потерял счёт времени и ориентировался лишь на собственную усталость, а ещё на фитиль лампы, который ему вскоре пришлось сменить, а значит, он бродил внутри горы уже больше трёх часов.
Все попадающиеся ему пещеры были пусты, не было совершенно никаких признаков, что кто-то жил здесь. И Шан Цинхуа уже начал впадать в отчаяние, когда пришло время менять третий фитиль. Он быстро завернул в следующую пещеру и уже хотел потянуться к сумке, как глаза в удивлении распахнулись, а с губ сорвался испуганный возглас. И тут же всё погрузилось во тьму — то ли фитиль догорел слишком быстро, то ли Цинхуа слишком сильно дёрнул рукой, затушив и так доживающее последние мгновения пламя.
Пока Шан Цинхуа на ощупь заменял пропитанный зажигательной смесью шнурок фитиля, умоляя самого себя сохранять спокойствие, рядом раздался громкий всплеск. Цинхуа замер, на спине и висках мгновенно выступил пот, а пальцы затряслись. Он судорожно сглотнул и панически ускорился, чуть не уронив лампу. Решив не усложнять задачу и, самое главное, не ждать больше ни мгновения, Шан Цинхуа быстро поджечь фитиль с помощью духовных сил и во все глаза уставился вперёд.
Своды новой пещеры терялись где-то в высоко над головой, но внизу, насколько хватало глаз, простиралось подземное озеро. И, если судить по резко отступившему холоду и поднимающимся над водой клубам пара, это был горячий источник. Прямо под ногами Шан Цинхуа начиналась узкая полоска белоснежного песка, немного левее вдающаяся в воду острой косой.
Всё это выглядело как сказка, и Шан Цинхуа обязательно бы скинул с себя одежду и искупался в этом манящем источнике, если бы не одно обстоятельство, которое он заметил прямо перед тем, как лампа потухла.
А именно — огромный дракон с изящно изогнутой шеей прямо посередине озера. Дракон, сейчас смотрящий прямо на него своими невероятными, похожими на жидкий огонь синими глазами.
Шан Цинхуа замер, как кролик перед удавом, совершенно не зная, что предпринять. Он так стремился к этой встрече, но оказался абсолютно к ней не готов. Какое-то время ничего не происходило. Они играли в молчаливые гляделки, не двигаясь со своих мест и не предпринимая никаких действий. Когда перед глазами немного поплыло, Цинхуа понял, что не дышал всё это время. Судорожно вдохнув, он закашлялся, чуть не уронил лампу, обжёг об неё ладонь в попытке поймать, снова чуть не уронил, чертыхнулся, практически бросив её себе под ноги и быстро прижал краснеющее на глазах место к губам, сморгнув готовые сорваться слёзы.
Дракон на это лишь фыркнул и расправил крылья. Водяные брызги прокатились по пещере, мгновенно вымочив Шан Цинхуа до нитки, каким-то чудом не затушив лампу. Он рефлекторно отступил на несколько шагов назад, стряхивая воду с лица, и вдруг в ужасе понял, что синие глаза и острые зубы, каждый с его руку толщиной, оказались к нему намного ближе, чем были. И чем хотелось бы когда-либо.
Шан Цинхуа задрожал ещё сильнее, до побелевших костяшек вцепившись в лампу, судорожно пытаясь придумать план действий. Но, как назло, в голову ничего не шло. Дракон фыркнул снова, и мощный поток воздуха ударил Цинхуа в грудь, заставив пошатнуться, и поднял вверх даже потяжелевшие от воды пряди волос.
Обманывать себя было бесполезно. Если дракон решит сейчас напасть, Шан Цинхуа ничего не сможет противопоставить ему. А значит, совершенно глупо погибнет в каменной кишке неизвестной пещеры. Ну или в кишке не каменной — мало ли какая диета у этого дракона.
Клыки клацнули совсем рядом, обдав жаром дыхания, и Шан Цинхуа показалось, что он уже умер. В глазах потемнело, сердце зачастило, воздух словно исчез из лёгких и всего окружающего мира заодно. Думать в таких обстоятельствах не получалось, и Цинхуа среагировал на чистом инстинкте, ухватившись за единственную, совершенно безумную мысль, что настойчиво маячила в голове.
Стараясь не обращать внимание на нависшего над ним дракона, Шан Цинхуа вдруг склонился в самом низком уважительном поклоне, какой только мог себе позволить в таком количестве тёплой одежды, и выпалил на одном дыхании:
— Позвольте мне следовать за вами до скончания дней!
А после совершенно глупо рухнул в обморок.
***
Сознание выплывало из дурманящей темноты постепенно. Как только воспоминания о недавних событиях обрели чёткость, Шан Цинхуа принялся, не выдавая себя, проверять целостность тела и количество духовных сил. Первое оказалось абсолютно невредимым, а вот со вторым дела обстояли хуже. Организм, почувствовав опасность, подключил все возможные резервы и истратил духовные силы на поддержку безопасности находящегося без сознания тела. Совершенно бессмысленную поддержку, если говорить начистоту. Даже при условии встречи за пределами Северного хребта Шан Цинхуа никогда бы не хватило сил справиться с драконом. Эти магические создания всегда были очень могущественны. Считалось, что им подвластны силы природы. Мало кто из заклинателей вообще мог обладать достаточным уровнем совершенствования, чтобы хоть что-то противопоставить против существа, являющегося, по сути, основоположником самой энергии.
Как бы там ни было, даже без духовных сил Шан Цинхуа был ещё жив, цел и даже лежал на чём-то мягком. Осторожно приоткрыв глаза, готовый не увидеть совершенно ничего из-за темноты, царившей в пещерах, он с удивлением обнаружил мягкий дневной свет, проникающий откуда-то сверху. Справа, куда была повёрнута его голова, всё пространство было заставлено многочисленными полками с книгами, свитками и мелкими безделушками
Шан Цинхуа, стараясь даже не дышать лишний раз, осторожно повернул голову и замер в удивлении. Он находился в просторной, светлой комнате с широкой кроватью, на которой, собственно, и лежал. Слева от ложа стоял широкий стол, также заваленный книгами и картами, а над ним, привстав с удобного даже на вид кресла, застыл мужчина.
Его длинные белоснежные волосы водопадом струились до самой поясницы, чуть прихваченные внизу синей лентой. Точёное, словно вырезанное из белого нефрита лицо выражало глубокую степень задумчивости. У мужчины был широкий разворот плеч и узкие запястья, тонкая талия, подчёркнутая поясом. Он был высок и строен, насколько Шан Цинхуа мог судить из своего положения. И необычайно, просто фантастически красив.
Но всё это не отменяло главного вопроса. Кто это, мать его, такой? Что он забыл здесь, где бы это здесь ни было, и куда, собственно, делся до чёртиков опасный —волшебно прекрасный — зубастый дракон?!
Шан Цинхуа, забывшись, дёрнулся слишком сильно, задев собственную сумку, стоящую на кровати у его ног, и та с громким шумом рухнула на пол. Незнакомец медленно поднял лицо и уставился на Цинхуа своими нечеловечески прекрасными, похожими на жидкий огонь синими глазами.
Точно такими же, что и у ледяного дракона.
Шан Цинхуа забыл об осторожности. Завороженный переливами синего пламени в чуть раскосых глазах он придвигался всё ближе и ближе, пока, наконец, не рухнул с кровати вслед за сумкой, больно ударившись локтем и бедром.
Потирая пострадавшие части тела, Шан Цинхуа вдруг услышал фыркающий смешок. А подняв недоумевающий взгляд, обнаружил, что уголки губ незнакомца были чуть приподняты в чём-то среднем между улыбкой и оскалом, обнажая слишком длинные для человека резцы. Шан Цинхуа глупо заморгал, всё ещё не в силах поверить, кто же перед ним.
Тем временем обладатель столь экзотической внешности сложил руки на груди и не мигая уставился прямо на Цинхуа. Его лицо выражало при этом довольно презабавный спектр эмоций, словно он совершенно не представлял, что делать с неожиданным гостем.
Но раз убивать его никто пока не собирался, Шан Цинхуа решил предпринять попытку показать свою возможную полезность. Поэтому быстро поднялся с пола, расправил вздыбившуюся шкуру на кровати и отодвинул свою сумку подальше, чтобы никто за неё больше не споткнулся. Оглядевшись в попытке найти себе новое занятие, Цинхуа понял, что понятия не имеет, что из окружающих вещей можно трогать, а что нет. Поэтому он снова обратил своё внимание на так и стоящего у стола человека — ха-ха, человека! — и, склонившись в почтительном поклоне, решил для начала представиться:
— Шан Цинхуя. Странствующий заклинатель. Счастлив быть вам полезен.
Внутри Цинхуа поднялось странное подрагивающее чувство, почти детское волнение. Словно ему вот-вот должна была открыться великая тайна. Но ничего не произошло. Мужчина с синими глазами молча отвернулся к столу, полностью игнорируя присутствие Шан Цинхуа. И делал это весь оставшийся день. Если свет, льющийся откуда-то сверху, вообще был привязан к смене дня и ночи снаружи.
Шан Цинхуа совершенно не представлял, что ему делать. Он не знал, сколько времени провёл без сознания, и сильно сомневался, что успеет вернуться к лагерю до того, как его проводник отправится в город у подножия один. Пытаться спускаться самому без капли духовных сил было сродни самоубийству. А Цинхуа любил жизнь, пусть иногда и казалось наоборот. Поэтому единственным, хоть сколько-нибудь логичным выходом, казался вариант остаться здесь и попытаться наладить контакт хоть с ледяным драконом, хоть с этим странным мужчиной без чешуи и хвоста.
Оставался лишь вопрос как.
Но Шан Цинхуа не был бы собой, если бы не придумал десятки техник, сотни линий поведения и тысячи возможных разговоров.
Начал он с малого. Старался не отсвечивать и наблюдать. К ночи Шан Цинхуа уже знал часть привычек хозяина этого места. Утром смог приготовить завтрак. И пусть его проигнорировали, но горячий напиток из трав всё же выпили. Как и точно такой же, принесённый где-то в районе обеда. К вечеру следующего дня обладатель самых завораживающих глаз исчез и не появлялся четыре дня. Заскучавший Шан Цинхуа перечитал несколько книг, оказавшихся безумно редкими и древними научными трудами, прибрался на полках, систематизировав все имеющиеся рукописные книги и свитки, и даже составил каталог.
Вернувшийся хозяин посмотрел недовольно, но привычно уже промолчал, лишь кинул на стол свёртки с едой — и откуда только взял? — а утром Шан Цинхуа заметил его изучающим каталог. Которым он потом вполне успешно пользовался.
Когда он исчез второй раз, Шан Цинхуа отправился изучать «окрестности». Небольшой дом, в котором находилась та самая комната с книгами и кроватью, стоял в огромной пещере, пол которой зарос мхом, травой и тонкими высокими деревцами, тянущимися ближе к свету, льющему из огромного круглого провала под потолком.
Провала, в который через три дня опустился сверкающий алым в лучах заходящего солнца ледяной дракон. Опустился, встряхнулся, забавно вздыбив крылья и испустил вокруг себя туманную взвесь. Из которой вышел уже знакомый Шан Цинхуа синеглазый мужчина с завораживающими синими глазами. Абсолютно обнажённый мужчина.
Цинхуа понимал, что бесстыдно пялится, но отвернуться просто не мог, сжигаемый любопытством. Обнажённый торс с широкими плечами и сильными руками, узкая талия, плоский живот — Шан Цинхуа чувствовал, как загораются щёки, но лишь невольно подался ближе. На бёдрах, немного закрывая и живот мужчины, расположились небольшие, переливающиеся всеми цветами чешуйки. Их небольшую россыпь при более внимательном осмотре Цинхуа заметил также на руках и ногах.
Интересно, а хвост тоже есть?
Мужчина, совершенно не смущаясь внимательному, практически прожигающему его взгляду, подошёл к лежащей на большом плоском камне стопке одежды и принялся одеваться. Он облачился в белые нижние одежды, надел сапоги, накинул ханьфу, отточенным движением подвязав пояс, подхватил накидку с меховым воротом и только после этого пошёл прямо к Шан Цинхуа. Тот замер, совершенно не понимая, что он должен делать. Поприветствовать? Просто поклониться? Заговорить? Но что спросить? Его накажут за любопытство? Или как обычно проигнорируют?
Однако пока Шан Цинхуа судорожно размышлял, мужчина прошёл мимо него, направляясь ко входу в дом. Но у самых дверей притормозил, чуть повернул голову и, сверкнув мистической синевой глаз, бросил:
— Приготовь мне ужин, — его хриплый, будто давно не используемый голос, тем не менее звучал для Шан Цинхуа как музыка.
Его наконец признали. Получилось. Он доказал свою полезность. А значит теперь он точно... что? Выживет? Несомненно. Станет незаменимым слугой? Наверняка. Но достаточно ли ему этого, или он хочет чего-то большего? Не он ли проводил бессонные ночи, сидя у кровати дракона, не в силах оторвать взгляда от его идеальных немного резких черт? Не он ли из последних сил сдерживался, чтобы не прикоснуться к шелковистым даже на вид волосам, белоснежной коже или слишком густым ресницам? К чему приведут все эти бессонные ночи и обжигающие сцены, всё чаще преследующие его по ночам? Сможет ли он подавить эти странные чувства или погибнет, не справившись с влечением? Или... быть может... есть ли у него шанс?...
Ох... Подумать только! Ха-ха! Что за мысли?!
— Я приготовлю самый вкусный ужин, мой господин! — пряча полыхающее лицо за занавесью волос, склонился в низком поклоне Шан Цинхуа.
— Мобэй.
— Что? — от неожиданности Цинхуа выпрямился, словно проглотил палку для наказаний, и уставился на дракона.
— Можешь называть меня Мобэй-цзюнь, — бросил он, и скрылся за дверями, не успев заметить шального блеска в глазах Шан Цинхуа, его покрасневших щёк и радостной, широкой улыбки.
Неужели шанс забраться в душу этого создания всё же есть?
С трудом подавив улыбку, Шан Цинхуа подхватил свертки и тушу овцы, оставленных на полу пещеры, и вернулся в дом. Мобэй-цзюнь устало лежал на ложе и читал одну из своих многочисленных книг. Но когда Цинхуа разложил принесённый провиант и принялся за готовку, он то и дело ловил внимательные задумчивые взгляды, бросаемые на него Мобэй-цзюнем. Сердце предательски колотилось, щёки порывал румянец, а руки подрагивали. Но Шан Цинхуа чувствовал, что счастлив. Чувствовал, что может быть ещё счастливее.
Так началась странная, местами неловкая и совершенно сумбурная жизнь ледяного дракона и бродячего заклинателя.