— Здравствуй, Сацки! Ты уже собрана? Я готов выходить!

— Привет, Дай-чан! Уже? Так быстро? Тогда я через минут десять буду, встречаемся на месте!

— Хорошо, тогда до встречи!

— Да, давай!

Аомине Дайки положил телефон в сумку и крикнул:

— Мама, я ухожу!

— Дайки, погоди! — из кухни донёсся голос и оттуда тотчас же вышла женщина, вытирая руки о небольшое полотенце с цветочным узором.  

— Сынок, постой… Хочу тебя поцеловать перед тем, как уйдёшь, — она улыбнулась, поспешно подошла к сыну и обняла его. — Спасибо тебе за утреннюю помощь на кухне.

— Ну мааа… — протянул Аомине, но тоже расплылся в улыбке. Он наклонился и послушно подставил щеку для поцелуя. — Ну что ты, в самом деле, я ничего такого не сделал… Подумаешь, бенто сам себе приготовил…

—Ага, бенто. И мне помог с завтраком, и посуду вымыл. Не сын, а золото… — она ласково погладила руку Аомине. Не особо привыкшее к таким нежностям, ибо вообще-то не давалось так просто тискать себя по утрам, так как постоянно впопыхах собиралось и опаздывало, «золото» даже смутилось:

— Ну всё, мама, я пойду, Сацки уже ждёт, наверное… Хорошего дня тебе.

— Спасибо. И тебе, Дай…

Через две минуты Аомине уже перебегал на другую сторону улицы по зебре, кинув беглый взгляд по сторонам, дабы не быть сбитым в самом расцвете сил каким-нибудь шумахером с сигаретой в зубах, фальшиво подпевающим под громкую музыку в салоне автомобиля. Возле булочной с незатейливой вывеской «Любимая выпечка» Аомине и остановился: это было их место встречи с Момои перед школой. Не успев даже рассмотреть витрину со сдобой как следует, он услышал знакомый голос:  

— Дай-чан!

Аомине обернулся: знакомая фигурка с розовыми волосами мчалась к нему, придерживая на бегу сумку.  

— Сацки! — помахал ей в ответ Аомине.  

— Фух, спешила! Дай-чан, а ты вовремя! — воскликнула Момои, притормозив возле булочной.

— А чего мне опаздывать? — улыбнулся ей в ответ Аомине. — Я проснулся на час раньше будильника и не валялся, а встал и даже сделал зарядку. — Момои повернула к нему голову, чуть сбавив шаг. — Затем распределил время на завтрак, приготовление бенто и на сборы. Ещё помог маме с грязной посудой и готовкой. А всё это успел, потому что — что?.. Правильно — не дрыхнул до второго пришествия. Как говорится, кто рано встаёт, тот проспавших не ждёт… А ещё я дежурный по журналу сегодня, поэтому надо прийти ран…

Тут он прервался и кинулся ловить Момои, которая споткнулась не то о ямку, не то об эти странные слова, которыми так непринуждённо сыпал Аомине. Взмахнув руками, словно крыльями, она уже готова была растянуться на сером тротуаре, красочно ободрав себе колени, но форвард воспротивился такому повороту событий и среагировал с поразительной скоростью, ловко подхватив Момои.

— Спасибо, Дай-чан… Ещё бы чуть-чуть… Фууух… Приготовление бенто? Я не ослышалась — ты сказал, что сам готовил еду? — спросила Момои, выпрямляясь уже на своих двух. — Ещё и рано встал?

— Ну да. А чего ты так удивляешься? Ничего странного в этом не вижу. Я даже два бенто приготовил, а не один: хочу угостить Рё.

— Это того, который постоянно извиняется?

— Того самого. Вообще он хороший парень, просто стеснительный…

Момои немного растерянно слушала рассказ о том, как Рё вкусно делает лимоны в меду и как по-братски делится едой и домашкой, и думала, что вряд ли, конечно, голову Аомине вдруг посетил космический разум, который подвигнул парня на столь несвойственные для него действия, зато, без сомнения, могла посетить вселенская глупость. Уж она-то точно пробудила бы у форварда скрытые способности. Кто знает, подумалось Момои, из-за чего вдруг форвард так изменился, может, поспорил с кем…

— Дай-чан, — вклинилась она в повествование друга примерно в том месте, где он расписывал, как Сакурай краснеет, когда он, Аомине, опирается на его плече сзади и выуживает сосиски-осьминожки из бенто. — Дай-чан, я вообще хотела попросить тебя прийти сегодня на тренировку: скоро ведь отборочные — надо присутствовать, а то тренер злиться, да и капитан Имаёши…

— О, тренировка! — так восторженно воскликнул Аомине, что Момои невольно вернулась к мыслям о споре и начала подозревать, не на Харикиту ли Май в живом виде он поспорил. — Любимый баскетбол! Сацки, как ты могла вообще подумать, что я пропущу?

Момои неуверенно глянула на него:

— Дай-чан, — сказала она, — но ты же постоянно пропускаешь…

— Значит, больше не буду… Всё, я решил! — форвард сжал кулак, потрясая им в воздухе, и фанатично блеснул синими глазами. — Сацки, решил, больше не пропускаю — вот моё слово! А я своё слово держу… Сацки, что ты такая невесёлая? Ну давай, улыбнись! А хочешь, я тебе анекдот расскажу? Сегодня утром прочитал. Оказывается, в нашей газете есть такие классные анекдоты, целая колонка. Вот послушай…

— Дай-чан, ты ведь терпеть не можешь анекдоты…

— Ну прям уж терпеть не могу… Сацки, а я ведь специально для тебя запомнил… — с укором сказал Аомине.

— Ну если так, то рассказывай.

— На луг выбежала пастись стайка ёжиков. Главный ёжик такой говорит, довольно почёсывая брюшко: «Ну, и чем мы ёжики не кони».

У Сацки перед «анекдотом» ещё теплилась надежда, что авось будет смешно, но Аомине безжалостно срезал все чаяния на корню, выдав эти пару строк совершенно безэмоциональным тоном. С таким же успехом можно было объявить следующую остановку — разницы в интонации не было.

— …

— Сацки, «чем мы ёжики не кони», ну? — Аомине выразительно посмотрел на Момои.

— Да… да я не знаю, — захлопала она глазами.

— Это не вопрос был… Не поняла ты анекдот, не оценила моих стараний, эх… Ладно, мы уже пришли, мне надо за журналом бежать. Увидимся, Сацки!

— Увидимся…  

Момои облегчённо вздохнула: новоиспечённому юмористу только приговор на суде зачитывать, а не шутки шутить. Хорошо, что дошли как раз до школы, а то слушать анекдоты от Аомине — то ещё занятие: обхохочешься, но только наоборот. Но чем бы дитя не тешилось, лишь бы не руками — пускай уж небылицы балагурит, чем ходит с недовольной рожей.

Она остановилась в холле и посмотрела вслед мелькающим подошвам чёрных туфель форварда. «А ведь замыслил же что-то паршивец, — подумала Момои. — Обложился с утра добродетелями, как старушка грелками. И даже мне не признался скрытный гангуро*, родненькой подруге и словом не обмолвился, с чего вдруг ему понадобилось перевоплощаться в Тецу…». Сравнение с распасовщиком всплыло на ум само собой, и от этого она чуть не плюхнулась на задницу прямо на пол. Точно! Он копирует Тецу! Теперь понятно, где собака зарыта и чьей лопатой копали яму. Довольно ухмыльнувшись, Момои решила подождать до перемены, дабы огорошить Аомине своей догадкой.

***
 

Взяв журнал из учительской, Аомине направился в класс: первым уроком была история Японии. Только собрался было форвард повернуть за последний угол, как почувствовал в области таза до боли знакомые ощущения, которые часто появляются в самый неподходящий момент: ему так срочно приспичило в туалет, что сдерживаться было просто не по силам. Даже Аомине. Мысленно чертыхнувшись, он рванул со всех ног — надо же было дома выпить молока, знает ведь, что у него не особо дружба-жвачка с лактозой, так нет, поддался соблазну двух стаканов молочного коктейля. Теперь, как говорится, получи деревня трактор, распишись за паровоз.

Поставив размашистую длинную роспись, Аомине довольно вымыл руки и лишь тогда понял, что звонок на урок уже был. И как он его не услышал?! Лицо форварда исказилось гримасой не то чтобы испуга, но такого шока, словно это был звонок на отбывающий Ноев ковчег, и он сейчас опоздал. Аомине кинул совершенно дикий взгляд в зеркало, но оттуда нельзя было ждать помощи: оно было отнюдь не магическим и не могло перенести форварда во времени, оставалось лишь уповать на проворство своих ног.  

Аомине схватил сумку и журнал, прижав последнего к себе, как бабушкино завещание на наследство, и урвал со всей имеющейся у него прытью в класс. Промчавшись по пустому коридору тёмным ураганом, форвард наконец увидел заветную дверь. Едва успев притормозить и только чудом не врезавшись лбом в манящие белые створки, Аомине остановился и попытался хоть немного отдышаться. Собравшись с духом, он осторожно постучал в дверь.

— Сэнсэй, разрешите войти? — виноватое смуглое лицо вежливо просунулось в дверную щель.

— Аомине? А я-то думаю, где наш журнал запропастился, — пожилой учитель слегка улыбнулся и у парня немного отлегло от сердца и упало в ноги. Медленно ступая, перенервничавший Аомине положил искомый предмет на учительский стол, с невероятным облегчением избавившись от оного.

— Прошу меня извинить, сэнсэй, я… мне срочно нужно было отлучиться по личному вопросу, не терпящему отлагательств, но журнал был в целости и сохранности, я ручаюсь. Его никто не трогал и не открывал, можете быть уверены, он всё время был при мне, — отрапортовал Аомине учителю и почтительно склонил голову.  

Листы медленно выскользнули из рук сэнсэя и с тихим шелестом разлетелись по полу, устлав собой несколько метров перед партами, а ручка укатилась где-то под ноги ученикам. Аомине кинулся их собирать, а по классу прокатился небольшой гул удивлённых голосов.

— Я тебе верю, — рассеяно сказал учитель. — Всё в порядке… — Форвард подобрал все листы и с покорнейшим видом протянул их сэнсэю. — Спасибо, Аомине, — учитель наконец смог рассмотреть, какого же цвета глаза у его ученика, который обычно либо спал на уроке, либо с таким видом сонно щурился, словно всю ночь перед этим вагоны разгружал.

— Прежде чем продолжить тему вчерашнего урока, давайте немного повторим пройденное. Так, кто у нас сегодня будет отвечать… — учитель одел очки и начал выискивать жертву по школьному журналу. Каждый ученик в такой момент вспоминал об одном заклинании, которое, по старым преданиям, должно было отпугнуть взор учителя от фамилии заклинавшего. И когда сэнсэй будто нарочно медленно вёл пальцем по длинной колонке, в классе все, как один, зашептали — кто себе под нос, а кто мысленно: «Только не меня, только не меня, только не меня…»

— Сэнсэй, можно я?

Учитель оторвал глаза от журнала и удивлённо посмотрел на желающего.  

— Аомине?.. Конечно, можно, — он убрал палец с листа, и все облегчённо вздохнули: а работает ведь заклинание, как-никак! — Расскажи нам тогда про деяния сёгуната в эпоху Эдо, пожалуйста. И для начала напомни всем, почему данная эпоха имеет такое название.

— В 1603 году император дал военачальнику Токугаве Иэясу титул сёгуна и создал новый сёгунат в городе Эдо. Период существования данного правительства самураев принято называть эпохой Эдо.

Довольный ответом учитель закивал, и Аомине продолжил повествование. Он хоть и спал зачастую на уроках истории, но всё же имел некий интерес к данному предмету, правда, не имел желания читать заданное домой. За исчерпывающий ответ форвард был усажен на место с довольной моськой, получив хорошую оценку и благодушный взгляд учителя. Аомине подумал, что у него, наверное, фантастическая память, раз он так хорошо запомнил тему прошлого урока.

Спросив ещё несколько человек по домашнему заданию, учитель, наконец, удовлетворился, и урок продолжился в своём привычном размеренном темпе.

Как только прозвенел звонок на перемену, Аомине крикнул Сакураю:

— Рё, не уходи, пожалуйста, мне нужно тебе кое-что сказать!

— А… Аомине-сан… — подскочил тот от неожиданности, роняя тетрадь.

Аомине подошёл и, улыбаясь, протянул ему небольшую коробочку:

— Рё, я приготовил тебе бенто в благодарность за то, что ты меня всегда угощал обедом. Вот, возьми…  

— И-извините! Аомине-сан… Бенто? Мне?

— Да, Рё, тебе. Я захотел сделать тебе приятно, я старался, чтобы получилось вкусно. Так что прошу принять это угощение от меня… — Аомине снова ткнул судком в сторону обалдевшего одноклассника и немного наклонился вперёд. У Сакурая внезапно опустела голова — все мысли с утихающим топотом её покинули, разбегаясь кто куда и прячась по закуткам черепной коробки. Увидеть поклонившегося Аомине было равносильно коту, самостоятельно научившегося нажимать на слив бачка унитаза.

— Аомине-сан… Мне?.. — он затрясся, как заячий хвост и замотал головой: — Нет, нет! Я не могу принять, извините! Извините!

— Рё, я специально для тебя приготовил, возьми… Я от всего сердца… Ну же… — форвард склонился ещё ниже.

Сакурай, приманив удравшие мысли обратно в кучу, пытался понять, с чего вдруг Аомине стал к нему таким добреньким. Пока форвард был в позе, Сакурай пришёл к выводу, что надобно принять презент, пока тот не сменил милость на гнев, а поклон на затрещину. В гневе смуглолицего лицезреть совсем не хотелось: ему, Сакураю, жизнь пока дорога. Хотя бы как память, в конце концов.

— Извините… Аомине-сан… Спасибо за бенто, это так неожиданно! Извините! Спасибо! Извините за то, что Вам пришлось готовить! Извините!

— Да не извиняйся, Рё, я сам хотел, — молвил форвард, передав наконец судок в трясущиеся руки «сумимасена»**. — На здоровье!

***
 

На уроке химии Аомине опять вызвался отвечать. За энтузиазм сэнсэй похвалил, но сказал, что Аомине нужно лучше подготовиться, и только из-за проявленной инициативы он не поставит плохую оценку, но спросит в следующий раз. Огорчённый форвард сел на место с обиженным лицом: он-то думал, что тема про азотсодержащие органические соединения будет у него от зубов отскакивать. И как так несправедливо получается: вчера готовился, читал, даже местами увлекало, а в итоге всё забыл.

На географии он решил проверить свои силы на знание стран Африки — это было домашним заданием. Но опять двадцать пять. Выбрав для ответа Замбию, он уверенно смешал её географические данные с Зимбабве, а президентом поставил кубинского революционера. Учитель молча терпеливо выслушал вдохновлённо повествующего ученика, затем поблагодарил за такой познавательный рассказ: дескать, авторская версия Аомине ему очень понравилась, жаль, только не имеет она ничего общего с выбранной страной. Хотя нет, всё же имеет — название. Одноклассники смеялись, уже не сдерживаясь, а форвард был подавлен: странная всё же у него память, раз услышанное на прошлом уроке держит в голове, а с прочитанным вечером так легко и беспечно расстаётся.

После географии одноклассницы попросили его, как самого высокого парня в классе, помочь поснимать все учебные пособия с верхних полок шкафов-небоскрёбов в подсобке. И Аомине всю перемену торопливо доставал запыленный инвентарь, сняв чёрный гакуран и оставшись в рубашке с закатанными рукавами. Вид обнажённой части его жилистых рук приводил женскую половину класса в трепет, и они наперебой принимали от парня пыльные предметы, отправляя ему взамен восхищённые взгляды и улыбки.

Когда уже порядком проголодавшиеся школьники к концу четвёртого урока уже готовы были откусывать понемногу свои пальцы, к счастью, прозвенел звонок, и наступила долгожданная часовая перемена на обед. Аомине договорился пообедать вместе с Момои, поэтому схватил сумку и был таков. Через пять минут он уже сидел рядом с подругой на скамейке и с аппетитом уплетал собственноручно приготовленную еду. Было реально вкусно, не намного хуже, чем у мамы. «Офигеть, — подумал Аомине, — чего я раньше себе не делал бенто?»

— Дай-чан, а я знаю твой секрет, — сказала Момои, хитро прищурившись и ловко подцепив палочками кусок тамаго.

— М-м-м… — промычал с набитым ртом форвард и закивал. — Это какой же?

— Такой! Будто сам не знаешь, ещё и спрашиваешь.

— Не знаю я никакого секрета, Сацки, — хмыкнул Аомине.

— Бессовестный Дай-чан, не рассказать подруге, как не стыдно… Пришлось самой догадаться.

Аомине в недоумении уставился на неё, не забывая активно работать челюстями.

— Дай-чан, думаешь, я не заметила, как ты утром себя вёл?

— Это как же? — спросил форвард, откусывая кусок котлеты.

— Ты готовил дома еду, был очень вежлив, мил, побежал вприпрыжку за журналом… Мне продолжать?

— Да я… не пойму… к чему ты клонишь… — прожёвывал форвард.

— Дай-чан! Прекрати прикидываться шлангом! Ты что, поспорил с кем-то, что сможешь пародировать Тецу? Или может с самим Тецу, а?..

— Пародировать Тецу? Сацки, ты это о чём? — Аомине в непонимании сдвинул брови.

— Я же всё вижу! Признайся ты, наконец! — Момои чуть не выронила судок от нетерпеливости.

— Сацки, — Аомине даже есть перестал и внимательно на неё посмотрел. — Ты же меня знаешь: я всё тебе рассказываю. Ты же моя подруга. Даже про ту девчонку с параллельного, которая мне…

— Ой-ой, — замахала руками подруга, — не надо напоминать мне про неё, Дай-чан, не надо… Но ты другой сегодня, я же вижу. Ты стал очень похож на Тецу в некотором роде, — сказала она осторожно. — Но если ты не копируешь его, и я ошиблась в своих предположениях, то… то с чего такие перемены в тебе?

— Честно, Сацки, я не понимаю, о каких переменах ты говоришь и при чём тут Тецу… Ну честное слово, не понимаю. Зуб даю! Какой выберешь? — рассмеялся форвард.

— Да ну тебя! Шутник!

***
 

— Я же вам говорил, что он придёт сегодня… — вполголоса пробормотал Сакурай, когда Аомине зашёл в раздевалку без пинков под зад, весьма удивив сокомандников.  

— Всем привет! Как же поиграть хочется… — радостно улыбнулся Аомине.  

— Привет, Аомине. Рад, что ты пришёл на тренировку, — сказал Имёши.

— Имаёши-сан, а как иначе? Я не мог не прийти — это ведь любимый баскетбол!

— Ах, ну да, ну да…

Удивляясь и посмеиваясь, ребята вскоре переоделись и ушли в спортзал. Сегодня тренировались полным составом, так что народу в зале хватало. Тренер Харасава погонял парней на разминке, затем разбил на пары для отработок баскетбольных приёмов. Побегав хороший час в быстром темпе, у парней не то что тело, а и зубы вспотели, но тренеру было недостаточно. Сегодня он вознамерился выжать не только все соки со своих подопечных, но и вытрясти все калории, честно съеденные за день.  

После часовой отработки он дал десять минут на отдых запыхавшимся баскетболистам, а затем поделил их на две команды. Он хотел так «отполировать» своих игроков, чтобы они утерли всем нос на Зимнем Кубке.

Выпущенной из клетки птицей Аомине радостно порхал по залу, не в силах расстаться с оранжевым шариком. Он тренировался, как проклятый за тяжкие грехи, но от удовольствия не ощущал ни проклятия, ни даже пола под ногами. Он чувствовал такой душевный подъем, словно впервые попал в кольцо и от этого казалось, что он вот-вот взлетит если не до небес, то до потолка как минимум. Форвард уже и забыл о таком всепоглощающем экстазе от игры.

После передышки Аомине перехватил мяч у соперника из второго состава, крутанулся на месте и сделал свой бесформенный бросок. Мяч плавно пролетел над головами и аккуратно отскочил от кольца, не возжелав попасть внутрь. У форварда чуть сердечный приступ не случился от увиденного. Даже тренер встал со скамьи. Все, кто увидел сие фиаско, остановились и переглянулись между собой. Аомине снова попытался сделать тот же бросок и опять неудача. Его аж в жар кинуло.  

Он перепробовал всяческие ракурсы, становился под кольцом, сбоку и перед ним, подпрыгивал выше и ниже, но мяч по-прежнему упорно отказывался влетать в заветное отверстие. Форвард плюнул на гордость и сделал обычный бросок прямо перед кольцом за пару метров, и лишь тогда попал. Так он в детстве закидывал, ага. Где его бесформенный?! Словно и не было вовсе…

Страданиям Аомине не было предела. Хотелось кричать от злости и плакать от отчаяния, хотелось и того, и другого одновременно. Сокомандники совершенно не понимали, что происходит, тренер уже готов был поверить в какую-то порчу, но никто не мог постичь глубину горя форварда. Ведь бесформенный бросок — это неповторимая фишка, визитная карточка. А теперь что-то произошло с его руками, и Аомине сейчас знал точно лишь одно: ему нужна Момои.

— Тренер, — подал голос форвард. Прозвучало так жалобно, что захотелось погладить его по голове и угостить мороженым. — Я… у меня… что-то не так со мной, я не знаю… Можно мне уйти?

— Да я вижу, Аомине. Надеюсь, что это временное явление и завтра ты уже будешь в строю. Иди, конечно, только смотри не занимайся глупостями.

— Аомине-сан, всё будет хорошо, Вы только не переживайте, всякое бывает! — крикнул Сакурай.

Остальные тоже подкинули какие-то слова ободрения, и форвард кивнул, скривившись, как от физической боли. Конечно, легко им говорить, это не они вдруг стали почти беспомощным и бесполезным «асом» из Академии Тоо. Вздохнув, Аомине вышел из спортзала. Если чуть больше часа тому назад он на крыльях летел сюда, то сейчас полз, словно к ногам ему привязали по булыжнику и строго-настрого наказали не снимать. Чувствуя себя раздавленным больше, чем таракан тапкой, он поплёлся в раздевалку.

***
 

— Дай-чан, ты правда больше не можешь использовать свой бросок?  

Ответом ей послужил лишь глубокий вздох. Момои не стала сыпать соль на рану и приставать с расспросами.

— Слушай, давай так поступим. Ты сегодня отдохнёшь хорошо, выспишься, а завтра посмотрим, как оно будет — утро вечера мудренее.

— Думаешь, что за ночь я научусь снова? Для этого мне потребуется не одна ночь… — горестно сказал Аомине, встал и взял сумку. — Сацки, спасибо, что выслушала, я уже успокоился чутка, правда. Вены вскрывать не буду, с окна выпрыгивать тоже — не переживай, мне надо хорошенько всё обдумать, как так получилось и почему, это какая-то мистика, честное слово…

Момои кинула взгляд на друга: последнее прозвучало уж очень странно, учитывая полное неверие Аомине ко всякого рода сверхъестественным вещам.  

— Может, всё-таки у меня заночуешь?

— Нет, спасибо, Сацки, ты очень милая. — Щёки Момои порозовели. — Но я лучше дома, так я смогу спокойно поразмыслить.

— Ну хорошо, Дай-чан. Если тебе стало получше, то пойдём уже домой…

И они медленно побрели в сумерках, уже почти не разговаривая по пути, и вскорости их дороги разошлись возле того самого пешеходного перехода.

Момои повернула за угол и посмотрела на наручные часы: время было довольно позднее, и она быстрее зашагала домой — не предупредила родителей, что задержится, как бы отец сейчас не стал названивать. И вдруг, словно прочитав её мысли, зазвонил мобильный, громко распевая задорные строки из песни о шоколаде. От неожиданности Момои так и подпрыгнула: надо же, мысли материальны всё-таки, надо быть аккуратней, а то в другой раз подумает так о контрольной перед уроком — оно ей надо?

Но на слепящем глаза белом экране высветился незнакомый номер, а не отцовский.

— Алло, — приняла она звонок.

— Привет, Момои. Это Химуро Тацуя, друг Мурасакибары Ацуши. Помнишь меня?

— Привет. Химуро?.. Ах, да, помню, ты из школы Йосен?

— Да, мы одноклассники с Ацуши. Извини, что так поздно звоню, я хотел завтра, но потом подумал и… набрал.

— Мгм… Я тебя слушаю, — Момои остановилась неподалёку от своего дома и прислонилась к столбу.

— Тут такое дело…

Химуро коротко и по сути пересказал историю Мурасакибары и свой разговор с Тайгой. Услышав про Куроко, Момои была потрясена, но затем тоже живописала события дня сегодняшнего, не преминув акцентировать внимание на главном — броске Аомине, а вернее, его утрате. 

Они с Химуро пришли к выводу, что всё же странные дела творятся с Поколением Чудес и с этим нужно что-то делать. Теперь уже Момои приняла эстафету от Химуро, пообещав сообщить Акаши — уж кто-кто, а капитан должен найти выход, это же его воспитанники, пускай разруливает. Если, конечно, и с ним чего подобного не приключилось.  

Момои медленно прошла остаток дороги до дома, догадываясь о том, что присказка «утро вечера мудренее», скорее всего, не сможет помочь Аомине. Посмотрев на телефон, она секунд десять подумала, затем быстро набрала сообщение и отправила его Акаши.