— Ты знаешь, что такое свобода?

Я ухмыляюсь.

— Свобода — это когда ты не чувствуешь границ, не чувствуешь расстояния, и всё, что может тебя сдерживать, становится незначительным, маленьким и совсем неощутимым, — он щурится, глядя на залитое золотом солнца небо, замолкает и улыбается. — Свобода — это небо. Там нет ничего, кроме безмятежности, и ты окунаешься в эту лазурь. А там тишина, представляешь. Тишина и больше ничего. Слышишь как твоё сердце стучит в груди. Быстро-быстро, — прислоняет сжатую в кулак ладонь и отбивает ритм по коричневой коже куртки. — Вот так: тук-тук, тук-тук. Волнение. А внизу лишь маленькие точки — домишки или люди… или танки. Вот что ты видишь здесь, в пехоте?

Пожимаю плечами, срывая тонкий стебелёк и, покрутив между большим, указательным и средним пальцами, зажимаю зубами, раздумывая. И правда, что я вижу? Огонь вижу, разруху, как Смерть хохоча танцует посреди выжженной земли, изрытой оспинами от снарядов. Я вижу тела своих погибших товарищей, что были в первых рядах, лежащих распластавшись на чернозёме, но не останавливаюсь, рвусь вперёд, перешагивая бездыханные тела. Гарь и копоть от чадящих танков жжёт горло, выжимая из глаз слёзы, уши давно заложило от взрывов, грохочущих в метрах ста. И рёв самолёта. Длинные очереди вспарывают землю, заставляя падать ничком, закрывая голову, винтовка оттягивает плечо, натёртое ремнём. Я вижу ад.

— А там, наверху, всё не так, как здесь. Там всё кажется таким незначительным, простым. Ни криков, ни взрывов, просто гул мотора, панель и шипение в шлемофоне. А знаешь, что самое интересное? — я киваю, зажмуриваясь и ложусь на расстеленную куртку, подпирая рукой голову. — Это бой. Он не такой, что у вас. Он интереснее. Здесь всё один-на-один. Либо ты, либо тебя. И делай что хочешь, но этого подонка должен сбить. И это тебе не с гранатой под танки кидаться, здесь тонкость нужна, глазомер.

Сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть. Глазомер. Снайперы, вот у кого глазомер, а лётчики — это баловство. Сидишь в кабине и всяческими финтами своего противника пытаешься достать.

— Вот, к примеру, сидишь ты в засаде, тебя не видят, ты и ударить можешь, и «языка» схватить, а в небе не скроешься. Разве что в тучах, так и тучи не всегда бывают. В небе идёт честный бой.

Я поднимаюсь, цикаю языком и отрясаю свою куртку, не обращая внимания на Стива. Пилоты все такие, им бы небо да крылья, они своими жизнями рискуют лишь когда действительно бой серьёзный. Мне не обидно, просто смешно. И всё же поднимаю глаза на небо и смотрю в эту безмятежность, вдыхая свежий ветер, что принёс аромат полевых цветов. Кажется, что война далеко, но это не так. И первые залпы орудий заставляют это ощутить.