Летом 2016 года Darkhaus готовились к презентации второго студийного альбома. Пора фестивалей уже завершилась, и можно было заняться непосредственно новой пластинкой. Первый сингл и примерная дата его релиза уже были выбраны, но оставалось только создать видеоклип для этого самого сингла.
Договорённости с лейблом и компанией, которая занималась съёмками, уже были улажены, и оставалось только всем явиться в нужное время и в нужное место, чтобы наконец совершить задуманное.
Все участники группы уже находились в Гамбурге и были в предвкушении грядущего дня. По стечению обстоятельств Кен остался ночевать тогда у Руперта. Его нисколько не смущало присутствие вокалиста, даже наоборот оно приносило некоторое приятное удовольствие.
Кенни был как взращённый Darkhaus ребёнок. Он был каким-то совсем другим, непохожим, быть может, даже особенным и… милым? Наверное, да. Худой и бледный рокер из Британии, как говорил когда-то сам Руперт, стал однажды отличной находкой для группы, а теперь уже неотъемлемой её частью.
За ночь до начала съёмок у Кена случилась бессонница. Само собой, роль сыграла акклиматизация, ведь разница во времени между Джексонвиллем и Гамбургом немалая. Долгий перелёт через океан, несомненно, утомил его, но сон упрямо не шёл даже из-за усталости. Главной причиной скорее было волнение.
– Ты чего не ложишься? Поздно уже.
– Не хочу: сна ни в одном глазу, – Кенни сидел на кухне, не зная, чем себя занять.
– Что-то случилось?
Вокалист не знал, что ответить. Ведь подобные вещи как съёмки клипа происходили в его жизни далеко не первый раз. С одними только Darkhaus это был уже четвёртый. Но всё равно присутствовал какой-то странный мандраж.
Руперт прошёл глубже в кухню и сел напротив.
– Как бы завтра дождь не пошёл, – Кен опасливо посмотрел в окно, за которым в темноте мерцали огни Гамбурга. На часах уже было за полночь.
Начало съёмок назначили на вторую половину дня: сначала планировали сделать часть-перформанс со всей группой и фаерщиками в пещере до начала заката. Далее Маттео решил отснять основную сюжетную линию только с Кеном, а под вечер уже и вернуть в кадр всех остальных.
– Я думаю, что будет всё как надо: в прогнозах ничего не было про осадки.
– Но вечер облачный…
Руперт понимал, что разговор о погоде – просто ни о чём, он был прикрытием чего-то. Но австриец не стал докучать расспросами, потому что, если Кен захочет, он расскажет всё сам.
На несколько минут повисло молчание. Стало слышно, как на стене тикали часы, за окном шумел ветер и жил своей ночной жизнью город.
– Я волнуюсь, – Ханлон всё-таки подал голос.
– Почему?
– Я не знаю. Просто душа не на месте. Ведь ничем не выделяющееся событие: всего лишь съёмки клипа. Не первый раз это случается, но… – шотландец продолжал смотреть в окно, и слегка поёжился будто от холода.
Вдруг послышалось негромкое хлопанье дверец кухонных шкафов и стук посуды.
– Что ты делаешь?
– Хочу немного поднять тебе настроение, – Руперт слегка улыбнулся и начал доставать из холодильника и шкафов разные продукты: муку, масло, яйца, сахар, абрикосы… и дальше по рецепту, который уже несколько лет хранился в его голове.
– Ты серьёзно собрался в такое время готовить? – Кен даже посмотрел на часы для верности своего недоумения.
– А что такого? Мия уже привыкла, и её это даже не беспокоит.
– Что именно? Что ты лунатишь по среди ночи и готовишь что-то постоянно?
– Ну не постоянно уж… и вообще, с меня хватит шуток про то, что я якобы постоянно ем. Готовка – это перебор, – австриец сделал наигранно обиженное лицо и начал активно замешивать тесто в чашке. Металлический венчик ритмично постукивал о стенки пластмассовой чашки, не успевая увязать в густой массе из масла и сахара. В какой-то мере это совершенно простое действие завораживало.
– Извини, – Кенни на минуту задумался и отвёл взгляд. Над его коллегой и правда очень часто шутили на тему еды, но он сам даже ни разу не задумывался, что Кеплингера это может задевать.
Тем временем в чашку уже были добавлены все остальные ингредиенты для теста, тщательно перемешаны и убраны в холодильник.
В дело пошли абрикосы. По кухне поплыл сладкий приятный запах, а на разделочной доске появились капельки сладкого сока. Руперт быстрыми короткими движениями доставал из плодов косточки, а на их место клал кусочки сахара.
– Что это будет, если не секрет? – Кенни с всё большим интересом наблюдал за австрийцем. Процесс и правда завораживал, хотя состоял из совершенно незатейливых действий.
– Wachauer Marillenknödel.
– А по-английски можно? – шотландец слегка приподнял бровь с несколько недоумённым видом.
– Абрикосовые клёцки из Вахау. Тебе понравится.
– Не сомневаюсь в твоём мастерстве нисколько, – Кен улыбнулся и снова отвернулся к окну, погружённый в свои мысли.
Руперт бросил обеспокоенный взгляд в сторону друга и вернулся к готовке. У него было какое-то странное чувство, которое колючим комочком неприятно ворочалось внутри. Всё-таки он переживал за Кена, надеялся, что с ним не случилось ничего плохого.
Когда австриец ставил кастрюлю с водой на плиту, на часах было около часа ночи. Кенни всё же собрался с силами и решил излить гитаристу душу.
– Руперт, у тебя было такое, что жизнь потеряла смысл?
– В смысле? – Кеплингер был ошарашен таким вопросом и даже боялся предположить, что крылось под ним.
– В прямом. Когда не видишь смысла что-то делать, двигаться дальше. Когда ничто не может тебя вытащить из этого состояния: ни семья, ни работа, ни друзья – ничего.
– Я даже не знаю… – повисла тишина, нарушаемая тихим бульканьем закипающей воды в кастрюле. Руперт добавил туда щепотку соли и продолжил: – Наверное, я с подобным сталкивался, но не думаю, что это доходило до таких крайностей.
Кенни тихо вздохнул с неким разочарованием. В таком случае объяснить, что лежит на душе, будет немного труднее.
– Я боюсь, что не справлюсь завтра со съёмкой.
– Почему? Из тебя получается прекрасный лирический герой. Один только клип на Side Effect of Love чего стоил.
– Да, я это помню, – Ханлон слегка улыбнулся, вспоминая ночные съёмки в Лос-Анджелесе. – Это мой любимый клип из тех, что мы сделали. Но…
– Что такое? Что тебя тревожит? – во время размышления над вопросами Кена Руперт уже слепил из теста клёцки и приготовился их варить.
– Сейчас я боюсь не справиться. Сюжет, который придумали для клипа, отсылает меня к трудным временам, и я поддаюсь тому настроению. Кажется, что снова затягивает, мало того, ещё и добавляется сверху.
– Я понял, о чём ты. – гитарист опустил несколько клёцок в кастрюлю при помощи шумовки. – Но дело ведь не только в воспоминаниях, верно? Можешь не рассказывать всю подноготную, если не хочешь, просто скажи: «да» или «нет».
– Ты прав, – шотландец снова выдохнул и прикрыл глаза. – Я не буду пускаться в долгое повествование, чтобы не загружать тебя личными проблемами. Но да, кое-что случилось, и из-за этого я задал тебе вопрос.
Руперт аккуратными плавными движениями продолжал погружать и доставать клёцки из кипящей воды, но в то же время он внимательно слушал исповедь друга с желанием помочь ему.
– …В какой-то момент я почувствовал, – говорил Кен, – что у меня всё валится из рук. Ничего не складывается так, как нужно. Рушатся все планы, даже элементарные договорённости с людьми. Начались нервные срывы, но мои девчонки от этого не страдали: ради них я должен держаться. Приходилось сидеть по ночам в студии в компании бутылки вина, и с ней хоть как-то работалось…
Кастрюля убрана с плиты. На часах четверть второго ночи. Пахло горячим тестом, и было слышно тихое шкворчание масла на сковороде.
– …Как ни странно, возвращение к работе именно с вами меня встряхнуло, а приезд в Гамбург даже немного поднял настроение. Всё же смена обстановки полезна иногда, не раз проверил за свою жизнь. Но я боюсь возвращаться домой, боюсь, что это состояние вернётся.
Кенни говорил много. Иногда у него дрожал голос, что выдавало нервозность. Руперт не прерывал его и не задавал вопросов, а только тихо и аккуратно занимался приготовлением десерта. Когда Ханлон закончил, он поставил перед ним тарелку с несколькими клёцками.
– Guten Appetit. Угощайся.
– Спасибо, – после всего сказанного Кену стало труднее улыбаться, но он попытался это сделать одними уголками губ.
Кеплингер сел рядом, положил вокалисту руку на плечо и заговорил с ним в ответ:
– Кен, послушай, я понимаю, в жизни всё бывает, но нужно стараться искать свет, стимул к действию. Я часто глушил все свои проблемы работой, и это прекрасно действовало, хотя сейчас я понимаю, что это не лучший выход. В твоём же случае, работа только вредит, поверь. Сейчас самое главное для тебя – сделать титаническое усилие над собой и завтра отработать клип так, как ты можешь это сделать. Я знаю, что ты можешь.
В ответ на это Кенни саркастически хмыкнул. Вера в себя в последнее время в нём очень сильно пошатнулась.
– Да, ты сможешь, Кен. Зная твоё хвалёное упрямство, ты и не на такое способен. Так вот слушай сюда: – вокалист оторвал взгляд от тарелки и повернулся к Руперту, – послезавтра ты возвращаешься домой и на какое-то время забываешь, что такое студия вообще до тех пор, пока не почувствуешь, что отпустило.
– Но как же…
– Не перебивай. Лучше ешь, а то совсем холодные будут. О чём я? А, да. Ты забываешь о работе, делаешь себе выходные и проводишь их с семьёй. Только с ними и ни с кем больше, уяснил?
– Да, но я же не могу просто так взять и не прийти в студию.
– Можешь. Но я не говорю о самоволке, всего лишь пару выходных и всё. Тебе это нужно, пойми. Добудь всё из ничего.
– Хорошо, я понял, – Кенни отправил в рот последний кусочек кнёделя и почувствовал приятную сытость и облегчение, отчего поменялся даже взгляд его карих глаз.
– Лучше стало? – Руперт улыбнулся, видя изменения в лице Ханлона.
– Определённо, – шотландец улыбнулся в ответ, после чего на него накатила сонливость. В этот момент его телефон подал сигнал об уведомлении. Он разблокировал экран и слегка усмехнулся
– Ты чего?
Ханлон развернул экран, где была фотография с его аккаунта в инстаграмме, к гитаристу.
– Ты серьёзно, Кен? Когда ты умудрился ещё и селфи из студии моей выложить, а, солнышко?
– Да не так… стоп! «Солнышко»? – такое обращение из уст австрийца было более чем странным, мало того, даже неуместным.
– Не смотри так на меня, а лучше прочитай комментарий.
Кенни развернул телефон обратно к себе и поискал под фотографией нужный комментарий. После нахождения он искренне улыбнулся впервые за этот вечер.
– Может, теперь ты всё-таки пойдёшь поспишь? До обеда успеешь ещё выспаться, – Кеплингер бросил взгляд на часы, которые показывали уже без десяти минут два.
– Да, думаю, стоит лечь. Спасибо, Руперт, за всё. Особенно за клёцки.
– Не за что. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
***
На следующий день съёмки прошли более, чем успешно. Работа выдалась интересная для всех, а итог в дальнейшем порадовал как группу, так и фанатов.
Но для Кена эта поездка в Германию обернулась чем–то большим, чем просто съёмка клипа. Те пару часов, проведённые с Рупертом на кухне дали свои плоды: семейный отдых и правда пошёл шотландцу на пользу. Через несколько недель он уже и не вспоминал о тех переживаниях, что мучали его.