В Небесной канцелярии царил сущий ад.

Как всегда, ежеквартальный отчет вызвал аврал и бурю эмоций, словно пришел неожиданно, а не вполне предсказуемо, как ураган «Дориан».

— Ламберт! Ты опять пытаешься протиснуться без очереди! — Возмутился Фред — маленький мохнатый черт, который почти никогда не пользовался маскировкой — не испытывал в ней нужды, как важно объяснял он за дружескими посиделками под пиво, «я всегда вызываю у людей стойкие ассоциации с водопроводчиком, только хвост приходится прятать».

— Фред, — Я постарался придать своему голосу нежность и бархатистость, будто собираясь обольстить этого шершавого водопроводчика в лучших традициях немецких короткометражек. — Я очень тороплюсь и мне только спросить.

— А нам всем только спросить! — Занудно завелся Фред. — Ты только дорвешься до девочек, так тебя оттуда поганой метлой не выметешь, так и будешь глазки строить!

— О, да мы такие ревнивые! — Я наклонился над его маленьким, заросшим курчавой шерстью ушком. — Ты же в курсе, мне девочки нравятся только лишь с эстетической стороны их вопроса, а что касается, так сказать, прикладной науки…

— Да, все, — забурлил Фред, раскипятился, что даже покраснел. — Не рассказывай мне про свои прикладные авантюры, а то как дойдет до неба…

По правде говоря, небо вряд ли бы уж снизошло до таких мелких сошек, как мы, но, в чем-то Фред был прав. Канцелярия — это такое место, где у стен есть не только уши, а и все остальные органы чувств.

Точнее, там, где мы находились в данный момент — ни стен, ни потолка не было и в помине.

Небесная канцелярия — это такая широченная лестница с удобными, нескользящими ступенями, которая просто-напросто незатейливо висит в пространстве. Где она начинается и где ее верхний порог — это неизвестно нам, тем, кто является сюда исключительно по вызову. Или по очень близкому знакомству.

Мы всегда приходим сюда из своего подпространства, через боковые площадки и коридоры, но неизменно оказываемся где-то в середине этой лестницы. Иногда мне думается, что она и есть символ и оправдание нашего существования, а иначе, где бы еще мы все столкнулись вместе, вели бы разговоры, неспешные, сидя на гладких каменных ступенях, попивая свежее, только что кем-то из магов материализованное пиво, поглядывали бы по сторонам, а вокруг нас в виде стереоскопических картин разворачивались бы события той планеты, которую мы, назовем это так, курируем. Уже несколько тысяч лет.

Демоны, черти, вампиры, ангелы, падшие ангелы и провинившиеся демоны, темные и светлые маги, ведьмы, волшебницы, оборотни, — вот кем мы были. Поддерживать баланс тьмы и света, существовать за счет силы и крови людей, оберегать людей, или, наоборот, истреблять, — вот по какой причине мы существовали.

А Небесная канцелярия в лице своих бюрократов-чиновников осуществляла контроль и руководство. Нами — всей нашей пестрой круговертью, которая то помогала человечеству в целом, а чаще всего — мешала, путаясь под ногами. Но… Тссс, никто бы из нас, включая самого юного домовенка, никогда бы за всю свою юную тысячелетнюю жизнь, не признался бы в том, что человек — наша самая великая драгоценность. Мы создавали иллюзию того, что играем ими бесконечную шахматную партию, и охотно верили в эту нашу иллюзию. Она нас объединяла и грела.

Сбоку от нашей компании, устроившейся на ступеньках и которую я не совсем удачно пытался проскочить, открылся портал и милый девичий голосок обратился к нам:

— Адам, ты подошел уже? Зайди к нам, будь добр.

Присутствующие жизнерадостно загалдели, Фред закатил глаза, а я бодро перешагнув через его ноги, ввалился в клубящийся паром портал.

— Доброй вечности, Селеста!

— Адам, — ко мне развернулась девушка, сидящая в крутящемся кресле, с высокой спинкой темного бархата, так трогательно оттенявшей ее золотистые локоны, уложенные в высокую прическу. — У нас есть к тебе конструктивное предложение.

Селеста, по большому счету, была моим личным куратором, проводником в мире почти небожителей. Она была милой покладистой, ну, в общем, типичным архангелом, прекрасно разбирающимся и в людях, и в нас, считающих себя чуть выше людей и гораздо их способнее. Про способности чуть позже.

— Я не смогу, — тут же быстро отозвался я, — У меня по прошлому месяцу переработка на сопровождении.

— Подумаешь! — Селеста возмущенно надула и без того пухлые губки. — На одного больше сопроводил всего-то.

— Зато он мне потом целых две благодарности на вселенском портале вывесил! — Надо же еще поиграть в лучшего работника месяца.

Селеста постучала пальцами по клавиатуре своего компьютера.

Вот если смотреть так со стороны — мы беседовали в обычном офисном кабинете, за обычным светло-коричневым полированным офисным столом, с компьютером на гнутой подставке, с кучей папок и бумаг, карандашей и скрепок, разбросанных по всей поверхности стола. Просто обычная беседа чиновника со своим сотрудником. Только стол стоял не на полу, а прямо на прохладных белых облачках, в которые так приятно было погрузить уставшие ноги. Жаль, разуться было бы не комильфо, а то такой бы релакс получился!

— Так вот, — вернула меня в бренное существование Селеста. — Мы прекрасно понимаем и ценим все то, что ты делаешь для неба. — Она помолчала. — И тебе мы всегда можем доверить самые важные и запутанные дела.

— Селеста! — Взмолился я, уже понимая, к чему она клонит. — Послушай меня, Селеста! Мы оба знаем, чего мне стоит распутать всего лишь одно подобное дело! Ведь это же каждый раз проживать вместе с людьми их боль, их разбитую мечту, их разочарование… Вывести из депрессии — Адам, удержать от суицида — опять Адам, сопроводить на небеса отлетевшую душу, не успевшую осознать где она и зачем и еще и ввести ее в курс дела так, чтобы не было потом никаких вопросов «почему именно я и так рано?» — конечно, только Ламберт. Может, вы подыщете еще кого-нибудь мне на замену?

Архангел постучала пальцами по столу.

— Не набивай себе цену, демон. Да, у тебя прекрасная репутация и мы знаем, что ты способен на многое, но вот эти твои постоянные отступления от канона… Сколько еще мы сможем закрывать на это глаза?

— Поясни. — Разумеется, я снова понял, к чему она ведет, но тянуть время иногда бывает лучше, чем посыпать голову пеплом и каяться, глядя на нее глазами золотистого ретривера, только что вынесшего из раковины на кухне размораживающуюся там индейку.

— Адам, — как-то по-домашнему произнес Архангел Михаил, которого я знал под именем и внешностью Селесты тогда, когда у него бывало скверное настроение и приступ подагры, который он купировал литрами черного кофе с травяным ликером. — Адам, друг мой. Ты очень часто становишься человеком. Это я тебе говорю как «я», а не как «мы», если ты понимаешь.

Я кивнул. Понимаю, конечно. Сейчас мы говорим как равные друг другу, без неба, которое нас, по всей видимости, не слышит, раз Архангел легким постукиванием пальцами о столешницу создал барьер непроницаемости вокруг нас.

— Человеком — это ты, разумеется, умеешь. Весь твой облик там, на Земле — исключителен и неординарен. Мужчина, гей, красавец, практически без комплексов, обаятелен и напорист. Убойное сочетание, согласен, часто играющее тебе на руку во многих твоих делах и задачах.

— Так в чем же дело? — Осторожно спросил я.

— Не кажется ли тебе, что и внутренне ты становишься все больше и больше похож на человека? У меня складывается впечатление, что еще пара столетий и ты начнешь сентиментально рыдать над брошенными щенками и спившимися бомжами.

Я засмеялся.

— Пара столетий?

— Прости, — Архангел тоже слегка улыбнулся кончиками губ. — Оговорился, заработался сегодня. Пара лет.

— Я позволю себе не согласиться, — Начал было я, но Михаил остановил меня, вяло шевельнув кистью руки, лежащей на столе, возле компьютерной мышки.

— Не надо. Мы можем беседовать об этом часами. Так вот, — он снова побарабанил пальцами по полированной поверхности и небо снова услышало наш разговор. В том, что небу интересно это слышать я сомневался, но вслух, несомненно, не произнес. Себе дороже. — Так вот. Следующее дело ты проведешь с напарником.

Я надменно вздернул подбородок.

— С надзирателем?

— Если бы я имел в виду с надзирателем, я бы так и сказал. Напарник тебе не помешает. И отслеживать ваши действия в паре нам будет гораздо легче.

Архангел неожиданно подмигнул мне левым глазом, превращаясь снова в блондинистую Селесту и махнул рукой, открывая портал в какое-то незнакомое раньше мне подпространство.

— Томми? Зайди ко мне, котеночек!

Эта фраза произнесена была таким слащавым тоном, что я не удивился бы, если в портал на самом деле протиснулся бы раскормленный вальяжный котяра.

Но вошел … Вошел Томми.

— Ангел? — Возмутился я незамедлительно.

— Демон? — полувопросительно-полупрезрительно уронил вошедший.

Селеста кивнула ему на свободное кресло напротив меня.

— Томми Джо Рэтлифф. — Нейтрально сообщила она информацию, явно для меня лишнюю. Зачем мне еще и какой-то Рэтлифф?

— Адам Ламберт. — Тот же нейтральный тон, сопровождаемый взглядом на этого котеночка.

— Вся информация по порученному вам делу выслана на ваши электронные адреса. Всю последующую информацию получаете по запросу в установленном порядке. Организационные вопросы решаете на месте, самостоятельно, по мере их возникновения.

— Я требую сразу же расставить приоритеты в нашем тандеме! — Ангелоподобный мой, как оказалось, напарник, норовисто вскинул маленький аппетитный подбородок. И весь он тоже был такой, ну, в общем, аппетитный.

— Еще чего? — Сыграл я возмущение. — По исторически сложившейся традиции демоны всегда располагаются сверху.

Томми, еще и Джо, уставился на меня роскошными карими глазищами, медленно заливаясь пунцовым румянцем. Какой хорошенький!

Селеста неопределенно хмыкнула, а Рэтлифф воскликнул:

— Я отказываюсь работать с этим мужланом!

— А я согласен! — Такой разгневанный котеночек — с овальным, красивым личиком, кареглазый, ростом немногим ниже меня, стройненький, ладненький, с трогательно надутыми розовыми губками и роскошными переливами длинных прядей светлых волос, ммм, просто чистой воды ангел, как есть! И я ему сразу не понравился, а это еще интереснее, захватывающе и интригующе. — Я согласен, Селеста! Томми, гм, Джо, присмотрит за мной, чтобы я вел себя прилично и не перегибал палку, ввязываясь в чисто человеческие отношения, да? А если я ее все-таки, перегну?

— Что перегнешь? — Не понял Томми, зато поняла Селеста и нахмурила свои брови.

— Палку. — Пояснил я, глядя на него в упор. Хотел расставить приоритеты — пожалуйста, я всегда готов. — Палку перегну.

— Так, все, Адам. — Ясное дело, лимит нашего времени исчерпан. — Разговаривать нам больше не о чем, задача поставлена, никакие отказы не принимаются ни на какой стадии ее выполнения. Всего хорошего.

— Осень в Нью-Йорке. — Задумчиво произнес я, стоя на оживленном перекрестке одного из самых противоречивых мегаполисов человеческого мира. Рядом стоял Томми, а вокруг сновали эти загадочные существа — люди. Им было совершенно все равно, в какую сторону бежать, сколько дел переделать и насколько правдивую иллюзию своей заполненной проблемами жизни создать. Самое главное наше преимущество — наблюдать, оставаясь невидимыми.

— Помню, я смотрел такое кино. — Добавил я. — С таким же названием. — Искоса взглянул я на своего ангела. — Про любовь.

Ангел пожал плечами. Весь такой сильный и независимый.

— Ну и что? Дело у нас тоже основано на этой самой любви.

— Немножко, правда, с поправкой на мужские статьи. — Подначил я Томми. — Как ты думаешь, у нас будут с этим сложности?

— При чем тут… При чем тут это? — Ангел дернул шикарной выгнутой дугой бровью. — Любовь — она и есть любовь, без всяких поправок.

— Философски, друг мой. — Я зевнул. Когда ангелы начинают рассуждать о любви, всегда получается преснятина. Вот явно не хватает им перчинки. Или опыта. Или того и другого.

— Итак, что у нас в информации? — Пусть хотя бы озвучит положение дел, на что еще он сгодится. Мистер Рэтлифф.

— Итак, — мистер охотно включился в работу. Еще бы, это же не на абстрактные темы рассуждать. Интересно, а он вообще, целоваться умеет?

На этих неприличных мыслях мне стало немного жарко, потому что весь внешний вид Томми Джо вполне располагал к эротическим фантазиям. А человеческий вид подразумевает и человеческие чувства и навыки, здесь даже Архангел не подкопается.

— Брайан Кинни и Джастин Тейлор. — Шпарит наизусть, заучка. — Переехали из Питтсбурга, полгода назад. До этого пять лет…

— Чего пять лет? — Не понял я, почему он остановился. — Трахались?

— В том числе. — Наконец отмер мой ангелочек. — Если быть кристально честными, как раз это у них получалось лучше всего.

— А сейчас что, разучились? Так не бывает, мой юный девственник!

— Я не юный! — Пылко возразил Томми.

— О, а я надеялся, что ты произнесешь «я не девственник!» — С придыханием ответил я ему, приближая свое лицо к его.

— Так, ты мешаешь мне работать!

— Хорошо, прости. — Напустил я на себя покорный вид. — Продолжим.

— На протяжении пяти лет эта пара пережила многое. К моменту переезда в Нью-Йорк, откуда, собственно, начинается наша задача, они чуть было не поженились, но потом, Джастин решил, что в крупном городе, среди всех этих человеческих знаменитостей, он сможет полнее реализовать свой талант и мастерство. И получить признание.

— Актер? — Поморщился я.

— Художник. — Задумчиво ответил Томми. — Причем, весьма талантливый.

Да, в оценке человеческих способностей в мире искусства ангелам можно доверять безоговорочно. Искусство у них вообще, в неоплатном долгу, это верно.

— А Брайан? — Спросил я.

— Сложно. — Как-то внезапно Томми перешел на немногословный стиль общения. — Ясно одно — они любят друг друга.

— Романтично. Ну, и какую они там придумали нам задачу?

Томми как-то странно посмотрел на меня. Глаза его потемнели и стали печальными.

— Брайан Кинни умирает от рецидива смертельного заболевания, а Джастин… Он доживает до глубокой старости, не переставая любить своего единственного мужчину.

— Неплохо. — Воодушевился я. — Более чем. Значит так, распределим обязанности в зависимости от наших возможностей.

— Я не буду в этом участвовать. — Тихо, но упрямо произнес ангел.

— Что? — Пререкаться с ним мне совершенно не хотелось. Хотелось поскорее с этим делом разобраться и попутно, возможно, попробовать завалить этого блондинчика в постель. Подумаешь, недотрога!

— Что слышал. — Блондинчик отвел взгляд в сторону. — Это неправильно и я не буду участвовать в этой задаче. Это не… неправильно.

— Оспариваешь решения Небесной канцелярии? — Я даже немного пожалел Томми. скорее всего, новичок в этих задачах, зря Селеста подбросила его мне. Ничего толкового из нашего баланса не выйдет. Томми тоже по-своему, проявляет слишком много этой пресловутой человечности, которая нашему небу, как кость в горле. — Смело.

Совершенно неожиданно, Томми Джо развернулся и двинулся прочь с нашего перекрестка. Да, точно, юный, наивный, неиспорченный. Ангел. Мне стало грустно и расхотелось шутить.

Сколько тысячелетий я лично наблюдаю за жизнью людей. Я — демон. Никакой не падший, конечно, это уже после, мое существование облеклось такими романтичными подробностями, опять-таки, не без помощи ангелов, которые решили, что противостояние светлого и темного дает безупречный баланс, что в искусстве, что в литературе.

Демон — порождение тьмы, но подчиняющееся небу. Легко запутаться, но понять можно. Небом мы по неизвестно откуда пошедшей привычке условно называем все высшие силы, которые вносят определенный порядок и предрешенность в земное существование человека. А вносят они это при помощи нас, и темных, и светлых, в зависимости от расстановки шахматных фигур перед началом партии. Мы — инструменты, которые двигают эти фигуры на доске. Мы знаем итог этой партии, и весь ее ход — наша фантазия. Фантазия в рамках определенных небом, конечно.

Поэтому я с легкой грустью наблюдал, как Томми решительно добрался до мостовой, и тут его словно эластичным тросом отбросило назад, на перекресток, где его терпеливо дожидался я.

— Извини, Томми. — Я сказал это без всякого стеба и сарказма. — Тебе никак не выйти из игры.

— Брайан! — Джастин вбежал в студию, нагруженный пакетами из супермаркета. — Бросай свои дела и помоги мне с ужином!

Брайан выглянул из-за компьютерного монитора.

— Слушай, Джастин, я тут хотел с тобой посоветоваться. — Он с наслаждением потянулся, закидывая руки за шею и разминая затекшие мышцы. Джастин мельком глянул и тут же подумал, что лучшей бы идеей было немножко полежать в кроватке перед ужином, то есть, конечно, не просто так полежать без дела, а вполне с определенными целями и задачами. Но у Брайана Кинни возникла необходимость посоветоваться.

— О чем? — Джастин выгрузил пакеты и сел на угол стола. — Мы же, вроде бы все уже обсудили.

— Видишь ли, — да, такой мягкий вкрадчивый тон не сулит ничего хорошего, Джастин уже давно назубок выучил все оттенки голоса своего возлюбленного, а их у него было гораздо больше пятидесяти. — Я думаю, что ты не совсем меня услышал в тот раз, когда мы беседовали с тобой о моем возвращении в Питтс.

— Опять! — Джастин возмущенно сложил руки на груди. — Брайан, я не хочу снова возвращаться к этому разговору! Снова и снова толочь воду в ступе, перемалывая одни и те же слова. Почему тебе не хочется жить здесь, в Нью-Йорке? Или ты хочешь просто уехать от меня и снова жить так, как привык, как тебе нравится — в одиночку?

— Нет, — Брайан не изменил мягкости своего голоса. — Я не хочу жить без тебя. Но мне не очень нравится мое вынужденное безделье.

— Но ты же работаешь! Пусть и дистанционно, так это даже лучше!

— Я привык к более напряженным трудовым будням. Мне не хватает движения. А открывать филиал здесь — сам видишь, это дохлый номер. Мое агентство слишком маленькое, чтобы выдержать местную конкуренцию.

Джастин склонился над лицом.

— Значит, мы придумаем что-то еще. Пока не откроется моя выставка, мы не сможем понять, нужно ли еще нам искать счастья в Нью-Йорке… В любом случае, мы всегда можем вернуться домой.

— Домой? — Брайан медленно улыбался своей фирменной улыбкой, полной нескрываемого эротизма и вызова. — Домой…

— Не забывай, — Джастин легонько прижал свой палец к губам Брайана и тот так же невесомо поцеловал их, — Мы уже обо всем договорись и все решили еще полгода назад. Никаких отступных я не приму.

Поцелуй только разжег дремавшую страсть.

Все отступило, ушло на задний план, скрылось в закулисье сцены мира. Существовали только они вдвоем, со своими прикосновениями кожи к коже, со своими запахами, шепотами, смешками и стонами.

— Солнышко, — засмеялся почти раздетый Брайан, — А кто-то собирался готовить ужин…

— Потом, — уже невнятно отозвался Джастин, поднимая на него ярко-голубой взгляд, уже поддернутый поволокой, — Сейчас я хочу это…

Джастин сполз по Брайану вниз, опускаясь на колени, и уткнулся туда, где впечатляющая эрекция манила и притягивала его сильнейшим магнитом.

— Сейчас я сделаю так, как хочу я… Хотел этого все это гребаное совещание с директором выставки…

— Да, — протянул уже густым, низким, от накатившей волны желания, Брайан, — Ты не рассказал мне как оно прошло…

— К черту разговоры, Брайан, прекрати выпендриваться!

Джастин больше уже не отвлекался на разговоры, а сидящий в своем кресле Кинни, не удерживал своего возбуждения. Он сам приподнялся и толкнулся бедрами навстречу раскрытым губам своего любовника.

Джастин всегда любил их оральные ласки. Для него, как для настоящего, без всяких примесей, чистокровного гей, они уже сами по себе были проявлением полноценного секса, а не всего лишь прелюдией к проникновению. Поэтому, он не медля, погрузил член Брайана в свой рот сразу забирая его на всю его немаленькую длину. Тут же ловким движением, обвил его своим языком и принялся облизывать, понемногу поднимаясь по стволу вверх и выпуская его, блестящим от его слюны, набухшим, толстым и вкусным. Просто до одурения вкусным.

— Ммм, — промычал Джастин и снова охватил член, уже рукой, в то время, как откинувшийся в кресле назад Брайан, выставил свою безупречную шею и снова забросил руки назад за нее. — Обожаю…

И Брайана, собственно, уже повело от одного только особенно сильного движения, которым его возлюбленный сжал член снизу, лаская.

И снова Джастин ощутил средоточие брайановской мужской силы в своей собственной глотке и пропустил член еще глубже, и Брайан, сменив позу, сам начал двигаться у него во рту, набирая темп и придерживая его светловолосую голову у своего паха.

Еще несколько движений и Джастин оторвался от него, подняв голову и смотря на него снизу глазами, ставшими еще ярче от только что полученного оргазма, который они традиционно поделили пополам.

— Обещаешь?

— Все что угодно, Солнышко! — Брайан потянул его вверх на себя, целуя.

— Никаких решений до открытия моей выставки, никаких этих «давай еще раз обсудим» и никаких телодвижений, о которых бы я не знал.

Брайан засмеялся, но смех его трудно было назвать жизнерадостным.

— Вот что, что, а о моих телодвижениях ты знаешь все. А если не знаешь, значит, и я сам не знаю о них.

— Вот теперь — это уже точно, настоящая осень. — Я смотрел сквозь огромное окно на мостовую Большого Яблока. — Мелкая дождевая пыль в лицо… — Я искоса глянул на сидящего напротив меня Рэтлиффа, — А некоторые пренебрегают погодными условиями и выходят в свет при полном парадном макияже.

Томми снова дернул уголком брови. Этот жест, вместе со слегка заваливающейся походкой и придавал ему сходство с котом, но почти всегда отстраненный взгляд совершенно не создавал ассоциации с ангелом. Что-то в нем было скрыто, и я еще не понял что.

Мы сидели в «Амплитуде» — кафе для людей, для нас, иных — форпост. Граница, которую мы переходим, создавая собственные порталы, у кого есть такая возможность. Те, кто не получил эту магию при своем создании или инициировании — те просто ждут здесь своих проводников, дайверов, которые могут сопроводить их то в параллельные миры, а то в виртуальную реальность — кому, что потребуется.

Томми тоже рассеянно посмотрел в окно на прозрачную водяную пыль. Он действительно выглядел так, словно собрался на свидание: светлые густые волосы уложены набок пышной челкой, темные брови и ресницы подчеркнуты мейком, ровный прозрачный цвет лица и глубокие карие глаза, по-прежнему непроницаемые и недоступные. И губы… Безупречной формы, под розовым блеском, так и притягивающие посторонний взгляд. Я даже немного впал в сентиментальность, позавидовав тому, ради кого он так сногсшибательно выглядел. Ведь наверняка же за все эти тысячелетия, Томми Джо тоже предавался разным любовным утехам и экспериментам, пользуясь возможностями своего человеческого тела. На слове «тело» моя мысль окончательно потеряла форму и яичным желтком растеклась по внутренности моей черепной коробки.

— Я предлагаю тебе сделку, Адам, — я уже и не надеялся, что мой ангелоподобный напарник вообще когда-либо еще подаст голос. — Мне кажется, что заключать сделки — твой конек.

— Я сейчас не ослышался, ангелочек? — Мне начало злить это надменное поведение Рэтлиффа. Что он, в конце концов о себе думает? — Не слишком много на себя берешь, навешивая на демона нелепые ярлыки?

Томми медленно перевел взгляд от завешенного дождем окна на меня. Выражение его темных глаз не изменилось ни на йоту.

— Мне плевать, что ты сейчас еще придумаешь. — Продолжил я злиться, но уже по инерции, уж больно красивым был этот… ангелок. Строптивым, надменным, с какими-то своими мотивами и принципами. — Никакие сделки с тобой меня не интересуют, и тебе придется подчиниться нашей общей, подчеркиваю специально для тебя, общей задаче!

— Ты заинтересован во мне, разве нет? — Он будто бы и не услышал моих слов. — Сознайся?

Я даже дернулся от неожиданности. А вдруг, он слегка ненормальный? Бывает же, вроде бы такое, что ангелы в результате своего постоянного рабочего стресса немного едут крышей? По-моему, я где-то слышал такую байку…

Впрочем, у меня была одна-единственная настоящая возможность раз и навсегда понять так некстати доставшегося мне сейчас ангела. Нужно было всего лишь залезть к нему в сознание.

И тут я потерпел полное фиаско. В голове Томми стоял такой барьер, такая защита от несанкционированного взлома, что мне сразу стало понятно многое.

— Вот как? — Пробормотал я, стараясь не столь явно показывать свое поражение. — Что же ты сразу мне не сказал?

— Ну, ты же все равно сам догадался. — Томми закинул ногу на ногу. — Какая разница?

Высокая фигура Брайана сразу же бросалась в глаза.

— Привет, Джас, — он пересек холл выставочного зала и подошел к Тейлору, который как раз размышлял под каким углом ему разместить свое очередное полотно. И не перевесить ли его на противоположную стену, чтобы подогнать освещение получше.

— Не думаю, что эта картина будет лучше смотреться на другой стороне, — Кинни иногда умел читать мысли своего юного возлюбленного. — Оставь ее здесь и вспомни, что сейчас уже время бранча.

— Ты так считаешь? — Медленно поворачиваясь к нему спросил Джастин, все еще думая о картине, но уже улыбка узнавания осветила изнутри его юное лицо. — Пожалуй, стоит с тобой согласиться.

— Мудрое решение, — Брайан, подхватил его под руку. — Просто не по годам, идем скорее, а то умрешь с голоду.

— А знаешь, — Джастин сноровисто расправился с рыбой под белым соусом, — Я как-то раньше не задумывался над такими мелкими деталями на своих картинах.

Брайан удивленно вскинул брови.

— Разве? Я всегда думал, что ты весьма щепетилен во всем, что касается твоего искусства.

— Отчасти это так, ты прав. Но только в последнее время я стал замечать, что думаю как зритель, а не как автор все этих полотен, даже, я не так выразился, не как зритель, а как потребитель.

— Почему? — Прищурил глаза Кинни. — Откуда такая мысль?

— У меня не получается быть таким отстраненным от обычной жизни, как это бывает у великих творцов. — Признался Джастин. — Последние свои картины я заканчивал под рефрен «смогу ли я их продать», а не «как лучше оттенить главный цвет в центре».

Брайан отложил вилку в сторону.

— Значит так, мой дорогой. Выставка твоя, так и быть, пускай откроется и проработает сколько там положено времени по контракту. А потом, вне зависимости, будет ли это твой успех, или… — Он помолчал, подыскивая слова помягче, — Или всего лишь начало успеха, не столь важно. Я уеду обратно в Питтсбург.

— С какого это еще хера? — Возмутился Тейлор. — При чем здесь это?

— При том, при том. — Тон Брайана не оставлял сомнений в серьезности его намерений. — Ты не должен об этом думать. То есть, думать об этом — не твоя прерогатива.

— А чья? Не забудь, я все-таки, мужчина, такой же как и ты, а не гребаная принцесса!

— Дело не в этом! — Кинни досадливо поморщился. — Ты никогда об этом не думал, потому что …

— Договаривай. — Румянец возмущения не сходил с лица Джастина. — Потому что ты меня обеспечивал всем, я ни в чем не нуждался и годился лишь для одного дела — рисовать свои милые картиночки? А, да, еще и трахаться почти нон-стопом.

— Подожди. — Голос Кинни уже звучал с нотками примирения. — Мы прошли через многое, вместе. И я вполне допускаю, что ты повзрослел, возмужал, я сейчас не о возрасте, как ты понимаешь. Естественно, тебе хочется больше свободы, финансовой независимости, поэтому ты начинаешь думать об этом. Еще немного и ты начнешь узнавать возможную стоимость своей картины, едва начав ее писать.

— И что же здесь плохого?

— Я не собираюсь … Я не желаю … — Брайан остановился, не зная, как точнее сформулировать свою мысль, но Тейлор понял его и так.

— Тебя бесит возможность того, что я буду зарабатывать больше тебя, что картины мои начнут приносить мне реально ощутимый доход и тогда, тогда что-то изменится в наших отношениях?

— Измениться может многое… — Задумчиво произнес Кинни. — В любом случае, я никогда не диктовал тебе как и чем жить.

— При этом обеспечивая меня, оплачивая мою учебу и прочее…

— Ну ты же работал и сам. — Брайан улыбнулся. — Не будем об этом, все равно, ты же видишь сам — мне не место в Нью-Йорке. В Питтсбурге я как раз на своем месте.

— А как же я? — Тихо спросил Джастин.

— Сделка. — Вернул меня обратно в «Амплитуду» голос Томми. — Сделка.

— Нет, — мне не очень хотелось выспрашивать у него подробности, а сделка меня уже почти не интересовала, вернее, не возможность сделки между нами, а ее предмет. Зачем она вообще понадобилась Рэтлиффу?

— Зачем ты притворялся новичком? — Спросил я. — Ведь ты даже не ангел, а судя по твоим возможностям, пусть даже и заблокированным, ты, как я понимаю…?

— Инквизитор. — Томми прикусил губу. — Ты все правильно понимаешь. Я не притворялся, просто как-то подзабыл за такой долгий срок моего наказания, что многое я просто не могу не то, что выполнить, а даже и замыслить.

— Инквизитор, — повторил я. — Первый раз с таким сталкиваюсь, даже слышал о таком и то — редко. За что? Высший свет не разбрасывается такими редкими специалистами, тем более, не понижает их статус до банального ангела с весьма ограниченными возможностями.

— Не отвлекайся. — Мне порядком надоел этот пренебрежительный тон. — К делу это не относится. Я и не надеялся, что мне так повезет с напарником — получить тебя, известного как беспринципного, особо не церемонящегося при выполнении предписаний, не вникающего в суть дела и не боящегося кое-где нарушить правила, а кое-где и смухлевать в свою пользу. Так что вот мои условия — ты поможешь мне немного подтереть эту историю, а я тебе…

Томми не успел договорить.

Я развернулся, приподнимаясь над полом кафе, опрокинув стул, на котором сидел. И с удовольствием заметил растерянность на его надменном личике, когда придушенно мяукнув, словно нашкодивший кот, он оказался в кольце моих черных крыльев, с огненными прожилками вен. Присутствующие в кафе люди едва ли обратили внимание, как на несколько градусов повысилась температура в помещении, а наши деликатно отвели взгляды от висящего в полуметре над кафельной плиткой Томми Джо Рэтлиффа.

— По правде говоря, мне совершенно не нравится то, как ты со мной разговариваешь, бывший Инквизитор. А вот то, что ты сейчас пузыришь свои распрекрасные губы — так даже очень. Так что не питай в отношении себя безосновательных иллюзий. Не так-то ты мне и нравишься. Причем, в самом широком смысле этого слова. То есть, вообще никак не нравишься. И условия свои можешь засунуть себе в жопу. Вместе со своей дурацкой сделкой. — Я помахал еще крыльями, диаметр которых позволял обернуть ими вокруг тщедушной фигурки блондина еще пару раз так точно. — Все условия, переданные мне архангелом по делу Брайана Кинни, я выполню, не отклоняясь от курса. Отчет о выполненной задаче предоставлю в четко оговоренные сроки. Твоя задача — выполнить твои личные обязанности ангела по отношению к Джастину Тейлору. Скажи, какое слово из сказанных мной тебе не понятно?

Томми замотал головой так активно, что я даже подумал, не переборщил ли я с воспитательным моментом.

— Все понятно. — Прошипел он. Все-таки, кот, он и есть кот. Даже в руках демона.

Руки я разжал, принимая свой привычный человеческий облик, Рэтлифф мягко шмякнулся обратно на свой стул за столиком кафе.

— Хорошо. — Быстро же он взял себя в руки и еще и попытался найти со мной более уважительный тон.

— Я действительно, был не прав, и ты правильно сделал, что обиделся. — Рэтлифф поправил свою платиново-переливчатую челку.

— Обиделся? Слишком громкое слово для Инквизитора.

— Бывшего, — Рэтлифф потер переносицу двумя пальцами.

— Бывших инквизиторов не бывает, я имел в виду - Инквизитор он не меняет своей сути в облике ангела. Мне теперь понятен замысел Света - именно ангел способен сдержать в тебе Инквизитора. Интересно будет понаблюдать за тобой, котеночек. — Присмирел как. Надо было сразу поставить его на место, а не разглядывать его прекрасные глаза. И губы. О чем опять я думаю?

Томми дернул своей выгнутой бровью.

— Эти двое должны быть вместе. Тейлор и Кинни должны быть вместе в этом мире.

— Ну, да. — Какой он упрямый, даже немного завидно. — И Орфей с Эвридикой — непременно.

— Я покажу тебе их жизнь и ты сам поймешь… — Начал было Рэтлифф, но я тут же замахал руками, останавливая его.

— Только не это! Избавь меня от просмотра слезливо-мелодраматичного клипа под какой-нибудь очередной душераздирающий местный хит! Я все равно не проникнусь, я же черствый бездушный демон, не забыл?

— Я погорячился. — Томми покусал оттопыренную нижнюю губу. — Я знаю, переиначить их историю в твоих же силах.

— Как ты близко знаком с тайнами демонов и Света в целом. — Я сразу почувствовал, что он далеко не рядовой Инквизитор. Слишком сильный. А блокировка его сил только бесит его, вот он и срывается.

— Адам, — не часто он называет меня по имени, гордец. — Я знаю, что у тебя есть доступ к Маркеру.

— Какой-то невнятный у тебя этот Брайан Кинни, — я прекрасно знал, что в этом нашем деле Небо предельно четко распределяет роли, и тут я лукавил, делая вид, что Кинни не мой вариант. — Мелочный какой-то. Он что, реально бесится от мысли, что его партнер сможет стать удачливее и богаче, чем он? Вот бред.

— Нет, — Томми накрутил прядь из челки на палец и отпустил. — Он и сам бы этого хотел. Однако, самолюбия в человеке иногда оказывается больше, чем полагается.

Рэтлифф помолчал и договорил.

— Но ты не ответил на мой вопрос.

— Томми, — мне не хотелось с ним ссориться. Теперь, после некоторых деталей нашего совместного творчества, которые мы неожиданно выяснили, хоть и не до конца, мне не то что ссориться, а даже и обсуждать что-то не очень и хотелось. — Я, по правде говоря, не представляю, о чем ты говоришь. Вопросов прозвучало столько, что можно открывать пресс-конференцию для желающих поболтать впустую.

Мы все еще сидели в «Амплитуде». Посетителей прибавилось — в осенний вечер люди не желали оставаться в своих домах в одиночестве. Я подумал, что меня не удивило бы, если раньше, на заре своей юности, человечество впадало бы в спячку в преддверии приближающейся зимы. И потому так безудержно запасалось теплом осенью — ведь все же знают, как люди обожают именно осенью встречаться с давно забытыми друзьями, ездить на всякие концерты и мероприятия. Ходить на выставки картин малоизвестных начинающих художников. Из Питтсбурга, например. Почему я подумал об этом сейчас, рассеянно рассматривая сидящего напротив меня безупречного ангела-инквизитора — не знаю.

— Я попробую еще раз. — Настырность у этих инквизиторов в крови. А вообще, насколько мне известно, таких специалистов в Свете или на Небе, кому как нравится называть наши высшие силы, таких профи — наперечет, не больше пяти экземпляров на все про все. И один из таких — прямо передо мной. Даже не важно, что разжалованный, все равно восстановят его во всех его полномочиях, даже не сомневаюсь.

Томми все мои рассматривания переносил совершенно индифферентно. Казалось, мои взгляды скользили по нему, словно по гладкому льду, не задевая его.

— Мне известно, что у тебя есть доступ к Маркеру. — Снова завел свою шарманку Рэтлифф. — Я предлагаю тебе сделку. Ты исправляешь этим Маркером нашу задачу, а я исполняю любое твое желание.

Даже смеяться мне не хотелось.

— Маркер судьбы — мифический артефакт. — Вяло сообщил я ему. — Он не существует в природе.

— Это чушь и мы оба это знаем. — Томми качнул головой. — Я бы и сам его нашел, но… Мне прекрасно известно, что Маркером может воспользоваться только демон. И далеко не каждый.

— Ага, инквизиторам, конечно, виднее. А кстати, вас вообще в природе сколько существует, пятеро?

— Число инквизиторов не превышает семи сущностей. — Как на уроке отвечает, я так и знал — заучка.

— А разжалованные инквизиторы входят в это постоянное число, или они уже относятся к тем, в кого были перевоплощены, так сказать, перепрофилированы?

— Это сложный вопрос. Технически тебе может быть непонятен механизм перевоплощения. — Томми моргнул и вернулся к прежней теме разговора. — И я настаиваю на сделке.

— Томми, ты ведь даже не можешь представить, какое желание ты можешь мне предложить в качестве бонуса от этой предполагаемой нашей сделки.

Рэтлифф секунду смотрел мне в лицо, а потом улыбнулся, совершенно нормально улыбнулся, без своей постоянной отстраненности или надменности и ответил мне:

— Я все могу представить. Даже то, что демон мечтает оказаться на месте человека.