Сириус всегда казался старше своих ровесников. Не так, как рассудительный и строгий Римус, скорее внешне и как-то… Популярностью у девушек Блэк начал пользоваться значительно раньше, чем его друзья, даже обаятельный Джеймс (позднее давший фору другу) гораздо дольше оставался типичным пацаном, которого совершенно не интересовали девчонки.
Римус считал, что дело в возрасте — все же Бродяга поступил в Хогвартс почти в двенадцать лет, так что был старше большинства однокурсников. Джеймс бубнел о «воспитании» — обычных-то мальчишек не учат правилам этикета и поведения с противоположным полом. Питер просто восхищался и пытался подражать, но девушки задыхались от хохота, когда крысеныш, пригладив волосы, подавал кому-нибудь руку, чтобы помочь спуститься по лестнице.
Сириус не мог сказать друзьям правду. Правда тщательно скрывалась ото всех (порой Блэку казалось, что даже от него самого) и иногда приезжала в Хогвартс. Тогда Сириус понимал, что его ждет несколько жарких часов в заброшенном женском туалете или еще каком-нибудь укромном уголке замка.
У них с кузиной была одна тайна на двоих, бравшая свое начало с… Мерлин, когда же это началось?
Сириус не помнил.
Беллатриса начала свою игру еще с его рождения.
Крохотный младенец вызывал у восьмилетней девочки животный интерес. Она могла часами наблюдать за ребенком, беззастенчиво рассматривать его тело, касаться. Следить, когда нянька омывала Сириуса, меняла ему пеленки. Каждый визит в дом на площади Гриммо 12 значил для маленькой Беллы, что ей снова удастся увидеть кузена, который буквально превратился в идею фикс.
Ей стало любопытно, как выглядят мужские гениталии, еще лет в пять, и Сириус был первым, кто смог удовлетворить этот интерес.
Чем взрослее становился брат, тем азартнее было Белле, но сложнее скрывать свои шалости от родителей и дяди с тетей. Малыш ничего не понимал, но Беллатрисе все казалось, что он однажды сболтнет что-нибудь странное. Иногда хотелось вырезать ему язык. И зря.
Язык впоследствии стал одной из ее самых любимых частей Сириуса.
— Я считаю, что это какая-то ошибка! Вы должны провести перераспределение, мой брат не мог оказаться среди… этих.
Презрение и ярость. Сириус помнит, как сестра кричала в кабинете директора, возмущенная его поступлением в Гриффиндор, и помнит, как отвела его после этого в подземелье.
Еще во время своего первого года обучения, Беллатриса, вернувшись на Рождественские каникулы и подключив к «игре» сестричку Цисси, поспешила провести Непреложный обет с четырехлетним братом, так что Сириус никогда бы не смог пожаловаться и открыть правду об их странных отношениях кому бы то ни было.
А он, собственно, и не хотел.
Хотел Сириус только Беллатрису. Потому что она была прекрасна до одурения, до дрожи в коленках, до дикого тошнотворного вожделения. Даже выйдя замуж и сменив «Блэк» на «Лестрейндж» она оставалась прекрасной, и чем взрослее становился ее кузен, тем сильнее и глубже становилась его собственная мерзкая похоть. Практически одержимость.
У Блэка была масса девушек, однодневных профурсеток, двухнедельных пассий, но никогда, никогда, сука, отношения не длились дольше месяца, если не считать всего этого дерьма с Беллой.
Белла была особенной.
Когда Сириусу исполнилось пятнадцать, он начал звать ее Б е л л а д о н н о й.
Горько-сладкие губы в ответ растягивались в довольной улыбке.
Семь лет разницы почему-то не сделали Сириуса ее рабом. Он всегда проявлял силу и власть над молодой кузиной, даже будучи подростком. Иногда Белле казалось, что она и сама в плену у своего юного братца.
А член его стал самой любимой частью.
Пальцы касаются светлой пышной груди, сжимают, впиваясь в мягкое. Сириус вспоминает холодное подземелье. От злости она хотела принудить его удовлетворить ее ртом, но принуждать не пришлось. Сириусу извращенно нравилось видеть, как девушка извивается под ласками, как меняется ее дыхание и выражение лица. Впервые он увидел кузину обнаженной, когда ей самой еще едва исполнилось четырнадцать. Белла развращала неумело, неосознанно, практически робко.
В его шестнадцать они уже вовсю трахались по подворотням: когда семейство Сигнуса посещало площадь Гриммо 12, когда Орион тащил жену и детей к Сигнусу, когда Беллатриса приезжала в Хогвартс, чтобы пустить в юные умы идеи тогда еще только начавших набирать силу приспешников Тёмного лорда. Чем старше становилась сама Белла, тем сильнее терял голову Сириус.
Нет, он не любил ее, никогда. Беллатриса сочеталась с сексом, безумием и ненавистью, но никак не с любовью. Сириуса пугали увлечения сестры темными искусствами и то, что муж втянул ее в какую-то чертовски опасную компанию. Где-то в глубине души, испытывая родственную привязанность, он позволял себе беспокоиться о ней.
А иногда хотел, чтобы эта стерва сдохла, потому что из всего перечисленного ненависть была все же сильнее.
Б
Е
Л
Л
А
Д
О
Н
Н
А
Сильнейший яд, токсичная сладкая ягода, «вызывающая сильное возбуждение и доводящая до бешенства».
Долбится в нее грубо и резко как умалишенный под громкие дикие стоны. Подол платья задран под живот и свисает за спиной, пока бледные ноги, подрагивая от каждой фрикции, сжимаются вокруг мужской талии.
Сириус всегда был старше своих ровесников. Потому что эта женщина бескомпромиссно сделала его таким. Извратила ум и тело, уничтожила личную жизнь на корню.
— Вернись домой, Сириус, — она шепчет вкрадчиво, кусает мочку, спускается своим шаловливым языком от впадины под ухом и по линии челюсти. — Вернись, прошу тебя.
— Иди к черту, — а он хватает красивое лицо рукой за подбородок и несильно ударяет головой о стену. Стукаясь затылком о камень Беллатриса ошалело улыбается. Она готова кончить от одной мысли, что Сириус причиняет ей боль.
Мелкий ублюдок, собрал свои пожитки и сбежал к сраным Поттерам. О, это Рождество было худшим в ее жизни. Но сейчас они снова в Хогвартсе, трахаются как бешеные собаки в женском туалете, и несмотря на все пренебрежение и показное отвращение, она знает — Сириус до сумасшествия хотел ее все это время. Потому что ему так же не хватало этих встреч, как и ей.
— Вернись, Сириус… — голос тих и неожиданно почти надломлен. — Пожалуйста. Ты нужен мне.
Первый и последний раз в жизни Беллатриса Лестрейндж умоляет. Не так, как умоляла дать ей кончить во время секса, не так, как будет молить Тёмного лорда дать ей доказать свою верность. Сириус первый и последний раз в жизни видит в еще здоровом взгляде мелькнувший страх. Отчаяние. И не верит.
— Мне плевать, даже если ты сдохнешь.
Думает, что и правда плевать. Он не знает, что Лестрейнджи скоро станут самыми ярыми последователями того-кого-нельзя-будет-называть, и обратная дорога окончательно исчезнет.
Впрочем, была ли она на самом деле, или Беллатрисой просто овладело минутное сомнение? Она ненавидела маглов и маглорожденных, яро поддерживала семейные ценности и Тома Реддла, но убийство…
Белла знала: убийство ей понравится. И тогда она больше не сможет остановиться.
Позднее Сириус станет так же умолять ее вернуться, но будет слишком поздно.
— Все гоняетесь за грязнокровной сучкой Эванс. Никак не пойму, что вы в ней нашли? Даже малыш Сев и тот без ума.
Женщина сидит под раковиной, подпирая щеки руками и меланхолично смотрит в лужу воды на полу. Липкая теплая влага стекает в ткань нижнего белья. Безразличное «Экскуро» — и в ней больше ничего нет. Плакса Миртл не рискует показываться в своем обиталище, когда в него приходят Блэки. Сириус затягивает галстук под горлом, завязывая тугой узел. Чтобы душил.
— Не называй ее так. В отличие от тебя, Лили знает, что такое сострадание, доброта… любовь.
Сраная недопустимая нежность в прохладном голосе.
— Ах, Лили, — язвительно цедит Лестрейндж, будто это имя — ругательство. — Что, у тебя тоже стоит на эту грязнокровку?
— Заткнись.
Ей не нравится реакция Сириуса. Никто не должен занимать его мысли, кроме нее самой. Сириус — ее собственность, ее тайна и ее зависимость. Но, судя по хмурому выражению чертовски красивого лица, своей ехидностью Белла попала, что называется, не в бровь, а в глаз. Проклятый сучонок.
— Ставлю, что Поттер тебя обставит. Хотя… Ему даже не нужно прикладывать усилия, ты же ведь не попытаешься бороться за эту подстилку. Тебе слишком дорог твой дружок, чтобы ранить его ради какой-то девки. Ох, Сириус, если бы мы с тобой не трахались, я бы думала, что ты трахаешься с ним. Даешь ему трахать себя в очко.
Грязнословит, смеясь. Мерзость. Гадость. Отвращение. Внутри Беллы все кипит, и ей хочется побольнее оскорбить братца за этот-сука-взгляд при словах о вонючей грязнокровке.
— Ты хочешь, чтобы я заткнул твой поганый рот.
Утверждение с нажимом. А она и правда хочет.
Черные брови надменно поднимаются — так же, как ее собственные. Блэк надвигается медленно, с каменным лицом, застегивая последнюю пуговицу на манжете. И когда наклоняется, Белла
дрожит.
В следующий раз они встречаются летом, но не в том году, а через два. Том Реддл начинает активное наступление, а его последователи, зовущие себя Пожирателями Смерти, устраивают бесчинства, убивая и магов, и маглов, всех неугодных. Сириус трясет сестру за плечи, пытаясь отыскать в ее взгляде хоть… хоть что-то. Они стоят в Лестрейндж-мэнор, и это черное жуткое поместье заставляет Блэка дышать тяжелее. Изнутри замка слышатся приглушенные стоны-вопли — кого-то пытают. Он даже не имеет права вмешаться, потому что это их территория, и лишний тут только Сириус.
Последние месяцы он сходил с ума, думая обо всем происходящем. Беллатриса больше не приезжала в Хогвартс, теперь у нее были другие цели и работа, а Сириус больше не появлялся в домах Блэков. Он слышал об убийствах, знал, кто за ними стоит. Однажды ночью они с Регулусом сидели на улице, разговаривая. Тупой брат не мог дождаться совершеннолетия и выпуска из Хогвартса, чтобы присоединиться к Пожирателям Смерти, и все еще, как и остальные Блэки, пытался вернуть Сириуса. Предлагал встать на сторону Тёмного Лорда, рассказывал о своих успехах (даже еще не получив метку, он стал одним из информаторов и вербовщиков в школе), но еще больше с восхищением и упоением говорил об успехах Беллатрисы. О да, она стремительно поднималась по «карьерной лестнице», быстро заняв место одной из приближенных Тёмного Лорда, его самой жестокой, преданной и свирепой гончей. Регулус трещал о том, как кузина продвинулась в Темных Искусствах, обучаемая самим Волан-де-Мортом, какой она непревзойденный тактик, какой она восхитительный
палач.
Сириус по обыкновению послал брата на хрен, и предложил держаться с такими предложениями подальше.
Но с того момента липкий страх то и дело касался спины. Школа гудела от волнений, люди погибали, веселое ребячество сменилось на угрюмость и хмурость. Благо, что Джеймс взялся за голову. Больше Мародеры не были Мародерами в прямом смысле слова: они оставались друзьями, но задирать кого-то вроде Снейпа перестали. Под руководством директора парни учились боевой магии и особенно хорошо преуспевали на уроках Защиты от темных искусств — каждый верил, что должен продолжать бороться.
Студенты собирались группами и держались ото всех особняком. Каждый мог оказаться потенциальным приспешником врага. А когда седьмой курс кончился, стало еще гаже, все походило на какой-то дурной сон. Поддержку удавалось найти только в Ордене Феникса: друзья все еще были вместе, храбрились, разрабатывали планы по контратаке, старались хотя бы немного дурачиться. Ребята открыто вступали в схватки с Пожирателями смерти, будто им все нипочем, но когда позднее Сириус стоял над другом, раненным каким-то ранее неизвестным темным заклинанием, и не знал, как остановить кровь, чувствуя себя беспомощным, он впервые осознал — они все могут умереть.
Больше всего Мародеры боялись за Лили — многие волшебники из семей маглов были убиты в последние месяцы вместе с родителями. Сириус, как и Джеймс, пытался оградить подругу, которая рвалась в бой не меньше мальчишек, и списывал все свои тревоги и тошноту на страх за близкого человека, но…
Постоянно давило чувство вины. Что, если бы он тогда вернулся к Блэкам? Что, если Беллатриса была искренна? Что, если бы он мог ей…помочь? Она бы не упала тогда так низко. И у Пожирателей Смерти стало бы на одного могущественного темного мага меньше.
А теперь Сириус смотрит в черные глаза и чувствует, как что-то внутри обрывается.
— Ты же не всегда была такой чокнутой сукой, Белла.
Женщина лишь вопросительно вскидывает брови, улыбаясь со злой насмешкой.
— Белла-Белла, моя Белладонна… Вернись.
В шепоте мольба, губы касаются виска. Узловатые пальцы все еще врезаются в плечи, Сириус неожиданно понимает, что его некогда хрупкая изящная кузина стала жилистой и жесткой. Такая и кулаком вмазать может — мало не покажется.
Заостренный коготь волшебной палочки утыкается в кадык. Сглатывает, чувствуя, как адамово яблоко, перекатываясь, натыкается на острие. Противоестественное возбуждение.
— Куда мне возвращаться? Я в своем доме и на своем месте, — она посмеивается, говоря приглушенно.
— К Блэкам. Эти люди…
Сириус уже давно совершеннолетний, но чувствует себя тупым бесполезным подростком. Хочется сказать что-то убогое вроде «эти люди втянули тебя в плохое дело», и Бродяга сам почти смеется над собой.
— Ты хотела, чтобы я вернулся к Блэкам. Я вернусь. Я прекращу все общение с Поттером… Поттерами. Но только если ты уйдешь от Лестрейнджа и Пожирателей смерти.
Это звучит пиздец как наивно, однако, Сириус старается говорить твердо и спокойно. В глубине души он понимает — его предложение не подействует. Еще глубже он надеется, что все же сможет достучаться до того, чего нет в Беллатрисе. И не было, вероятно, никогда.
Лестрейндж театрально делает вид, что задумалась. Даже палец прикладывает к подбородку — в выемку под нижней губой.
— И что же я буду делать, уйдя от мужа? Как мой поступок воспримет семья? — Белла подыгрывает, еще не издеваясь, но уже почти.
— Блядь, Белла! Я не знаю, выйдешь замуж снова, мало что ли чистокровных семей?
Гребанная наивность. Все это звучит как говно, потому что повернутые на чистоте крови семьи свято чтут традиции и крайне негативно относятся к разводам, но то, что Блэк говорит дальше, звучит как говно еще большее.
— За меня выйдешь замуж, мне плевать, а родители порадуются.
Беллатриса смеется ему в лицо.
И от этого смеха Сириуса прошибает холодный озноб.
— Милый-милый Сириус, — ласка в голосе звучит зловещей, а он теряет последнюю надежду. — Хорошо, давай так и поступим, но мне нужно кое-что еще.
— Что?
Сириус хмыкает, уже зная наверняка, что так они не поступят.
Ее пальцы дергают за ремень — похотливая сука — Сириус ухмыляется, сокрушенно понимая, что это будет в последний раз.
Лестрейндж прижимается к нему грудью, смотря снизу вверх и на сладком выдохе шепчет:
— Принеси мне кишки рыжей грязнокровки Поттера.
Если бы Сириуса заставили выбирать между жизнью Лили и Беллатрисы, он бы всегда выбирал Лили. Даже если бы Беллатриса была его женой. Даже если бы у них были дети. Даже несмотря на то, что Белла важнее. Будто ее смерть — дело решенное и по умолчанию правильное.
Сегодня он берет ее по-собачьи: толкает к дивану, комкая подол черного платья, прижимается пахом к холодным ягодицам. То ли потому что не хочет видеть лица, то ли потому что анимагическая сущность оставляет свои следы в поведении магов. Вероятно все же первое, но Бродяга предпочитает считать, что второе.
Черные локоны разметались по спине, Сириус хватает их в кулак — с виду кажутся жесткими и острыми, как металлическая проволока, но на ощупь мягкие точно птичий пух. Тянет на себя, будто бы собирается сломать светлую шею. На мгновение это кажется отличной идеей: убить Беллатрису прямо сейчас. Принести пользу обществу. Уничтожить одного из сильнейших пожирателей смерти, который в ином случае еще не один год будет оставлять за собой кровавый след невинных.
Кривая, точно ведьмин палец, волшебная палочка лежит, выроненная, на полу, пока ее хозяйка стоит, вжимаясь в диванную спинку. Еще одна насмешка Беллатрисы над глупым младшим братцем — она прекрасно знает, что у него не хватит ни сил, ни решимости, ни желания. Кишка тонка и слишком много сентиментальности.
Черная прядь закручивается вокруг женской шеи. Давит, зная, что не сможет задушить. Понимает, что ей это нравится, и желает, чтобы ей это нравилось. Тысячи раз после Сириус будет жалеть о том, чего не сделал, но сейчас, входя в нее и слыша нетерпеливый сдавленный стон, жалеет только о том, что они потеряли целых два года.
Ее холодное тело постепенно разогревается от движений, кожа под горячими ладонями становится теплее. Лестрейндж на момент начала была практически сухой и какой-то узкой, сжатой. Сириусу кажется, что ей больно.
— Что, «муж» тебя совсем не трахает? — вкрадчиво говорит Блэк, наклоняясь к ее лопаткам. Снова тянет за волосы.
— А у тебя уже пропало желание им стать, стоило мне заикнуться о вашей сучке? — отвечает язвительно, поворачивая откинутую назад голову, чтобы увидеть его лицо хоть краем глаза. Хоть уловить движение.
Этот козел был настолько сексуальным, что даже стремная бородка с усами, которые он начал отращивать на седьмом курсе будто какой-то мушкетер и которые никому никогда не шли, делала его еще сексуальнее, просто до мурашек. Когда брат только сообщил о том, что собирается нанести визит, она уже поняла, что пропала. Это должна была быть их последняя встреча, и Беллатриса хотела получить от нее все, что можно.
— Ты же знаешь, что это блеф. Я никогда бы на тебе не женился.
А вот и тот Сириус, который ей нравится до чертиков. Злой, надменный и горячий как адское пламя. Относившийся к ней как к собственной шлюхе. Беллатриса верила, что родилась, чтобы <i>служить</i>. Фанатично и раболепно обожая своего Господина, готовая ради него свернуть горы и уничтожить любого, даже саму себя. Сириус больше не смог бы им стать — она нашла того, чья сила превосходит всех, того, чей ум блестящ, а идеи и ценности вторят ее собственному «Я». Беллатриса готова идти за Томом Реддлом куда угодно, делать все, что ему угодно, но…
«— Мне так жаль, но ты должна избавиться от Сириуса Блэка. Мы уничтожим Орден Феникса, каждого его члена, будь то Блэк или Пруэтт».
Притворно-сочувственный голос господина звучит в ушах как лучшая музыка, ласкающая слух, но его слова заставляют слабо колебаться. Она должна убить Сириуса. Она убьет Сириуса, она обязательно убьет Сириуса…
О Боже, еще.
Чувствовать его в себе по-мазохистски приятно, несмотря на то, что последние месяцы Белла вообще не испытывала полового влечения как такового. Возбуждение и наслаждение она получала в основном от пыток, которые стали альтернативой сексу, но сейчас будто снова вернулась в семьдесят пятый год. Утыкается щекой в шершавую поверхность дивана, держится за обивку, не заметив, что сломала себе два ногтя — один палец даже кровоточит.
Ладони оглаживают бедра; шлепает по ягодице, заставляя кожу загореться. Сдергивает лиф платья, чтобы оголить грудь и заставить ту качаться в такт движениям.
Сириус всегда порывист и резок, даже будучи мальчиком он уже казался маленьким соблазнительным дьяволом. В каждом Блэке было что-то темное, и как бы Сириус ни пытался игнорировать свою тьму ради друзей, он оставался Блэком: ни Поттером, ни кем бы то ни было еще.
Ему нравилось причинять боль Беллатрисе, потому что уж она-то точно этого заслуживала. Возможно, ему бы понравилось причинять боль и другим, если бы не своенравность и принципы. Возможно, он стал бы прекрасным последователем ее Господина.
Колени горят от напряжения и трения. Влагалище пульсирует, и Сириус практически чувствует это. Его собственное сердце стучит где-то в ушах, и Блэк уже не понимает, откуда доносится стук — из собственной головы или снаружи.
— Родольфус пришел, — голос Беллы тих и сбивчив из-за прерывистого дыхания.
— Пусть присоединяется.
Раздражает.
— Заткнись.
Во взгляде колдуньи мелькает что-то странное для нее, непривычное — горечь. Сириус действительно затыкается, пока она пытается вытеснить из головы воспоминания о том времени, когда муж поначалу «развлекался» с ней вместе со своим братом. Первые месяцы замужества Белла только с кузеном и сестрой чувствовала себя в безопасности. А потом решила во что бы то ни стало стать сильнее, и сейчас Родольфус с Рабастаном были у нее под пятой, а не наоборот. Даже несмотря на то, что Родольфус считался школьным приятелем господина. Беллатриса чертовски мстительна и целей своих добивается всеми силами.
Супруг не посмеет войти, пока она не впустит. Она главная в этом доме. Эти мысли приносят своеобразное удовольствие.
Когда Сириус кончает в нее, Белла решает, что не будет сегодня чиститься. Хочется продлить ощущение близости еще ненадолго. Маг разворачивает ее — тяжело дышащую — к себе, снова берет за плечи. Его глаза — мокрый пепел. Молчит, снова ищет что-то в глубине зрачков, а там только глазное дно и ничего больше.
Белла раздвигает ноги как шлюха, полулежа на диване, и цепляется за его жилетку, пачкая кровью с пальца. Кусок ногтя болтается, и она обтирает руку о жакардовую ткань, оставляя ноготь повисшим на ней.
— Уходи, Сириус.
Качает головой.
— Уходи. Когда мы встретимся в следующий раз — я убью тебя.
Говорит твердо, спокойно, уверенно, и Сириусу не приходится сомневаться в честности этой угрозы. Обещания.
— Сегодня у тебя уже рука не поднимется?
— Давай-ка лучше ты используй свои руки, если ничего другого у тебя уже не поднимется, — Беллатриса смеется практически искренне, как в детстве. — Между прочим, я не кончила.
— Я знаю, — он наклоняется к ее лицу, чтобы поцеловать, и Лестрейндж впервые за два года по-настоящему расслабляется.
В тот раз Сириус постарался быть с ней мягче. Практически нежным, совсем как когда они были детьми: объятия, легкие поцелуи, ласка. Беллатриса не смогла выполнить задание, данное ей Тёмным лордом, а он не смог ни переубедить ее, ни сделать то, что она должна была сделать с ним. С того дня они стали непримиримыми врагами, и чем дальше, тем сильнее ненавидели друг друга.
Она — под увещеваниями своего господина, видевшего ее сердце и мысли насквозь. Шепчущего во снах, что ублюдок предпочел ей — грязнокровку и не заслуживает жизни.
Он — защищая людей, заменивших ему семью. Плачущих от потери товарищей, уже убитых рукой Беллатрисы Лестрейндж.
Когда мы встретимся в следующий раз — я убью тебя.
В Азкабане они встретились только взглядами, мельком, и то, Сириус не был уверен, что сестра, находясь под заклинанием, его узнала. А она действительно не узнала, иначе разбила бы себе все кулаки в кровь. Но Империус, туманящий разум и полностью подчиняющий волю, делая послушной, не оставил ни одного воспоминания о прибытии в тюрьму.
Когда Белла услышала, что Блэка упекли в Азкабан, что-то внутри заворочалось, шурша и пощелкивая. Его обвинили в убийстве Хвоста и предательстве Поттеров — какая ирония. Беллатриса торжествовала, и в то же время в голове назойливо стучала мысль, что ей хотелось бы, чтобы это обвинение было правдой.
Тогда бы она лично вытащила брата из неприступной крепости, потому что кроме него после потери Тёмного лорда у нее никого не осталось.
Но мерзкий ублюдок просто пытался отомстить за своего дружка и то животное. Мерлин, а ведь сам Тёмный лорд предлагал им присоединиться к Пожирателям смерти, и обещал в ответ на нытье Снейпа оставить эту тварь в живых.
За последние годы в Беллатрисе осталось слишком мало человеческого.
Она бьется о каменные стены своей камеры и истошно кричит, не зная, где же Блэк. Она так хотела сюда, к нему. Убитьвыпотрошитьразорвать. Даже не пыталась ни прятаться, ни сотрудничать с министерством, все, что ей было нужно — попасть в херов Азкабан и исполнить желание повелителя, стучащее в висках.
ты должна избавиться от Сириуса Блэк
Они двенадцать лет сидят спиной к спине, отделяемые друг от друга только кирпичной кладкой.
А потом Сириус сбегает, и Беллатриса, узнав об этом, испытывает такой дикий ужас и разочарование, что с трудом удается сберечь хотя бы крупицы рассудка. Она верит — Господин скоро восстанет, и тогда придет ее час. Ее Лорд не бросит ее здесь, в отличие от проклятого кузена.
Незадолго до возвращения Лестрейнджей Сириус будет стоять у гобелена с несколькими выжженными портретами, рассказывая крестнику о членах своей «семьи». Наконец оказавшийся подальше от ада под названием «Азкабан», он нашел семью в юном мальчике, сыне своих самых близких друзей, с чьей утратой так и не может смириться. Гарри для него — воплощение Джеймса и Лили, и Сириус даже не знает, кого видит в парнишке больше.
Блэк измотан бездельем. Даже скрываться от мракоборцев на Юге было лучше, чем сидеть в ненавистном доме. Здесь все напоминало о людях, которых Сириус ненавидел и от которых бежал, каждая вещь связана с каким-нибудь воспоминанием. А каждая горизонтальная поверхность — с Беллатрисой. Какая злая ирония, что теперь он заперт именно тут. Сириус часто пытается успокаивать себя тем, что «хотя бы не с дементорами», но в то же время завидует крестнику, столкнувшемуся с ними летом.
Когда Гарри с любопытством заводит разговор о Лестрейнджах, в Сириусе поднимается волна негодования. Непреложный обет никогда не позволит ни слова сказать о том, что было между ним и его кузиной, да и Мерлин, если бы кто-то узнал, он бы точно наложил на себя руки. Гарри не понимает, почему крестный злится, но стоит заговорить о Беллатрисе, как Блэк становится резок и груб. Он лжет, что не видел ее лет с пятнадцати, если не считать короткого взгляда в Азкабане, и практически кричит на ничего не понимающего мальчика. Выплескивает клекочущую в глотке все эти месяцы злость.
Да, она-то уж точно ему не родня. Родных не трахают. Родные не убивают тех, кто тебе дорог. Они слишком давно оказались по разные стороны баррикад, чтобы Сириус мог позволить себе слабость сожалеть. Только святая кристально-чистая ненависть.
Такая же чистая, как их кровь.
В середине зимы Блэк узнает, что Лестрейндж сбежала из Азкабана, и понимает, что скоро все наконец-таки кончится. Это радует больше, чем расстраивает. Сириус слишком устал. Сириус готов принять смерть.
Он хочет снова увидеть Джеймса и Лили.
Когда летом тысяча девятьсот девяносто шестого брат и сестра встречаются, в горле обоих появляется жесткий ком. Если пятнадцать лет назад, когда он видел ее в последний раз, Беллатриса была безвольной под действием Империуса, но цветущей невероятно умной женщиной, то теперь перед ним предстала окончательно потерявшая рассудок убийца, в которой не осталось ничего кроме раболепного желания угодить Волан-де-Морту и страсти приносить страдания.
Но приветственная «Авада Кедавра», пролетевшая в миллиметрах от головы пригнувшегося Сириуса, не смогла бы его убить, даже если попала бы. Лестрейндж знает это, поэтому когда кузен принимает приглашение к дуэли, старается использовать те заклинания, которые не требуют твердого желания убить, однако, могут оказаться смертельными. Беллатриса ненавидит ложь, но сейчас в первую очередь нужно обмануть саму себя.
Она должна его убить, должна избавиться от последнего препятствия (неизвестно к чему). Должна отомстить — за оскорбление, за одинокие годы в Азкабане, за то, что стал причиной Господина считать, что она недостаточно преданна. И почему-то последняя схватка похожа на жуткий танец, смертельное танго, в котором партнеры норовят друг друга прикончить, но так и не могут.
«Она, наверное, расстроится, если я останусь в живых», — буднично мелькает в вихрастой голове. «Она ведь обещала».
Иронично, что сражение проходит именно в этой комнате. Еще ироничнее то, что Сириус сам осознанно перебирается поближе к платформе, на которой возвышается Арка смерти. Мужчина откидывает челку со лба, а его противник млеет от этого простого движения.
Блэк один из сильнейших светлых магов после Дамблдора, Грюма или Бруствера, поэтому по способностям и силе ничуть не уступает Лестрейндж. Движения изящны, практически картинны, на губах играет легкая улыбка, а прищур светло-серых глаз весел и любим. Белла последние минуты восхищается его красотой, которую до конца не смогло уничтожить даже заключение в самой страшной тюрьме волшебного мира. Белла вспоминает малыша в колыбельной, которую тайком качала, когда уходила нянька.
Как же так вышло, что ребенок, которого она когда-то хотела защитить, вырос и стал ее врагом?..
Впрочем, это все больше не имеет значения.
Колдунья выкрикивает обездвиживающие заклинания, потому что не может и не хочет придумать ничего другого, пока Сириус, играючи, уворачивается и смеется. Это непростительно и доводит до исступленной ярости, злости на саму себя, но неосознанное желание тянуть время оказывается сильнее. Они продолжают бой, не видя никого кроме друг друга. Сириус не помнит о Гарри, Беллатриса не помнит о Темном Лорде. Сейчас в Комнате Смерти существуют только они. Двое. Волшебные палочки мелькают, сыпля жгучими искрами на испачканные кровью и грязью мантии.
— Ну же, давай! Посмотрим, на что ты способна! — насмешливый голос звучит последний раз, разносясь эхом по стенам амфитеатра. Провоцирует на что-то большее, но Белла может только повторить:
— Остолбеней.
Красный луч ударяет прямо в грудь, и мужчина замирает. Оба поражены тем, что все произошло так быстро и резко. Казалось, их последняя дуэль должна длиться вечно: она должна вечно слать ему оглушающие проклятия, а он — уклоняться. В последнее мгновение обоих насквозь прошивает единственное чувство: страх.
Сириус падает в черный занавес с улыбкой на губах. Беллатриса улыбается тоже.
— Я убила Сириуса Блэка!
Слова обжигают.
— Я убила Сириуса Блэка! Я убила Сириуса Блэка! — она вопит практически счастливо и кружится в подобии танца. Наконец-то! Сколько лет она об этом мечтала и сколько лет ждала? Сириус Блэк мертв, и Тёмный лорд больше не станет в ней сомневаться. — Я убила Сириуса Блэка!
Свободна, окончательно освободилась от всех этих чувств, в ней больше ничего нет. Беллатриса твердо говорит себе это и игнорирует боль в висках. Снова победно кричит: — Я убила Сириуса Блэка!
Его сердце остановилось, а ее бьется так быстро, словно за двоих.
— Я убила Сириуса Блэка!
Я любила Сириуса Блэка.
Мерлин, она и правда его убила.