сайко-комон

колючая шерсть скрежет по шее, от чего хочется разорвать вещь на куски, а следом и сжечь, чтобы никогда больше не чувствовать это покалывание. оттягивая ворот водолазки, Шото медленно растирает раздражённую кожу, а после, отпустив чёрную ткань, поправляет шёлковый галстук, ласкающий огрубевшие ладони. на бледном лице застыло спокойствие, похожее в большей степени на равнодушие; для него мир застыл в ожидании одного лишь момента. Тодороки знал, что если покажет свою слабость, то ему конец.  люди слишком любят бить в уязвимые места, и не важно, кулаками или словами, — так бы сказала его мать, если была рядом. но её нет. скоро и отца тоже.

в коридоре слышатся твёрдые уверенные шаги, и нутро, всегда ледяное, начинает обрывисто, в такт сердцу, жечь. он понимает, что пошёл на рискованное дело, связавшись с этим человеком, но другого выхода Шото не мог найти. тень быстро проносится под светом белых ламп, и останавливается у самой двери. напряжённая тишина. он переводит взгляд на панорамный вид на город в окне, отвлекаясь от грядущих проблем, которые теперь дышат в затылок. за спиной раздаётся звук повёрнутой ручки, а после и шевелящихся петлёй. тихое, слишком обычное проникновение. такое же, как и у самого Тодороки. от этой мысли укол раздражения ощущается в солнечном сплетении. Шото отворачивается от окна, и лёгкий холод проходит по разгорячённому телу.

на пороге стоял молодой человек, вид которого внушал тревогу с одного лишь взгляда; от него веяло опасностью на расстоянии, будто она — дорогой парфюм высокого качества. он был одет в костюм, но официальность образа потерялась в неаккуратности — закатанные до локтя рукава, местами помятая рубашка, неправильно завязанный короткий галстук, нелепо торчащий из под жилета. но, смотря на эти мелочи,  Шото вдруг забывает о изъянах юноши, когда изумрудные глаза смотрят прямо в его. в них он видел что-то цепляющее, не похожее ни на что другое; он никогда не видел подобного взгляда, насыщенного колкой серьёзностью вперемешку с игривым азартом. завидев его впервые, Тодороки навсегда запомнил эти глаза и этого человека, стоящего на пороге, будто в ожидании аплодисментов.

— ну здравствуй, — начал он, медленно проходя в номер. стук туфель по тёмному паркету растворялся в глухой тишине. скользя взглядом по комнате, он явно высматривал что-то, а потом, переводя взор на Тодороки, взглянул на него с ожиданием.

Шото неожиданно заморозил нервозность в нутре и не понятно, льдом или хладнокровием, бурлящем у него в крови. наполовину омерзительной и гадкой крови. он молчал, будто игнорируя приветствие, хотя и знал, что отвечать нет смысла. отстранённость — ключ к успешным отношениям, пусть и не навязчивых, а всего лишь рабочих. осторожность — залог успеха, важное составляющее в любом вопросе и сфере, но больше всего она нужна была в мафии. в прогнившем обществе оставаться наивным и жизнерадостным подобно попытке выжить в горящем доме. такую мысль разделял с Тодороки и прибывший гость; в проёме появилось две крупные фигуры, облачённые в костюмы. лица мужчин были невозмутимыми и напоминали каменные; суровый вид качков с галстуками вызывал больше отвращение, нежели угрозу. метнув изумрудными глазами в их сторону, юноша слегка развёл руками и начал обходить кресло, стоящее перед ним.

— я привёл друзей, — снова заговорил  зелёноволосый, усаживаясь в кресло, — ты ведь не против?

подходя к журнальному столику, Шото пронзительно, с долей презрения смотрел на парня. в его равнодушно серьёзном лице он видел ту беззаботность, присущую детям, которую он никогда не мог испытать, и в голове дёрнулась нить. нить зависти. но в тот же момент дёргающаяся сталь пришла в норму, и по позвоночнику прошлась уверенность; его спина выпрямилась. взяв бутылку «Jack Daniels» в руку и присев напротив, Тодороки наконец ощутил энергию этого пацана.

— мне нет до них дела, — холодно проговорил он, стреляя взглядом в стеклянную поверхность. в безграничной черноте отражался блеклый свет ламп, спрятанных у основания потолка, а прямо на ней стояло два стакана, заманчиво блестя на хрустальных рёбрах. поднимая разного цвета глаза Шото приподнял брови, более спокойнее спросив, — виски?

— не откажусь, — резко шевельнув уголком рта кудрявый, сложив руки в замок на груди и с выжиданием смотря на клиента.

Тодороки открыл бутылку дорого алкоголя, наливая по шоту каждому; запах выдержанного ячменя заполнил зал, дурманя рецепторы. дёрнув рукой, гость схватил стакан в лёгкой манере и, поднося к потрескавшимся губам, беззаботно отпил содержимое. такой настрой напряг Шото, который только успел взять стеклянное изделие в руки; эта лёгкость и быстрота движений заманивала. парень в костюме был похож на куклу с мрачным лицом, ловко двигающуюся и обрывисто отвечающую. он как книга, лежащая открытой на середине, с пустыми страницами, но пролистанная от и до. это в какой-то мере отталкивало разноглазого от него, и в той же степени заманивало. в ловушку.

— благодарю, — отвечает на предложенное он, бросая косой взгляд на дверь. в проёме стояла охрана, потупив взгляды на боссе, не решаясь в решении закрыть дверь или оставить все как есть. махнув кистью, юноша молча призвал вышибал внутрь, с бесстрашным выражением лица глядя на них. те вошли, закрыв за собой дверь, и встали позади хозяина, потупив взгляд теперь уже на стене.

сделав небольшой глоток, по телу Шото прошёл приятный огонь; отказываясь от наследия отца, потехи все равно рано или поздно напоминали ему о его сущности, от чего в груди скребло и внутреннее пламя приобретало обороты. его не устраивало нынешнее положение, в котором сейчас находился он и его семья. пока эгоистичный Старатель геройствует, его несчастная жена увядает в психушке, в то время как сын становится на темную сторону, ломая все достоинство папочки. 

«как жаль» — проносится в голове у Тодороки. вместе с тем по сосудам бегает алкоголь, а он вливает в себя остатки. юноша не понимает, зачем он хочет сейчас напиться, — деловая встреча ведь, — но от этого хоть немного, но становится легче.

наконец он сможет сделать то, о чем так долго мечтали он и его семья; пусть весь лицемерный мир содрогнётся от содеянного Шото, возмущаясь и сожалея, но он никогда не будет об этом жалеть. никогда.

— Мидория Изуку, — заговорил он, с вызовом проговаривая имя сидящего напротив юноши. тема диалога сменилась в нужное русло, и теперь цель их встречи будет оглашена, — я хочу, чтобы ты убил Старателя.

в номере застыло молчание; оба сидели в предвкушении следующего шага друг друга, вцепившись друг в друга взглядами. шум городской жизни за окнами кое-как позволял отличить реальность от сна; вся эта вычурность и деловитость, проявляющаяся в словах и действиях, от неё тошнило. и это чувство отвращение лишь усилилось, когда в тишине раздалась усмешка, перерастающая в смех. звонкий и нечёткий, хохот отражался противным эхом от стен, застревая в головах присутствующих; грудь дёргалась от этого хриплого ужаса, сорвавшегося с его губ. не смотря на то, что смех был не громким, он надолго останется в разуме Шото, отголосками отдаваясь в моменты слабости, сводя с ума.

— сын хочет уничтожить своего отца, — заговорил сквозь хихиканье Мидория, переводя дыхание и ухмыляясь, — чем не драма?

лоб Тодороки рассекла морщина, и он, с хмурым видом, сжал руки в кулаки. сдерживая себя, он был с радостью врезал этому психу, но время оказалось не подходящим. откинувшись в кресле, он сверлил Изуку холодным взглядом, но улыбка с лица чудика никуда не исчезала. двуличность этого парня вселяла тревогу и отвращение. эта резкая перемена настроения, сопутствующая неизменным колким взглядом, помыслы в котором определить было невозможно. обычно глаза больше всего выдают человека, но зелёноволосый оказался редким исключением – он прятал в изумрудах чувства, выставляя внутренний мир в действиях и насмешках. и не понятно было, действовал на него так алкоголь, молниеносно ударивший в голову, или натура Мидории сама по себе такая раздражающая. 

— пришел клоунаду разводить? — холодно, без эмоций отрезал Шото, ставя стакан на стол, с отчуждением глядя на ухмыляющегося юношу, - я не для того тебя звал сюда. у меня есть заказ, потому, прояви уважение, выполни.

уголки губ паренька поползли вниз; брови прогнулись под силой огорчения – внезапная хмурость в образе, торжествующая совсем недавно, была тому подтверждением. отпивая от стакана, он выпрямился в кресле; в его до безумия переполненных эмоциями очах Тодороки завидел искру, мимолётно мелькнувшую в тёмном омуте. подобный блеск в глазах нездоровых людей по опыту Шото предвещает что-то плохое и резкое, но почему-то ничего не происходило; юноша насторожился.

— да, ты прав, не стоило, — с раскаянием и некой иронией проговорил Изуку, поджимая губы и едва кивая головой. «если он сейчас и притворяется, то из него хороший актёр» - пронеслось в мыслях Тодороки, глядя, как меняются маски на лице гостя, — так какова цена? может, какие-нибудь требования?

— 9 миллионов йен, — все так же отстранённо говорит он, но в тени его лица, о существовании которой знает лишь сам Шото, злорадно улыбается азарт, сверкая белыми зубами. он знает, что такие цифры обязательно подкупят мафиози, потому внутри снова грел огонь уверенности. чувство власти переходило в его руки, и даже если Мидория притворяется невинным, скрывая ад в себе, он все равно не отступит от своей цели. 

снова раздался смех. на этот раз не наигранный, но более спокойный и короткий; будто его слова оказались шуткой, смысл которой смог понять только человек напротив.

— за голову отца... — заговорил Изуку, притихнув, как только заметил острый взор клиента. хрустя пальцами, он взглянул на него с той же усмешкой, что и ранее; детский настрой этого парня подбешивал Тодороки, – смешная цена за голову такого человека, как он.

— а какой он, по-твоему, человек? — яростно вставляет юноша, сжимая зубы. Гнев внутри вскипел, стоило человеку в костюме открыть рот насчёт Старателя. он привык реагировать резко на подобную тему, потому что порой люди переходили черту, опуская или восхваляя героя, и это задевало юного Тодороки. и сейчас ему не хотелось слушать однотипную речь от такого ненормального, как Изуку. 

— целеустремлённый, — чеканил Мидория, с прищуром смотря будто сквозь Тодороки, — жестокий, холодный. мы с ним чем-то похожи, да? особенно ты. у тебя взгляд, как у него — беспристрастный, отчуждённый. будто смотришь в душу. только вот Старатель – герой, уничтожающий нас, злодеев.

на лице какое-то время была серьёзность, однако он снова выдал кривую усмешку, вслед за которой последовало сверкание зубов, отражающих тусклый свет ламп. Изуку нравилось играть с чувствами других; Шото знал это из уст коллег, но он никогда бы не мог подумать, что пацан может играть на нервах настолько искусно. в тот момент он кажется самым раздражающим человеком в мире.

желание встряхнуть мальца росло с каждой секундой сильнее, но юный Тодороки подавлял чувство злости; не для успешных переговоров, нет, а потому что он всегда был таким. пропускал сквозь себя все слова, все действия с хладнокровным настроем, а потом, оставаясь в одиночестве, просто пялился в одну точку, пытаясь отпустить весь негатив мысленно; бывало, душа переполнялась до края, и он, сам не замечая того, плакал — тихо, отчаянно, отпуская гнев. так он и пропускал едкость и порочность Мидории, держа огонь под куполом.

— я не собираюсь выслушивать мнение очередного мафиози обо мне и моем неидеальном отце, — спокойно заявляет Шото, будто слова, прозвучавшие до этого, просто не существовали. ему толком надоела эта странная беседа, и он не собирался тянуть её до последнего. его волновал итог, но решение оказалось сложнее, чем он думал, — либо мы заключаем договор, либо ты уходишь.

вызов, в котором явно звучала неприязнь, кажется, никак не повлиял на зелёноволосого. он, чуть приоткрыл губы, а брови его едва сдвинулись с прежней позиции. он встаёт с кресла, гнёт пальцы и кидает многозначительный на него взгляд. мгновение — и Изуку стоит у окна, сложив руки на груди. застыв, точно статуя, он отвернулся от Шото, смотря на виды из окна. Мидория какое-то время молчал, просто пялившись в стекло; и вот, сквозь тишину, зазвучал его хрипловатый, звонкий, все ещё детский голос.

— в моей власти как минимум половина Токио, — будто раскаиваясь, начал он, чуть повернув голову в сторону Тодороки, — каждый уважающий себя мафиози знает, что лучше не вставать у меня на пути. ты можешь получить все, что угодно, но только знай одно правило, — зелёные глаза встретились с разноцветным взором юноши, Изуку развернулся к Шото, чуть разводя руками в перчатках, — не предавай и будь честен. Я, конечно, не хвастаюсь, но называть меня очередным мафиози… — гримаса парня исказилась в разочаровании и смущении, — не находишь это неуважением?

Тодороки молчал. да и не было смысла отвечать этому психу с явным биполярным расстройством, что стоял, с выжиданием смотря на него. ничего, практически, по отношению к Мидории не поменялось; возможно, он теперь будет более обходителен, но для парня со шрамом он оставался все тем же клоуном. медленно возвращаясь на место, Мидория отдаёт предпочтение подлокотнику; сложив одну ногу на другую, он смотрит на Тодороки, словно пытаясь что-то сказать, но обдумывая сказанное. виски допит, сидеть ему в тоску, — остался разноцветный, сидящий напротив; нервишки у Шото крепче, чем у кого бы ни было, встречаемых юношей.

— я тут подумал… я бы отдал больше за такую шишку, как Старатель. 11 миллионов, — вставляет он, чуть откидывая голову и ухмыляясь. Шото хочется улыбнуться в ответ, — да, он знал, что якудза купится!, — но он все так же холодно смотрит на него.

— договорились, — завершает Тодороки, вставая с кресла, чтобы пожать руку, как знак договора, но, не успев и разогнуть колен, был грубо опущен обратно.

в мгновение ока рядом с ним оказался зеленоглазый, стоящий у кресла; оглянувшись, Шото замечает, как закрывается дверь и он остаётся наедине с Мидорией. его близкое присутствие напрягает до мурашек, но тот спокоен так же, как и пару минут назад у окна. Изуку стоит, поправляя перчатки и пронизывая гетерохромного все тем же диким взглядом, что и в самом начале. подходя к столику, снова наливает по стакану; в немой тишине звук льющегося алкоголя, словно успокаивающая мелодия для души. скрежет кожи, шуршание дорогой ткани, едва слышное дыхание мужчин – все сводило с ума при лунном свете, пробивающегося сквозь окна.

протягивая стеклянное изделие парню, Деку садится на колени Тодороки, что все ещё не отошёл от происходящего. отталкивать парня не хочется, но и позволять ему подобное не было желания и сил. лёгкий, как перо, зелёноволосый развернулся к нему лицом и, улыбнувшись, подставил свой стакан к руке Шото. стук хрусталя прозвенел в молчании. выпивая все залпом, Изуку пытается заглянуть в разные глаза наследника Старателя, найти изъян в этом «идеальном ребёнке»; но, почему-то, кроме холода и удивления, он ничего не обнаруживает.

— так ты пить не будешь? — спрашивает Мидория, садясь в позу лягушки и зажимая ноги Шото в свои. в ответ он лишь получает прищуренный взгляд, означающий согласие. 

рассматривая веснушки Деку, Тодороки не замечает, как стакан ловко пропадает из ладони, оказываясь у мафиози. тот пьёт его медленно, словно дразня юношу, которому, в общем-то, все равно; Шото желает скорее убраться отсюда, лишь бы не быть в этом дурном сне, что будто тёмный туман окутал его разум. во мраке изумруды Мидории горят, как две полярные звезды, и это… завораживает. не смотря на бескультурное и странное поведение, он выглядит лояльно и, можно сказать, вселяет какую-то веру в его влиятельность силы . Изуку – кукловод, что вводит в транс своим поведением, а потом заманивает себе в шайку, дёргая за верёвочки; черт его знает, какими принципами тот промышляет, но, судя по их первой встрече, не совсем адекватными и честными. трюки, выкидываемы Деку, не действовали на Тодороки, хоть он и пытался этого не показывать; это порядком надоедало.

— что ты пытаешься этим добиться? — хладнокровно говорит Шото, переводя взгляд на стену, но так, чтобы зеленовласый этого не заметил.еЕго нервирует острый провокационный взор преступника, но он терпит; как, впрочем, и всегда, — деньги на столе, условия вроде понятны: сделать все без подозрений, в его резиденции, желательно отра…

— мне не нужны деньги, — встревает Мидория, ложа руки на массивные плечи парня, — ты – опытный якудза, с не прогибаемой волей и холодным характером. зачем ты просишь меня убивать своего отца? — он слегка трясёт Тодороки, что начинает беспокоиться, — ты же сам легко сможешь это сделать! Почему?! Может, ты меня не поймёшь… но для меня это честь, нести этот тяжкий крест. ты – благородный соперник в этих дурацких играх… то есть… — Деку запинается, опуская взгляд на красный галстук на шее; печальный взгляд чуть отражается в шёлке, а после и он оказывается в его руке. Мидория показывает свою слабость, что приводит Шото в ступор. он снова поднимает очи, встречаясь с серо-бирюзовыми и неожиданно его взгляд обретает серьёзность, — ты достойный якудза. стань моим сайко-комоном, Шото Тодороки.

момент он молчит, лишь обхватив шею гетерохрома и по-кошачьи заглядывая ему в душу. кажется, этот момент длится вечно, застыв в призрачно-бледном лунном свете, среди оживлённого ночного города в опьянелых головах обоих. Шото был готов продать душу самому дьяволу ради этой вечной минуты, даже если бы им был Мидория, коварно улыбающийся блестящими глазами и прижавшийся к его торсу, будто он — лучший наркотик в этом чёртовом мире.